Моя Оборона! Лихие 90-е (СИ) - Март Артём. Страница 44

Наконец, я напрягся, подсел и изо всех сил ударил Гошу головой в лицо. Тот замычал, опрокинулся, упал. Нож зазвенел по жесткому от краски деревянному полу. Гоша приходил в себя совсем недолго. Почти сразу полез к дробовику, оказавшемуся рядом.

Я бросился к Гоше, пнул по руке, когда он уже схватился за оружие. Ружье снова отлетело, а Гоша заорал, схватившись за кисть.

— Сука! Сломал! А-а-а!

Игнорируя его крики, я опустился к нему, схватил за ворот рубашки. Ударил в лицо, потом еще, еще и снова.

Гошины губы лопнули, как спелые вишни, брызнули красным. Щелкнуло где-то в скуле, после чего правый глаз над ней быстро заплыл. Последним ударом я хорошенько приложил Гошу в нос. Бросил его на пол.

Встал, переводя дыхание.

— Ты заказал меня, сученышь. Ты или не ты? — проговорил я. — Вот этому ненормальному деду заказал!

Гоша не отвечал. Катаясь по полу, он держался за разбитое лицо, отплевывался.

— Так, ладно, — размял я сбитые руки.

Тело трясло от адреналина, но нужно было внимательно осмотреться и оценить ситуацию.

На узкой кухне царила разруха. Окно и вся стена под ним изрешечена дробью. Труп Потапина валялся под окном. Вокруг него замерла широкая лужа крови. В полу, там, куда в основном и пришелся второй выстрел, зияла дыра. Обеденный стол развалился, всюду валялись куски табуреток и осколки посуды. За разбитым окном лаем разрывался чей-то пес.

— М-м-м… Мля… — Потянул Гоша, переворачиваясь набок и сплевывая кровь.

Вот зараза… Старик же упомянул, что он отравил чем-то хозяйку и моих соседей. Сучий род… чем? Что за яд отложенного действия? Допрут ли врачи сами или будут лечить им пищевое отравление? Я снова бросил взгляд на труп деда. Старый киллер замолчал навек и уже не сможет ответить мне на этот вопрос.

— Слышь? — Я подошел к Гоше. — Ну-ка.

Опустившись, я отнял руки от его лица. Физиономия бандита заплыла еще сильнее и стала теперь похожа на одно сплошное кровавое месиво.

— Говорить можешь?

— М-м-м-м… Пошел ты… — С трудом проговорил он, шамкая разбитыми губами.

— Можешь, ладно.

Я стал обыскивать его, достал и откинул в сторону заряженный ТТ (почему-то он им не воспользовался), нашел в кармане брюк складной нож, портмоне, пейджер, расческу, ручку Паркер и сотовый телефон. Все вещи отправились в кучу, к пистолету.

— М-мне нужно в больницу, — отплевывался кровью Гоша. — Пожалуйста, отвези меня в больницу… М-м-м-м…

— Ну смотри, — я сел на корточки, рядом с ним. — Что мы имеем? Ты навел на меня этого старого клофелинщика, заявился ко мне домой и разнес полкухни из обреза. Отхватил по роже и теперь просишься в больницу?

— П-пожалуйста… Кажется, у меня сломано лицо! Я не вижу ничего! Не вижу!

— Значит так. Ты знаешь, чем эта гнида пыталась отравить меня? Она ж пыталась, я это понимаю. Да только все мимо. Но из-за тебя, сволочи, пострадали невинные люди. Теперь ты должен сказать, чем он отравил их.

— Я… я не помню. Да откуда мне вообще знать⁈ Пожалуйста! Мне нужно в больницу! Лицо очень болит!

— Ну, — я пожал плечами. — У тебя два пути: либо вспоминай, либо хрен тебе, а не больница. Ты ж, наверняка, говорил с дедом о чем-нибудь? Может, он что-то упоминал? Молись, падла, чтобы упоминал.

— Да я не помню! Не помню! — Гоша перевалился на другой бок.

— Так вспомни.

— Ну… Ну что-то было… Он, кажется, говорил что-то про яд поганки! Он отравил всех местных ядом поганки!

— Очень хорошо, — я встал. — Молодец, Гоша.

Я взял Гошин сотовый и позвонил в больницу. Трубку взял диспетчер.

— Здравствуйте, — начал я. — Сегодня к вам поступило несколько человек с адреса улица Дзержинского сто сорок три. У всех подозрения на пищевое отравление. У меня информация о том, что их отравили намеренно. Отравили токсином на основе яда поганки. Куда можно сообщить об этом?

— Так, сейчас, — засуетилась на том конце диспетчер. — С кем я говорю?

Я назвал свои имя, фамилию и отчество.

— Хорошо. Сейчас я продиктую вам номер телефона. Позвоните по нему. Вам ответит дежурный врач. Но предупреждаю, что все это мы передадим в милицию.

— На здоровье.

Распрощавшись с диспетчером, я перезвонил по номеру и рассказал все дежурному врачу.

— Спасибо, — серьезно ответил тот, — мы предпримем все необходимое немедленно.

— Эй! — Жалобно позвал Гоша, когда я положил трубку. — Ты обещал, что вызовешь мне скорую!

— Э, не, — я спрятал телефон в карман.

Потом переступил через корчащегося на полу Гошу и взял обрез за еще теплый ствол. Отправил к остальным его вещам. Я перебирал в голове разные варианты, и, честно говоря, не верил, что Гоша мог устроить все это самостоятельно. Наверняка за ним кто-то стоял. Хотя кто его знает? Может он и сам достаточно тупой, чтобы решиться на такой шаг.

— Короче. Сейчас ты расскажешь мне, зачем меня заказал Кулым. На кой черт ему моя смерть, и какого хрена ты пришел сюда, чтобы меня добивать из обреза?

— У меня кружится голова… Помоги мне сесть… Пожалуйста…

Я оттянул Гошу к стене и усадил к ней спиной.

— Ну? — Присел на корточки рядом.

— Это не Кулым, — с трудом заговорил он, щурясь от крови, которая залила ему глаза. — Он тут ни при чем. Это я заказал тебя Химику.

Надо же, значит, все-таки достаточно тупой. Не скрою, что я удивился, но не стал показывать своего удивления.

— Химик, — проговорил я. — Вот значит как. Видать, имя и фамилия, которыми он представился нам, были ненастоящими. Готов поспорить, что и его слезливая история — это тоже лажа.

— Я не знаю! Не знаю, как его зовут по-настоящему!

— И зачем же ты решил убить меня, а, Гоша?

Тот сглотнул, но закашлялся. Сплюнул кровью. С трудом разлепил не заплывший глаз.

— Из-за тебя, Летов, вся моя жизнь под откос пошла. Кулым считай, из братвы попер, держит на коротком поводке. Не доверяет. Седой считает стукачом. Прибить меня хочет, уж я-то знаю. Думает, из-за меня Михалыч узнал, когда нападать на Грааль.

— А, ты про расстрел ресторана?

— Да, — он кивнул. — Но я тут ни при чем. Христом богом клянусь, ни при чем. Да еще и… Еще и Маринка… Я ж люблю ее. Люблю, понимаешь? Мы с ней, с детства дружим. А когда ты нарисовался, она в мою сторону даже смотреть перестала.

— Ты это из-за девчонки, что ли? — Удивился я. — М-да, Гоша, ну ты даешь. Я тебе уже говорил в прошлый раз, повторю снова: во всем, что с тобой приключилось, ты сам виноват. Понял? Но тут уж извини. Спустить тебе то, что ты меня заказал, я просто так не могу. И не хочу. Более того, не стану спускать.

— Убьешь меня? — Сглотнул Гоша.

— Нет. Я не убийца. Но по заслугам ты, сука получишь. А там уж пускай твои авторитеты разбираются, как тебя за косяки привлекать.

— Если так, то я не жилец, — он снова сглотнул. — Нежилец, Витя. Меня ж кокнут. Седой кокнет. В больнице, а может быть в тюрьме, если в СИЗО посадят после всего, что сегодня случилось. Так или иначе, хана мне. А я жить хочу, Витя. Очень хочу.

— Раньше надо было думать, — я поднялся, перевернул все еще целый табурет и сел. — Думать надо было тогда, когда ты нанимал вот ту сволочь, — я кивнул назад. — Причем думать головой, а не яйцами. Вот теперь и расхлебывай.

— Может… Может, тебе деньги нужны? — Гоша, чье лицо уже превратилось в один сплошной ком запекшейся крови, зашевелился. — Я обещал Химику тридцать тысяч долларов за тебя. Теперь ему эти деньги не нужны…

— О, — я кивнул. — Точно. И киллера ты пришил. Поди, у него остались какие-нибудь товарищи, которые, возможно, захотят отомстить.

— Витя, — нервно задрожал Гоша. — Пожалуйста… Я ж знаю, что тебе деньги нужны… Я заплачу… Увези меня куда-нибудь. Ты меня никогда больше не увидишь! Я ж молодой еще! Куда мне помирать?

— Ха, чудак-человек, — устало хмыкнул я. — А вот хрен тебе, Гоша.

— Ты… Ты пожалеешь, если я умру… — проговорил он после паузы. — Пожалеешь. Я крестник Кулыма. Он будет за меня мстить! Прикончит тебя, если я умру!