Жека 3 (СИ) - "Arladaar". Страница 15

— Во! А это чё за чёрт?

Рожа его была широкая и радостная. Амбалу было весело. Такая развлекуха — ночные лохогоны. Но у Жеки не было времени на тупые базары, поэтому он сразу коленом пробил здорового по яйцам, а когда тот охнул и согнулся, заехал ему в челюху. Тот сразу обмяк, и потерял сознание, бухнувшись затылком о бетонную ступеньку. Не давая опомниться, Жека подсёк ближайшего, в кожанке и спортивках, и тот упал на колени. Удар ногой в рожу отбросил его назад, под ноги корефанам, которые если бы и захотели, сделать ничего не смогли. Потому что тут же вошёл Славян, оценил положение, бросился перед Жекой, и в пару ударов уложил шпану на бетон. Осталось трое. Они стояли, и не знали, что делать, предполагая своё незавидное положение. Наверное, впервые в жизни они подумали, что вот так просто и подходит звиздец. И лучше бы сидели сейчас дома, смотрели телевизор, читали книгу, а не шарохались по ночному городу. Как хорошо сейчас дома! И мама предложила бы котлету. А тут… Тут валяющиеся на бетоне кореши, и два бандита напротив. И непонятно, что и делать-то дальше.

Жека достал кривой кавказский нож, и покрутил его в руке, как это делал Крот.

— Ну чё? Кому яйца будет резать, а кому в жопе проход прорезать? Ну??? Суки??? Кто смелый? Ты???

Длинный шпанец в пуховике и спортивках, яростно замотал головой, попробовал убежать мимо Жеки, но подставленная подножка опрокинула его на бетонный пол, где шпанец тут же получил по роже ногой от стоящего рядом Славяна. Пацан затих, затаился, типа сознание потерял. А может, и на самом деле вырубился. Фиг его знает…

Двое оставшихся переминались с ноги на ногу, стоя под лестницей, и не знали, что делать. Потом один протянул жалобно:

— Мы больше не будем!

— Чё ты не будешь, чмо? — сурово спросил Жека. — Штаны расстёгивай! Яйца буду резать. Мне похер, будешь ты, или не будешь. Я тебя щас вальну, и пойду с девчонками виснуть.

— Пожалуйста! Не надо! Лююююдииии!!! Милиция! Вызовите милицию! — заорал здоровенный шкаф, но Жека сделал пару прямых, и шкаф упал на пол. Потом тут же стал бить последнего, задохлика небольшого роста, в аляске и варёнках. Первый же удар снёс хануриковую шапку с его головы, а второй опрокинул в нокдаун.

— Ты чё мусоров зовёшь, сука? — сурово спросил Жека, разрезав ножом куртку лежащего.

— Чётко! — похвалил Славян. — Даже и помощь не потребовалась.

— А… — махнул рукой Жека. — Эти апельсины только толпой не ссат наезжать.

Перешагнув через отдыхающую шпану, компания по лестнице поднялась на третий этаж. Подъезд как гетто в Америке. Все стены изрисованы всякой хренью, ящики почтовые поломаны. Сюда и уборщики-то походу боялись заходить. Надо заметить, что дом этот находился на обслуживании ЖЭКа, номинально принадлежащего АО ССМФ. И Жека сейчас шёл по вверенной для обслуживания территории. А сколько ещё таких домов на речке? Да тут ремонта на многие тысячи!

— И чё, всегда у вас так? — недоумённо спросил Жека, неопределённо показав куда-то вниз, предположительно на перевёрнутую компанию шпаны.

— Вечером почти всегда! — пожала плечами Пуща. — Я вечером и не хожу никуда. Да и редко кто ходит. Ну, взрослых они ещё не трогают, издеваются только, а подростки и дети боятся ходить.

— А чё мне не сказала? — недовольно сказал Славян. — Я сколько ни ходил к тебе, первый раз этих вижу.

— А чё говорить-то? Ты их не видел, потому что днём ходил, а они ближе к вечеру подтягиваются. Они тут недолго виснут. До этого где-то в другом месте зависали. Наверное, погнали их оттуда.

Обстановочка у Пущи в квартире была богатая. Югославская стенка в зале, полная хрусталя, и книг серии «Библиотека приключений и научной фантастики», считавшейся очень престижной и крутой — в свободной продаже её не было. На тумбочке импортные телевизор и видеомагнитофон. Рядом блочная аудиотехника марки «Вега»— проигрыватель грампластинок, двухкассетная дека, эквалайзер, усилитель, колонки АС-35 в углах зала. Даже цветомузыка была. На полу громадные паласы, на стенах ковры. Родители Пущи, обладая хорошими доходами, не отказывали себе ни в чём, покупая дорогие вещи. Не хранили много денег на сберкнижке, а тратили их почти сразу, не жалея. Поэтому и не пролетели как фанера над Парижем во время денежной реформы и заморозки вкладов.

В хате чистота и покой, но они сразу же оказались нарушены ввалившейся весёлой компашкой. Пуща поставили Богдана Титомира. «Эй, приятель посмотри на меня, делай как я, делай, как я» — загрохотали мощные колонки, наполняя чистым громким звуком не только всю хату, но и весь подъезд. Девчёнки достали из стенки фужеры, рюмки, на скорую руку сполоснули их, пацаны разлили бухло кому что, наломали шоколад, конфеты, нарезали рулет, и понеслась.

Ресторан-то рестораном, но там редко играла модная молодёжная музыка, в основном, медляки и шансон. Ночных клубов в городе ещё не было, да и понятия не имели, что это такое. На дискотеках в районных ДК собирались всякие отморозки, в основном побухать, поприставать к тёлкам, и подраться после танцев. А тут и музло хорошее, и спиртное импортное, и все свои.

Жека потягивал «Наполеон», покуривал «Парламент», смотрел на отрывающихся девчонок, и думал — как же классно. Потом пили «Траян» и «Сангрию», потом «Амаретто». Потом пошли танцевать все вместе под забойный «Доктор Албан». Потом поставили «Продиджи». Пуща тащилась по зарубежному техно, набиравшему обороты, и считавшемуся ультрамодным.

Висели как будто в последний раз. Хорошо пошло. Окончание висячки Жека даже и не помнил. Но было у него очень ценное качество — нигде и никогда пьяный он не быковал, и не творил непотребство. Даже сильно датый всегда контролировал себя, чётко понимал, что пьян. А в общении с кем-то так вообще делал вид, что абсолютно трезв. Никогда он не понимал, как у людей с алкашки сносит голову, и они творят всякую дичь. Не умеешь — не пей.

Проснулся ночью, на диване, в зале, в обнимку с Сахарихой. Она сладко сопела, уткнувшись ему в плечо. Обнял подружку, поцеловал в щёчку, она что-то пробормотала, и опять засопела, свернувшись калачиком, и отвернувшись. Спала одетая, и модный сарафанчик, нарядный и нулёвый вечером, был в таком виде, как будто неделю его не снимали.

В зале горел тусклый ночник, явно оставленный, чтоб шарясь ночью в темноте, не наткнуться, и не погромить мебель. На журнальном столике остатки роскоши. Почти пустые бутылки с алкоголем, небрежно разбросанные шоколадки. Жека почувствовал что голова шумит. Всё-таки перебрал вчера, первый раз в жизни. Начали-то со Славяном ещё ранним вечером. Потом ресторан, потом хата Пущи…

Осторожно поднялся, и подошёл к столику. Налил себе в рюмку коньяка, выпил, закурил. Почувствовав, что отпустило, придвинулся к Сахарихе, обнял её, и уснул уже до утра. А утром-то всем кому куда! Парням на работу, девочкам в школу. Но какие уж тут работа и школа… По счастью, парням как руководителям было пофиг на работу — предприятия крутились на самоподдуве, а девочкам просто пофиг — школу решили прогулять.

Встали кое-как, помятые. Пока Пуща варила пельмени на завтрак, допили остатки роскоши, согрелись кофе, и почувствовали что стало относительно хорошо. Сели завтракать на кухне. Как и всегда после отлично проведённого времени, ощущалась некая небольшая потерянность и грусть.

— Вкусно готовишь, Ксюха! — похвалил Жека, дуя на горячий пельмешек. — В торговый, на технолога после школы пойдёшь?

— Ну вот ещё! — рассмеялась Пуща. — Не. К этому у меня нет стремления. В институт пойду на информатику и компьютеры.

— О. Так это крутая специальность, — согласился Жека. — За компьютерами будущее.

— Я знаю, — согласилась Пуща. — У нас есть компьютер.

— Чтооо? — удивился Жека. — Импортный или наш?

— Импортный. Тангент, на 386-м процессоре, — с гордостью сказала Пуща. — Отец из командировки привёз. Его в Африку посылали куда-то.

Обладать импортным компьютером в это время было намного круче, чем импортными телевизором и видаком. Или двухкассетной магнитолой. Советские компьютеры продавались ещё с начала 80-х, но назвать компьютерами их можно было лишь с большой натяжкой. Скорее, это была приставка к телевизору с клавиатурой, на которой разве что печатать можно было, да в примитивные игры играть, вводя машинный код, и получая машинный ответ, и загружая программы с магнитофонных кассет. Тангент же был настоящий айбиэмовский компьютер с цветным дисплеем, процессором Интел, внутренним и внешним дисководом, и клавиатурой. Стоил он в среднем 2500 долларов, что было в советско- раннероссийских условиях совсем уж заоблачной ценой в 50 тысяч рублей! Как несколько автомобилей! Естественно, что старались купить компьютеры за границей, где стоили они чуть не в два раза дешевле.