Обещания, которые мы собирались сдержать (ЛП) - Мерфи Моника. Страница 5

Его прекрасное, любимое лицо.

Когда все заканчивается, он берет меня на руки и выносит из кухни, минуя все стаканы. Он несет меня в свою спальню и кладет в центр матраса. Я лежу там, как груда костей, все еще бездыханная, и мой взгляд не отрывается от него, пока он раздевается. Пока он не становится таким же голым, как и я. Эрегированный и огромный.

Все для меня.

Он подходит к кровати, заползает на нее снизу, как хищный зверь, пока не оказывается прямо надо мной, заключая меня в клетку. Я смотрю на него, загибая палец вокруг тонкой золотой цепочки, которую он всегда носит, и притягиваю его вниз, пока его рот не оказывается напротив моего. Богатый, землистый аромат моей киски все еще прилипает к его рту и подбородку, и я лижу его кожу, смакуя вкус.

— На этот раз ты трахнешь меня по — настоящему, — шепчу я. — Ты понимаешь?

Я всегда была той, кто отталкивал его в последнюю секунду, слишком боясь продолжать. Когда у меня начались месячные, мама говорила о моей девственности как о драгоценном даре, который ты отдаешь мужчине, за которого выходишь замуж, и никому другому.

Хотела ли я быть шлюхой? Она часто задавала мне этот вопрос. Хотела ли я раздвигать ноги и отдаваться каждому мужчине, который говорил, что я красивая?

Нет, мэм, — отвечала я всегда дрожащим голосом.

Я охраняла свою девственность всем своим существом, не то чтобы кто — то хотел меня такой. Долгое время я не училась в школе настолько, чтобы хоть один мальчик заинтересовался мной.

До Спенсера. С того момента, как мы встретились взглядами, я знала.

Я знала.

Я делала так много вещей. Так много других вещей, кроме настоящего секса со Спенсом. О, я целовалась с несколькими другими парнями. Даже позволила парочке из них поласкать меня. Но почти каждый мой сексуальный контакт был со Спенсером.

За исключением одной вещи.

Когда твоя мама заставляет тебя регулярно проходить осмотр, чтобы убедиться, что твоя девственность еще не нарушена, ты делаешь то, что она хочет. Я никогда не верила, что у меня был выбор. Несмотря на то, что я уже взрослая, мне все еще трудно расстаться с матерью. Какая — то часть меня нуждается в ней.

Насколько это извращенно?

Выдавая меня замуж за того, кого она выбрала, она напоминает мне, что я не принадлежу себе. И никогда не принадлежала. Моя девственность больше не принадлежит мне, и я отдаю ее, будь прокляты последствия, несмотря на то, что обещана другому.

И это не тот мужчина, который сейчас нависает надо мной, его толстый член упирается в мой живот, оставляя влажную полоску. Доказательство того, что он хочет меня. Другой рукой я тянусь к нему, кончики пальцев касаются головки, заставляя ее подрагивать.

Он неровно выдыхает и опускает голову, глубоко дыша. Как будто ему нужно восстановить контроль над собой. — На самом деле ты этого не хочешь.

Теперь это он отталкивает меня. Его член почти во мне, его руки вокруг меня. И все же он отвергает меня, потому что знает, как много эта «моя драгоценная девственность» значит для меня.

Для моей матери.

Тошно от того, насколько она вовлечена в мою жизнь.

— Я хочу этого. С тобой. — Я снова дергаю за цепочку, наши рты сливаются, наши языки переплетаются. Разжигая огонь, который всегда горит во мне, когда я с этим мальчиком.

Мужчиной. Он теперь мужчина. А я — помолвленная женщина.

Собираюсь трахнуть кого — то, кто не является моим будущим мужем.

Я глажу его член, а он медленно насаживается на мою ладонь и стонет мне в рот. Мое тело кажется пустым, мои внутренние стенки сжимаются вокруг ничего. В этот раз я просто хочу узнать, каково это. Что он чувствует внутри меня. Пальцев недостаточно. Его рта — хотя он совершенно божественен — недостаточно.

Мне нужно больше.

— Давай я возьму презерватив. — Он наклоняется ко мне, тянется к тумбочке, выдвигает ящик. Я стараюсь не думать о Спенсере с другими девушками, но ничего не могу с собой поделать.

Он держит презервативы в своей прикроватной тумбочке. Скольких девушек он привел в эту квартиру? Со сколькими девушками он трахался? У нас никогда не было словесных обязательств, но нас постоянно тянет друг к другу. Мы постоянно входим и выходим из жизни друг друга. Я могу месяцами не видеть его.

Я не могу ничего ожидать. Никаких требований. Это не мое право, несмотря на то, как сильно он мне дорог.

Забота — не самое подходящее слово. Я люблю Спенсера. Люблю. Я просто не могу набраться смелости, чтобы произнести это слово вслух.

— Нам не нужен презерватив. Я принимаю таблетки. — Я проверяю его, не скажет ли он, что должен надеть презерватив, потому что у него были другие, но он ничего не говорит.

Не сначала.

— Что значит, ты принимаешь таблетки? — Его взгляд становится вопросительным, когда он находит мой.

— Я подумала, что лучше быть готовой.

— И как долго ты была готова?

Я поднимаю одно плечо, изображая бесстрастность. — Не беспокойся об этом.

Его взгляд слишком пристальный. Я наконец отворачиваюсь от него, тяжело сглатывая. Если он отвергнет меня прямо сейчас…

Я не знаю, что я буду делать.

Но он не отвергает. Конечно, не отвергает. Он держит меня под собой, готовую и желающую. Он не может отвергнуть меня.

Вместо этого он закрывает ящик и снова занимает позицию надо мной, поднимается на колени, пальцами обхватывает основание своей эрекции. Он поглаживает себя, у меня пересыхает во рту, чем дольше я смотрю, и я понимаю, что у меня мало времени.

Мне нужно, чтобы он сделал это. Сейчас.

Раздвинув ноги, я показываю ему все, что у меня есть. Его взгляд падает, естественно. Он сосредоточен на сверкающей розовой плоти. Я протягиваю руку между ног и глажу себя, от этих влажных звуков я становлюсь еще более мокрой. — Пожалуйста, — шепчу я.

Я никогда не умоляю. Судя по выражению его лица, он это знает.

— Я хочу, чтобы ты был внутри меня.

Он гладит себя еще немного, его член покраснел.

— Пожалуйста, Спенс. — Я закрываю глаза, хныча. — Ты мне нужен.

Без колебаний он нависает надо мной, направляя свой член внутрь моего готового к этому тела. Я вдыхаю, когда чувствую, как он проникает в меня, мои бедра напрягаются, все тело становится твердым.

Вся готовность покидает меня, страх полностью заменяет ее.

— Расслабься, — шепчет он, прижимаясь своим ртом к моему, как раз перед тем, как украсть его для долгого, наполненного языком поцелуя. Чем дольше он это делает, тем легче мне делать то, что он говорит, и расслабляться. Я начинаю понимать, что он заполняет меня, дюйм за дюймом, перехватывая мое дыхание, пока его член не оказывается полностью в моем теле.

На этот раз мои внутренние стенки сжимаются вокруг него, и меня словно пронзает толчок, электризуя кровь, кожу и кости. Это щипок. Жжение, когда он начинает вытаскивать, только для того, чтобы он снова войти в меня, и на этот раз…

На этот раз нет щипка. Не жжет.

Спенс двигается, и я тоже, полностью очарованная каждой мелочью, которую он делает. Как его руки лежат на кровати по обе стороны от моей головы. Как колышется его цепочка, когда он входит и выходит из меня. Блеск пота, выступающий на его лбу и груди. Вьющиеся темные волосы в центре его грудных мышц, волосы, которых на самом деле не было, когда ему было семнадцать, и мы раздевались, спрятавшись в моей комнате в школе Ланкастер, чтобы он мог ласкать меня пальцами, а я дрочила ему.

О, это были хорошие дни. Когда мои заботы не были связаны с будущими мужьями, детьми и всем этим ужасно ответственным взрослым дерьмом. Когда я могла просто быть со Спенсом без всякой заботы.

— Черт, Сильви, — прохрипел он, как будто ему больно. — Ты такая тугая.

— Слишком тугая? — спрашиваю я, как девственная идиотка.

Он хихикает. — Никогда. — Затем наклоняет голову для поцелуя. — Ты сжимаешь меня так сильно, что я кончу через несколько минут.

Хорошо. Я хочу, чтобы он кончил через несколько минут. Мы должны поторопиться. Это мой последний шанс побыть со Спенсером, прежде чем мне придется отказаться от него навсегда.