Мятежный наследник (ЛП) - Мичелс Элизабет. Страница 34

“Существует несколько типов тюрем”, - наконец сказала она, думая о слишком тесных корсетах, которые она наденет к утру. “У моего вместо прутьев ленты и бусины, но я все равно чувствую холодный металл, обернутый вокруг меня”.

“Конечно, не все так плохо. Ты говоришь так, словно тебя пытают”, - сказал он, бросив на нее беглый взгляд.

Он не понимал. Как она могла это объяснить? “ Ты знаешь, кто выбрал для меня это платье? А что с этой шляпкой? С этими перчатками? Она посмотрела на свои руки, зажатые в нечто, похожее на тиски. “Я презираю эти перчатки”, - прошептала она.

“Правда?” Он остановился и снял ее руку со своей, чтобы осмотреть. Затем, подняв другую руку, он начал теребить кончики пальцев. “Чертовски тугие, не так ли?”

“Так и есть”, - согласилась она, наблюдая за выражением его лица, а не за тем, как он возится с ее перчатками.

Он, наконец, стянул перчатки и придерживал их поводьями своей лошади, которая медленно следовала за ними. “И все же ты добровольно надел их на свои руки”.

Или не сопротивлялась, когда ей надевали их на руки — в ее положении особой разницы не было. “Я делаю то, что должна”, - ответила она, разминая пальцы, чтобы кровь снова потекла по ним.

“ Ради моды? - спросил он, рассматривая ее перчатки на свету.

Она потянулась к ним, но он отдернул их, вне пределов ее досягаемости. Он все еще не понимал. “Для выживания”, - поправила она.

“Это то, что держит тебя в плену? Тебе подробно рассказали, что ты должна носить?”

“И что я должна сказать, как я должна стоять, и кому позволено улыбаться”, - добавила она.

“Достаточно ли я высокого ранга, чтобы заслужить улыбку?”

“Ваши улыбки украдены”, - искренне сказала она.

Он пожал плечами и ухмыльнулся. “Я добиваюсь от людей того, чего хочу”.

“Тебе нужны мои улыбки?”

“Всегда”. Возможно, это был самый романтичный комментарий, который она когда-либо слышала, но затем он разрушил эффект, добавив с озорным блеском в глазах: “Улыбки, поцелуи в служебных залах, возможно, больше, когда ты в следующий раз пойдешь за мной на бал ...”

“Могу я теперь получить свои перчатки обратно?”

“Так жить нельзя, Эви”, - сказал он, встряхивая перчатки в своей руке.

“Это всего лишь перчатки. Это не конец жизни в Англии”.

“Дело не только в паре слишком тесных перчаток”, - возразил он, и в его глазах появилось беспокойство, когда он посмотрел на нее.

“Большая часть моей жизни связана обязательствами”.

“Зачем тебе носить такую болезненную одежду?”

“Потому что мои пальцы не подобают леди!” - воскликнула она, прежде чем втянуть воздух, как будто могла втянуть слова обратно в рот вместе с большим глотком воздуха.

“Что?” Он схватил ее пальцы и поднял их, чтобы осмотреть. “Кто вбил тебе в голову, что твои пальцы далеки от совершенства?”

“Пожалуйста, верните мои перчатки”, - пробормотала она.

“Чтобы ты могла натянуть их обратно на руки и раздавить свои в остальном прекрасные придатки?” Он нежно провел пальцами по красным линиям давления, которые оставили на ее руках перчатки.

“Эш, я должна их надеть”, - попыталась объяснить она, но он не отпустил ее голых рук.

“Ты несчастна с ними”, - сказал он, не поднимая на нее глаз, продолжая разглаживать морщины, зажатые в ее руках.

“Кто-нибудь может увидеть”.

“Имеет ли значение, если кто-нибудь увидит?” спросил он, наконец отпуская ее руки. “Вряд ли это преступление. Это всего лишь перчатки”. Он помахал ими в воздухе один раз, прежде чем отбросить их в сторону. “Что самое худшее, что могло случиться?”

Что было худшим, что могло случиться? Конечно, ее не выслали бы из Лондона за того, что она на мгновение сняла неподходящие перчатки в парке. “Я не уверен, что из этого может получиться”.

“Хочешь узнать?” Озорная улыбка, появившаяся на его лице, вызвала у нее желание сделать что-то большее, чем просто прогуляться по парку без перчаток.

Она смотрела на него, не в силах произнести ни слова. Искушение, которое он представлял, было слишком велико во всех мыслимых смыслах. В последний раз, когда она осмелилась поступить так, как хотела, это стоило ей каждой крохи свободы, которая должна была принадлежать ей. Повторится ли это снова? Конечно, отсутствие перчаток теплым днем в парке не привело бы к краху ее семьи, как раньше.

С понимающим выражением в глазах он подбросил ее перчатки в воздух. Его лошадь фыркнула у него за спиной, но ни одна из светских матрон не выскочила из кустов, чтобы сделать ей выговор.

Она смотрела, как перчатки упали на землю, словно пара раненых птиц. “Довольно драматично, но я думаю, что положу их в свой ридикюль на хранение. Я бы не хотел, чтобы меня застукали без них по возвращении домой.”

Он мгновение изучал ее, прежде чем спросить: “Почему ты так напугана?”

Она замерла с перчатками в руках, помедлив мгновение, прежде чем снова выпрямиться.

“Не говори, что тебе не страшно. Я вижу, что ты делаешь, чтобы окружающие были счастливы, то, как меняется твой голос, когда мы одни. Ты боишься говорить громче шепота, когда рядом кто-то есть. Почему?”

Она хотела сбежать. Должно быть, в этом преимущество образа жизни Эша. Каждый раз, когда кто-то оказывался достаточно близко, чтобы стереть грязь с окон и заглянуть внутрь, он мог уйти и начать все заново. И все же она стояла как вкопанная посреди тропинки, лицом к лицу со всем, что пыталась скрывать годами. “ Знаешь, тебе повезло. Ты можешь быть кем захочешь. Ты можешь одеваться так, как считаешь нужным, выходить на улицу с солнцем на лице...”

“Я полагаю, что это правда”, - уклончиво ответил он.

“Я должна следовать желаниям своей семьи”, - сказала она, желая, чтобы он понял.

“Разве это не относится ко всем незамужним дамам?”

“Некоторые в большей степени, чем другие”. Разве он не видел? Она должна была беспрекословно выполнять все, о чем ее просили. Даже этот разговор был нарушением. Она была в парке, без перчаток, с неподходящим джентльменом солнечным днем. Она заплатит за это злодеяние. Она заплатит—

“Эви”, - сказал он, привлекая ее внимание. “Они могут быть твоей семьей, но они не владеют твоим сердцем. Мы здесь, в парке, в этот прекрасный день, и вы можете свободно пошевелить пальцами впервые за то, что, я могу только предположить, годы. Этот момент не принадлежит им. Это твое, и только твое.”

Улыбка осветила ее лицо, когда она посмотрела на него. Он был прав — это был ее момент на солнце. Ее матери здесь не было. Сегодня, в этот день с Эшем, солнечный свет принадлежал Эви.

“Я искренне надеюсь, что эту улыбку не украли, потому что я хотел бы сохранить память о ней”.

“Я украла это ради тебя”, - сказала она, и ее сердце забилось быстрее, чем дольше она стояла здесь с ним.

“Тогда я возьму это”. Его глаза озорно блеснули. “Пойдем. Этим свободным пальчикам нужно немного побродить по парку, пока у нас еще есть время насладиться им”.

Она сунула перчатки в сумку и обхватила его руку обнаженной рукой. Теплая шерсть покрывала толстые мускулы под ее пальцами. Не подобает леди замечать такие вещи. Конечно, снимать перчатки на публике тоже не подобает леди. Возможно, она не была той леди, которую годами доводили до совершенства. “Возможно, я могла бы стать леди, которая разгуливает по парку без перчаток”, - пробормотала она себе под нос.

“Эви, ты уже та леди”.

Она, моргая, посмотрела на Эша. Осмелится ли она узнать больше о том, кем она была на самом деле и кем хотела быть? Это было опасное предложение — такое, которое могло нанести ужасный ущерб, если оно будет реализовано. Она пошевелила пальцами, чувствуя, как вздрагивают сильные мужские мышцы под ее рукой. Эта опасность также вызвала улыбку на ее губах. Она могла быть чем-то большим, чем оболочкой совершенства, которой считали ее все остальные ее знакомые. И разве не разумно было изучить, кем она является сейчас, прежде чем она найдет мужа?

С Эшем на ее стороне она могла смело противостоять опасности. Пока он не бросал ее. Но как бы сильно она ему ни доверяла, оставаться рядом с ней было единственным, что, как она знала, он не мог обещать.