Дневник наркомана - Кроули Алистер. Страница 10

Я неожиданно осознал, насколько паршиво может закончиться наше путешествие. Оставалось только одно: выключить мотор и планировать, как есть. От этой перспективы мне стало не по себе.

Эх, нюхнуть бы разок! Пока мы пикировали по широкой спирали к морю, мне удалось извлечь мою бутылочку. Разумеется, мне сразу стало ясно, что на таком ветру все улетит мимо носа. Тогда я вытащил пробку и просунул в горлышко язык.

Мы все еще находились на высоте тысячи футов над морем. "У меня уйма времени, бесконечно много времени, — подумал я, как только наркотик подействовал, — чтобы принять решение". Я действовал с отменным самообладанием. Мы приводнились в сотне ярдов от рыболовецкого парусника, который только что вышел в море из Диля.

Через пару минут нас подобрали и взяли на буксир. Потом они развернули судно и отбуксировали мою летательную машину к берегу.

Первое, о чем я подумал, несмотря на всю нелепость нашего положения, это "вот бы заправиться и продолжить". Однако, сочувствие людей на берегу было сдобрено обильными насмешками. В вечерних туалетах, с которых капает в четыре часа утра! Как Гедда Габлер — "так не поступают".

Но тут мне снова помог кокаин. Какого дьявола меня должно волновать, что они все подумали!

— Где бы я мог раздобыть горючее? — спросил я у капитана посудины.

Он мрачно улыбнулся в ответ:

— Тут одной заправки мало.

Я бросил взгляд на машину. Он был совершенно прав. Неделя на ремонт, по меньшей мере.

— Вам бы лучше, сэр, пойти в гостиницу и получить там что-нибудь из теплой одежды. Посмотрите, как дрожит ваша дама.

Это была чистая правда. Ничего другого не оставалось, и мы медленно побрели вверх по берегу.

О сне, конечно, не могло быть и речи. Мы оба сверкали свежестью. Все, в чем мы нуждались, это горячая еда — много еды.

И мы ее получили.

Казалось, будто мы вступили в абсолютно новую фазу. Авария избавила нас от игры в оркестровую ораторию; однако, с другой стороны мы по-прежнему были готовы к напряженной практической деятельности.

Каждый из нас съел по три завтрака. И мы говорили за едой без умолку; большей частью это была бурная, агрессивная бессмыслица. Все-таки мы оба сознавали, что вся эта история только камуфляж. На самом деле мы должны как можно скорее пожениться, пополнить запасы кокаина, уехать и веселиться и ныне, и присно, и во веки веков.

Мы послали в город за необходимыми нарядами и отправились на охоту за кюре. Он оказался стариканом, долгое время жившим вдали от мирской суеты. Он не усмотрел в нас ничего особенно дурного, кроме нашей молодости и энтузиазма; и он очень сожалел, что тут нужны три недели отсрочки.

Добрый старикан объяснил нам, что таков закон.

— О, да это пустяк, — выдохнули мы. — Ловим первый же поезд до Лондона.

Обошлось без инцидентов. Мы оба были полностью анестезированы. Ничто нас не тревожило. Нам не претило ни ожидание на перроне, ни медленный ход старого состава.

Все это была часть плана. Мы были вне себя от жизни, от колоссального ее темпа. Скорость самолета превратилась в простой символ, физическую проекцию превосходства нашего духа.

Два следующих дня пролетели в какой-то пантомиме. Грязный офис, где грязный человечек сочетал нас браком. Мы отвезли Ламу его машину. Я с изумлением обнаружил, что мы бросили ее на открытом месте над обрывом у озера.

Я устроил миллион дел, и все это в водовороте, в котором утонул всякий здравый смысл. Не прошло еще и сорока восьми часов, а мы уже собрали чемоданы и отбыли в Париж.

Деталей никаких я не запомнил. Все события выступали как отдельные металлы, образующие в слиянии сплав, имя которому Восторг. За все это время мы ложились спать один только раз, и спали крепко, а проснулись свежие, без единого следа утомления.

Мы навестили Гретель и получили от нее запас кокаина. Разумеется, она не примет никакие деньги от ее дорогого сэра Питера, и она счастлива видеть Лу, Леди Пендрагон; и не соизволим ли мы заглянуть к ней после медового месяца?

Этот визит крепко застрял в моей памяти. Мне кажется, я все же каким-то образом догадывался, что эта женщина является, так сказать, главной пружиной целой операции.

Она представила нас своему мужу, тучному и одышливому старику с пузом и бородой, репутацией праведника и елейной манерой говорить правильные вещи ни о чем. Но я предугадывал определенную проницательность в его взгляде: она шла вразрез с его маской показного неведенья.

Был там и еще один человек — некто вроде недоделанного священника-нонконформиста, по имени Джейбз Платт, который довольно рано понял, что миссия его жизни ходить и везде творить добро. Кое-кто утверждал, что он сделал немало добра — для себя. Его политическое кредо звучало несложно: если ты что-нибудь видишь — останови это; все сущее неправильно; этот мир очень злое и порочное место.

Вдобавок он был также энтузиастом принятия закона, который пресек бы в корне наркотическую чуму.

И мы улыбались с пониманием и сочувствием, хитро поглядывая при этом на хозяйку дома. Если бы старый дурак только знал, сколько кокаина мы приняли, пока сидели и аплодировали его напыщенным и плоским речам!

Мы от всего сердца посмеялись над этим глупым инцидентом, сидя в вагоне. В отдаленной перспективе он не покажется нам столь уж комичным; но очень трудно объяснить словами, так уж повелось, что именно будет щекотать твое чувство юмора, а что нет… Вполне возможно, что любое другое событие подействовало бы на нас точно также. Мы были на восходящей кривой. Восторг любви вступил в комбинацию с восторгом от кокаина; а романтизм и авантюризм наших жизней создавали опьяняющее обрамление для двух этих драгоценностей высочайшей пробы.

"Каждый день, во всем, я делаюсь лучше и лучше".

Ныне знаменитая формула м-сье Куэ с точностью изображает график кокаинового медового месяца. Нормальная жизнь — это аэроплан до взлета. Сначала серия мелких толчков, более менее движемся, только и можно сказать. Потом она начинает четко взлетать. И уже ничто не препятствует полету.

Но по-прежнему существуют психические препятствия; ограда, скопление построек, вязовая роща или что бы там ни было. Всегда немного боишься из-за того, что их необходимо перескочить. Но как только машина взмывает в бескрайнюю синеву, тотчас приходит душевное веселье, которое сопутствует обретению неограниченной свободы.

Это чувство должны были знать наши деды, те, что жили в Англии, когда свобода в этой стране не была еще уничтожена законодательной властью; или скорее передачей законодательной власти в ручонки мелкого чиновничества и приказного люда.

С полгода назад, я получил из-за границы немного табаку. Черный «perique» — «перик» чистейший, из Луизианы, лучший в мире. Мало-помалу мне наскучило заниматься его нарезкой, и я отправил перик для этой цели к табачнику.

Что вы, как можно! Никак нельзя без разрешения со стороны Таможни!

Наверное, мне бы и в самом деле следовало сдаться полиции.

Да, когда увлекаешься кокаином на полную катушку, теряешь всякое представление об ухабистом характере нашего старого, округлого сфероида. Зато начинаешь проявлять куда большую компетентность в делах житейских, то есть в известном смысле этого понятия.

Месье Куэ полностью прав, как и сторонники Христианской Науки, говоря, что половина всех наших бед происходит от того, что мы признаем, что они есть, поэтому если мы забудем про их существование, то они и в самом деле прекратят существовать!

Не для этой ли цели имеется у нас старая пословица — "с глаз долой, из сердца вон"?

Когда у тебя кокаиново-медовый месяц, ты и в самом деле делаешься выше простых смертных. Каждую проблему ты атакуешь с абсолютной уверенностью. Это комбинация, которую французы называют «elan» (бодрость) и «insouciance» (наглость/беспечность).

Британская Империя обязана своим появлением именно этому духу. Наши молодые люди дошли до Индии и разных других мест, и перешагнули через всех только потому, что они были слишком невежественны, чтобы сознавать все трудности, ожидающие их на этом пути. Их учили, что если у тебя в жилах здоровая кровь (а в школах и университетах доводили до автоматизма мысль, что ты властелин творения и не можешь ошибаться, и не должен даже замечать поражений), то все будет в полном порядке.