Дневник наркомана - Кроули Алистер. Страница 15

И с каждым мгновением все больше и больше абсолютизировалось наше блаженство.

Под кокаином ты и в самом деле хозяин всего; но это все имеет для тебя острейшее значение.

Под героином чувство владычества возрастает до той точки, когда вообще ничего не имеет значения. Пропадает даже нежелание делать то, что ты ненароком делаешь, нежелание, которое позволяет не шевелиться курильщику опиума. Тело предоставляется самому себе настолько всецело, что его естественные отправления вас больше не волнуют.

Опять же, невзирая на сознаваемую нами бесконечность, мы сохраняем, параллельно ей, чувство совершеннейшей пропорции в отношении всех обыденных дел.

ГЛАВА V. ГЕРОИНЯ НА ГЕРОИНЕ

Я велел таксисту высадить нас на Пляс Дю Тертре. Мы захотели прогуляться по краешку Бютт и поглядеть оттуда на Париж.

Роскошная стояла ночь. Нигде кроме Парижа не насладишься столь мягкой и вкрадчивой тишью; горячий воздух легок и сух; все не так как в Англии.

От Сены поднимался, струясь, самый нежный бриз, которому наша фантазия приписывала благоухание Юга. Сам Париж смотрелся как матово-голубая клякса; из чьих изгибов выглядывали Пантеон и Эйфелева Башня. Они символизировали историю человечества; благородное, солидное прошлое и деятельное, механизированное грядущее.

Завороженный, я оперся о парпет. Рука Лу обвила мою шею. Мы были неподвижны до такой степени, что я мог чувствовать тихий стук моего сердца.

— Что за чудная встреча, Пендрагон!

Несмотря на подразумеваемую неожиданность, голос был низок и обаятелен. Я оглянулся.

Если бы меня спросили, то я бы несомненно ответил, что всякое беспокойство мне претило; и вот как раз накатило и оно — внезапное, бурное, неприятное; и оно меня никак не беспокоит.

В улыбке и выражении лица воскликнувшего мужчины было нечто испытующее. Я мгновенно узнал его, хотя мы не виделись со школьных времен. Его звали Эльгин Фекклз. Он учился в шестом математическом, когда я был в начальных классах.

К моему третьему семестру он был назначен старостой; он выиграл конкурс на Оксфордскую стипендию — лучше себе и представить нельзя. И вдруг без всякого предупреждения исчезает из школы. Мало кому было известно почему, и те, кто знали, привторялись, что не знают. Но и в Оксфорде он так и не появился.

С тех пор мне довелось услышать о нем лишь однажды. В клубе. Его фамилия всплыла в связи со слухами о каком-то финансовом мошенничестве. Я запомнил, но довольно смутно, что это было как-то связано с тою неприятностью в школе. Он был не из тех мальчиков, которых исключают по ординарному поводу. Тут определенно был замешан его тонкий интеллект. Признаюсь вам, в школе он был для меня чем-то вроде героя. Он обладал всеми недостающими мне наиценнейшими качествами в самом полном объеме.

Я знал его не очень близко, но, тем не менее, был страшно шокирован его исчезновением. Оно почему-то отпечаталось в моей памяти, когда множество куда более важных вещей не оставили и следа.

Он почти не переменился с тех пор, как я видел его в последний раз. При среднем росте, у него было долгое и узкое лицо. В выражении его лица было нечто клерикальное. Глаза были маленькие, серого цвета, и он имел привычку моргать. Нос большой и крючковатый, как у герцога Веллингтона; тонкие и сжатые губы. На лице его невозможно было отыскать ни малейшей морщины.

Фекклз сохранил прежнюю неспокойную, нервную подвижность, которая так выделяла его среди мальчиков. О нем можно было сказать, что он постоянно настороже и ожидает, будто что-то вот-вот случится… И все-таки сказать, что это его подавляет, было бы неправильно. Он обладал превосходной самоуверенностью.

Пока я припоминал его, он успел пожать мне руку и уже болтал о былых временах.

— Я слыхал, между прочим, что ты уже сэр Питер, — сказал он. — Так держать. Я всегда причислял тебя к победителям.

— Кажется, мы с вами уже встречались, — вмешалась Лу. — Ну конечно, это же Мистер Фекклз.

— О да, и я вас хорошо запомнил. Мисс Лейлигэм, не так ли?

— Давайте забудем о прошлом, пожалуйста, — улыбнулась Лу, беря меня под руку.

Не знаю отчего, но я испытал неловкость, объясняя, что мы теперь муж и жена.

Фекклз отбарабанил набор поздравлений и спросил:

— Могу ли я представить мадмуазель Аидэ Лямурье?

Девушка за его спиной улыбнулась и склонила голову.

Аидэ Лямурье была блестящая брюнетка со сверкающей улыбкой и булавочными зрачками глаз. Она состояла из массы чарующих противоречий. Ее нос и губы указывали на более чем изрядный след семитской крови, но клинообразный контур лица выказывал наследственные черты совершенно противоположного племени. У нее были впалые щеки и "вороньи лапки" портили уголки ее глаз. Темнолиловые веки намекали на занятия чувственными удовольствиями до изнеможения. При роскошных волосах у нее практически отсутствовали брови. Вместо них она нарисовала карандашом две черные дуги. Она была густо и безвкусно накрашена. На ней было надето просторное и несколько дерзкое вечернее платье, синее, в серебряных блестках, подпоясанное желтым, в черную крапинку, кушаком. Поверх него была накинута мантия из черного шелка, отороченная киноварного цвета кисточками. Ее руки были мертвенно тонки. Было нечто непристойное в крючковатых ее пальцах, унизанных гигантскими кольцами с сапфирами и бриллиантами.

Она держалась с живою томностью. Казалось, ее постоянно необходимо побуждать к действию, но едва угасал первый толчок, она тут же погружалась в свои глубокие думы.

Ее радушие было явным притворством; но от нас обоих, от Лу и от меня, не ускользнуло это при рукопожатии и мы ощутили тонкую и загадочную симпатию, которая оставила за собой пятно невыразимого зла.

Я не сомневаюсь, что это безмолвное причащение не ускользнуло от Фекклза, и что оно, по той или иной причине, доставило ему огромную радость. Его поведение сделалось вкрадчиво-почтительным, и он, как мне показалось, взял на себя командование, когда предложил:

— Могу ли я рискнуть, предложив вам с Леди Пендрагон отужинать с нами в "Маленьком Савояре"?

Аидэ взяла под руку меня, а Лу шла впереди с Фекклзом.

— Мы и сами туда собирались, — говорила она ему, — и будет просто прекрасно оказаться там, в кругу друзей. Я вижу, вы довольно старый друг моего супруга?

Он принялся рассказывать ей про школу. Будто бы случайно, он выдал подробности относительно обстоятельств, приведших к его исключению.

— Мой старик, понимаете, вращался в деловых кругах Лондона, — слышалась его болтовня. — И он угрохал свои сбережения где-то в районе Ломбард-стрит (Фекклз натянуто хихикнул), откуда он уже не смог их вынуть, чем и положил конец моей академической карьере. Он уговорил старого Розенбаума, банкира, взять меня на должность личного секретаря, учитывая мой талант финансиста. На этом посту я был как рыба в воде, и дела мои с тех пор шли замечательно. Но Лондон не место для человека по-настоящему амбициозного. Не позволяет развернуться. Вашему покорному слуге Эльгину Фекклзу подавай Париж или Нью-Йорк.

Не знаю почему я не поверил ни единому слову в этой байке; но я — не поверил! Героин действовал чудесно. Я ни коим образом не был склонен беседовать с Аидэ. Она также не желала меня замечать, и не произнесла ни слова.

В таком же состоянии находилась и Лу. Она явно слышала, что втолковывал ей Фекклз, но не делала замечаний и вообще сохраняла тотальную отрешенность. Весь эпизод не занял и трех минут. Мы вошли в "Маленький Савояр" и заняли наши места.

Похоже, наши друзья были хорошо знакомы хозяину. Он приветствовал их с преувеличенной французской суетливостью. Мы заняли столик у окна.

Этот ресторан висит на крутом склоне Монмартра, точно орлиное гнездо. Мы заказали ужин — Фекклз расторопно и со знанием дела, все остальные с полнейшим безразличием. Я взглянул на Лу. Я впервые в жизни видел эту женщину. Ее имя ни о чем мне не говорило. Внезапно мне срочно захотелось выпить большое количество воды. Но я не смог бы даже заставить себя налить ее в стакан. Мне трудно было даже кликнуть официанта, но, по-моему, я все-таки произнес слово «вода», ибо Аидэ наполнила мой бокал. Улыбка скользнула по ее лицу. И это был первый признак жизни, который она подала. Даже рукопожатие было по сути механическим рефлексом, а не умышленным действием. Чем-то зловещим и тревожным веяло от этой ее гримасы. Как будто она ощутила у себя во рту привкус некой мерзостной горечи.