Дуся расправляет крылья (СИ) - Фохт Герд. Страница 4

Я б и дальше об нее долбилась, если бы случайно рядом с дверью не заметила щит с большой красной кнопкой и надпись над ней «Для открытия врат нажмите кнопку». Ну я, не будь дурой, взяла и нажала, а дверь, не будь скотиной, взяла и загудела-загрохотала, а потом как-то хитро вбок откатилась. Оказалось, что дверь — совсем не дверь, а настоящая дверинна — огроменная такая шестерня больше меня ростом, и катается она по специальным зубчатым рельсам. Для такой штуковины моего лба пока маловато!

И за этими вратами я нашла… очередную пещеру. Но уже не такую благоустроенную, не такую сухую и чистую, с бурыми лишайниками на стенах и пятнами тонких белых грибов на полу. И еще один скелет нашла, почти у самых шестеренчатых врат. В полуистлевшем голубом трико с большими желтыми цифрами на спине. То ли девяносто шесть, то ли восемьдесят восемь — хрен разберешь!

И я немножко так напряглась. У меня конечно зубища, лапища, хвостище и дверепробивающий лоб, но шут его знает, что за крысы тут водятся. Может, размером с быка или там слона, а я — такая красивая в белой шкуре — им на один зуб. А впереди темно и страшно — светильники настенные все за вратами остались. Но голод — не тетка, идти-то надо, и я — пошла.

Прижалась к правой стеночке, пригнулась, чтобы потолок головой не корябать, и осторожненько так, тираннозаврьими шажочками потопала вперед. Свет остался позади, тьма вокруг — не видно ни зги — а я шлеп да шлеп, бдыщ да бдыщ, хрясь да хрясь. Сколько времени шла — не понятно, может, десять минут, может, два часа, встроенных часов, как в телефоне, у меня не было.

И почти уже впала в отчаяние и депрессию, мол, все, конец, пора лечь, лапки замочком сложить и ждать волшебника из МЧС на голубом вертолете, как услышала голоса:

— Да не боись, — говорил один, мужской. — Тут нет никого.

— Но я слышала, — без особого возражения возражал второй голос, женский.

— Я тоже много чего слышал, но мы же здесь за другим, правда?

— Правда…

Послышалось смешки, хихиканье и смачные шлепки… Люди! Как есть люди! Нашли себе укромное местечко и развлекаются в свое удовольствие! От таких мыслей я даже ускорилась, пару раз лбом обо что-то треснулась, до искр из глаз, но темпа сбавлять и не подумала. А вдруг кончат и уйдут? И меня тут одну-одинешеньку в темноте оставят…

То ли от искр, то ли еще от чего впереди стало светлей. И я еще прибавила ходу!

Ну и с разбегу вылетела в круглую освещенную пещерку. А в ней… голая девица оседлала нефритовый жезл и его хозяина, полулежащего на каком-то грязном матрасике, и с иступленной настойчивостью пыталась достичь пика наслаждения. Она меня не заметила, все-таки спиной ко мне сидела. А жезлоносец заметил и завопил «А-а-а!». Девица это «А-а-а!» подхватила, но, видимо, совсем по другой причине.

А я решила их успокоить, все объяснить, ну чтоб не пугались А то Нинка рассказывала мне, что любовников может заклинить, как собак на случке. Но вместо «Добрый день! Не надо волноваться, не обращайте на меня внимание, я совсем не страшная тираннозавра и никого есть не собираюсь!» получилось издать лишь громкое раскатистое «Грррааааааар!».

Девица подпрыгнула так, что почти впечаталась башкой в потолок. Парень же весь съежился, посинел, стал похож на смурфика, только белых колготок и колпака не хватает. А главное — когда зазноба его приземлилась, Ромео уже успел дать деру. Девка шлепнулась со смачным звуком на матрасик, вылупила на меня коровьи глазки и завизжав ультразвуком, помчалась следом за своим принцем. Она летела антилопой, тряся пятым размером груди. Мне аж завидно стало: красиво бежала, эротичненько так. У меня уже так не получится, даже после диеты. Потому что падла-грудь первая при похудании уходит. Жир на жопе и закрома родины на талии держатся, а грудь размер теряет. Тьфу на вас!

Я рванула за парочкой следом. Нечего меня тут на растерзание крысам бросать! И выскочили мы все почти одновременно к последним полуразрушенным вратам. Любовнички-то ужом проскользнули, а мне пришлось лбом да плечом двинуть. Да видно, слишком сильно двинула, потолок над выходом стал осыпаться, сначала мелкими камешками, а потом пошло-поехало…

V. Dicendo de cibis dicendum est de moribus

*Говоря о пище, надо сказать и о нравах

На траву я шлепнулась, еле-еле отдышалась. А вокруг красота: солнышко светит, небо синее-синее, ни облачка. Травка и кусты зеленые. Цветочки какие-то пестренькие колышутся. Прям рай на земле, а где-то уже почти вдалеке Адам и Ева голозадые скачут, вереща во весь голос, будто змей их за жопу укусил.

А у меня в желудке как заурчит! Я аж сама подпрыгнула! Оглянулась в поисках пищи. Да сама как завизжу «А-а–а!» не хуже той парочки, что уже усвистала. То ли от солнца, то ли от нервов и стресса чешуя моя вдруг зарозовела, нет, даже заалела. Правда не вся, белоснежные кружечки остались. И в пару минут превратилась я из блондинки в те самые правильные новогодние трусы — стала красная в белый горошек.

Вот те раз! Но я даже сильно возмутиться не успела. Потому как все мысли в голове моей перемешались, а потом попрятались по закоулкам, осталась лишь бегущая строка «Жра-а-ать!»

Ноздри втянули воздух. Я громко чихнула на всю округу: пыль от обрушения пещеры еще не улеглась.

Ни травка, ни цветочки привлекательными мне не показались. Да и хрен его знает, может растения ядовитые. Слопаешь, а потом ап, и ты уже перед Создателем стыдливо жмешься, слушая оглашение прижизненных грехов. Нет уж. Пусть в драконьей туше, да живая и бодрая!

Но есть хотелось до смерти. Желудок прям ходуном ходил и бурчал громче, чем Петька, когда я ужин не успевала вовремя приготовить. У–у, скотина ты, Петюнчик! Ведь из-за тебя я тут страдаю. А могла бы спокойно поужинать на кухне да с книжкой завалиться. А я вот вся такая красивая, как бодибилдерша, по чужим землям шарюсь! У-у! Прям сожрала бы мужа-гада! О да!

Слюнки потекли по моим клыкам. Мама родная! Я же хищная! Голова сама собой повернулась в ту сторону, куда сдристнула та парочка. Пусть они давно скрылись где-то вдали, я чуяла их след. О! Нюх, как у Рекса из полицейского сериала. Охренеть!

Я еще раз взмахнула своими крыльями. Травка и цветочки пригнулись к почве, как при урагане, кусты слегка облетели, но я осталась на месте. Вот бы мне инструкцию, как летать. Вот помню, к новой доилке такая классная пошаговая инструкция прилагалась. Даже Варька-дурында, та что началку не осилила, и то разобралась и вполне себе справлялась. Эх, ну жалко что крылья есть, а не летается!

Я понеслась пёхом, помогая себе хвостом удерживать равновесие. Раз-два, раз-два! Лапы пружинисто касались земли. И это давало такое приятное чувство силы и мощи! Еще бы пожрать, и будет полный кайф!

Вскоре мои чуткий носик учуял знакомый запах переполненной пятничной электрички. А глазки увидели странный забор. Он был сооружен из самого разного металлического хлама. Прикольно смотрелся кривенький подъемный мост на ржавых цепях. Хоть ров вокруг этой помойной крепости был узеньким, но суваться туда точно никто бы не стал. Кажется, местные жители сливали в ров помои и не только.

Мое появление не осталось незамеченным. Кто-то истерично затрубил. Людишки забегали у стен, стали поднимать мост и опускать ворота. Типа, враг не пройдет. А я сквозь вонь тухлятины и дерьма изо рва, смешивающейся с запахом пота и нестираных носков, почуяла аромат жареного мяса. Тут моя тираннозавра и включила автопилот.

За пару минут доскакала до рва, преодолела его одним большим прыжком и вежливо — Бах! — постучала. Всем телом. Жаль не в ворота. Чутка — с непривычки — промахнулась и в стену шандарахнулась. И аккуратненько так сползла на пятачок перед крепостью. А места на нем мало — не развернешься особо, не разгонишься. Пришлось добавить хвостом: Бах–бах! — лапки-то, напомню, коротенькие, ими неудобно. Да и маникюр жалко.

Аборигены кричали–вопили, но не открывали. Прям, как в сказке «Волк и семеро козлят». Только жителей было гораздо больше. Но ума-то от этого у них не прибавилось. Какие-то глупые твари влезли на стену и окатили меня маслом. Ха! Я даже жара не почувствовала — нагреть-то котел не успели. Да и на вкус оно оказалось прогорклым. Это меня лишь разозлило. Я рявкнула: «Зачем продукт переводишь? Мясо неси!», но опять получился очень громкий «Грррыр!»