Автономия и ригидная личность - Шапиро Дэвид. Страница 2

Наверное, вполне очевидно, что в случае невроза навязчивой одержимости главным является нарушение автономии, то есть ригидность самоуправления человека. Я покажу, что и форма паранойяльных симптомов, включая паранойяльное стремление к защите и паранойяльную проекцию, является прямым следствием ригидности, но в данном случае в более серьезной форме. Думается, такое понимание паранойи поможет прояснить открытую Фрейдом поразительную связь между паранойяльными симптомами и бессознательной мужской гомосексуальностью. (Почему отвержение гомосексуальности принимает особую форму паранойи? Для начала — а почему у таких людей может возникать такое отвержение гомосексуальности?) В этой связи мы под совершенно иным углом зрения рассмотрим известный случай паранойяльного шизофреника Шребера, записи которого о его «нервной болезни» использовал Фрейд для развития своей теории. Эти записи остаются до сих пор ценным документом.

В пятой и шестой главах мы увидим, как можно в садизме и мазохизме (и в сексуальной, и в несексуальной форме) увидеть проявление ригидного характера. В психологии автономии существует интересная концепция, крайне важная для понимания как паранойяльного состояния, так и садизма и мазохизма. Она заключается в том, что ригидная личность часто придает особое значение отношениям между человеком более высокого социального статуса и человеком более низкого статуса — в таких состояниях отношения доминирования-подчинения имеют особую важность. Садизм и мазохизм я буду обсуждать между главой, посвященной ригидной навязчивой одержимости, и главой, посвященной паранойяльной ригидности: так будет легче понять эту книгу, поэтому я рекомендую читать ее последовательно.

Глава 1. Проблема индивидуальной автономии

Проблему, которую мы рассмотрим в этой книге, с уверенностью можно назвать одной из главных в психиатрии. Она проявляется при объяснении человеческого поведения (в особенности симптоматического поведения невротической личности) на языке «динамики» традиционного психоанализа — то есть с точки зрения действующих внутренних сил, влечений и их производных, защитных механизмов и т.п. Как я уже отмечал во введении к этой книге, эта проблема связана с созданием концепции человеческого действия, которое вызывается внутренним побуждением и управляется внутренними силами согласно заложенным в них тенденциям, их интенсивности и их «целям», — в отличие от действия, которым человек управляет в соответствии со своими целями и намерениями, своим свободным выбором, своей точкой зрения и образом мышления. В частности, эту проблему можно показать на конкретном примере, спросив, кого следует называть алкоголиком — того человека, который не может перестать употреблять алкоголь в больших количествах или который не может захотеть бросить пить в той мере, в которой, по его мнению, он должен это сделать.

В последнее время некоторые психоаналитики и психологи, включая меня самого, занимались разными аспектами этой основной проблемы. Одни психологи, склоняющиеся к психоанализу, занимались ее базовой теорией мотивации, ее концепцией влечения как некой внутренней силы, связанными с ней проблемами, а также создаваемым ею представлением о личности как в сущности пассивной психической структуры. Эта структура получает энергию при воздействии импульса, обусловленного влечениями или их производными^[2]. Другие психологи полагали, что источник проблемы связан с психоаналитическим разделением личности на отдельные психологические области^[3] или с отсутствием четкого представления об индивидуальной воле^[4]. С моей точки зрения, для решения этой проблемы прежде всего необходима приемлемая концепция волевого действия, сознательного самоуправления и индивидуальной автономии человека^[5].

Эта проблема в корне меняет наше представление о личности, но особенно остро — наше понимание симптоматического поведения. В психиатрии существует множество идей и концепций симптоматического поведения, в которых, несмотря на их широкое применение, содержится много неоднозначных или даже просто неоправданных допущений о природе и механизме человеческого действия. В частности, существует представление об «импульсивном невротике» как о человеке, управляемом непреодолимыми влечениями или импульсами или неспособном «контролировать» свои импульсы; понятие «отыгрывания», концепция навязчивого поведения как навязчивых ритуальных действий, совершаемых под воздействием сил Супер-Эго; концепция навязчивых повторений или возобновления навязчивых воспоминаний и, по существу, общая концепция бессознательно мотивированного поведения (объясняющая симптоматическое поведение), — все эти понятия, идеи, теории и концепции, по крайней мере, на поверхностном уровне подразумевают наличие особых импульсов или бессознательных сил, создающих достаточно сильное побуждение и управляющих действием — в тех случаях, когда их энергии хватает, чтобы вызвать это действие. Безусловно, психоанализ никогда не забывал о требованиях сознания. Считалось, что в конечном счете движение зависит от сознания, за исключением кратковременных или особых пауз. Управляемое импульсом действие в основном считалось «эго-синтонным», а в присущем неврозу симптоматическом поведении находили по крайней мере некую внешнюю оболочку осознанной цели, созданную рационализациями, символическими и метафорическими представлениями и т.п. Тем не менее, с точки зрения динамической концепции, сознанию в симптоматическом поведении отводится весьма мягкая и безобидная роль, поэтому такое поведение в психиатрии часто называется иррациональным или неуместным, и такая роль сознания не дает возможности получить истинную картину действия взрослого человека.

У взрослого человека даже сильные импульсы могут вызывать сильные побуждения; сами по себе не вызывающие действие. Действие включает в себя более сложные процессы. Людям присуще воображение и образное мышление, а потому они не могут действовать без сознательного (пусть неполного) предвидения и намерения. Любое отдельное чувство или побуждение не может вызвать действие произвольной интенсивности, а может лишь породить осознание возможностей действия и дать начало развитию некой форме осознанного намерения. Таким образом, действие будет в себя включать сознательные установки, характерные точки зрения и способы мышления, формирующие внутренний мир человека. В этом смысле именно эта форма ощущения мотивации и значения любого предполагаемого действия в конечном счете и определяют действие. Если действие считать результатом не только воздействия импульсов, но и способов мышления, точек зрения, установок сознания, то, как я попытаюсь показать далее, даже симптоматическое поведение перестанет казаться иррациональным или неуместным. Такое поведение станет понятным не только с точки зрения прошлого, но и с точки зрения актуальных потребностей субъекта. По существу, оно станет понятным, даже если сам человек лишь смутно осознает свои собственные установки и взгляды, не признавая их результатами своих желаний и намерений.

Согласно традиционной динамической концепции, поведение человека не управляется воздействием побуждающего импульса, имеющего свои собственные «цели», а является самоуправляемым, и даже в случае симптоматического поведения оно не ощущается таковым в полной мере. В этом проявляется серьезный недостаток динамической концепции — в той мере, в которой она касается психотерапии. Снижая роль сознательных установок и процессов мышления, которые в конечном счете определяют действие, традиционное динамическое представление оставляет неясным сам факт и природу авторства человека в формировании своих действии, тогда как, по существу, цель психотерапии заключается в осознании человеком этого авторства и в усилении у него ощущения этого авторства^[6]. (Подобный пробел в динамической теории не позволяет, опираясь на нее, полностью понять специфическую форму невротических симптомов, т.е. так называемую проблему «выбора невроза». Понять предрасположенность человека к определенным симптомам можно, лишь поняв его реальные сознательные установки и способы мышления.)