Автономия и ригидная личность - Шапиро Дэвид. Страница 22
Сказать, что такие предосторожности и корректировки чрезмерно добросовестны или что они ощущаются как обязанность, -значит сказать, что их истинное побуждение в действительности обусловлено не предосторожностью и внесением корректив, а только в обязательном исполнении ритуала предосторожности или коррекции. Иными словами, они не мотивированы тревожностью, вызванной возможностью какого-то несчастья. Наоборот, и фантазия-фантом о возможном несчастье, и предусмотрительное и корректирующее ритуальное действие — это результаты истощающей одержимости добросовестностью, которая сначала порождает фантазию-фантом, а затем требует действий, чтобы ее устранить. Таким образом, ритуальная предусмотрительность и ритуальные коррективы — это распространение навязчивого беспокойства, которое может вызвать последующее навязчивое беспокойство. Таким образом, замысловатые ритуалы могут формироваться из последовательного повторения навязчивого беспокойства и исполненной долга предусмотрительности и корректировки. Каждое обязательное действие уже само по себе является объектом пристального внимания и обеспокоенности; каждая корректива становится вызовом добросовестности и поводом внесения последующих корректив; каждая мера предосторожности тщательно проверяется в поисках недостатков, требующих принятия дальнейших мер предосторожности. Прикосновение к крану, чтобы выключить воду, только что вымытыми руками снова увеличивает возможность их испачкать, а значит необходимость снова их мыть. Как и в самом общем случае навязчивых действий, это беспокойство и повторение процедуры вызываются вынужденной (driven) добросовестностью, которую нельзя удовлетворить надолго, которая никак не позволяет окончательно удовлетворить свои требования и получить любое длительное ощущение облегчения, а тем более, удовольствия.
В этом смысле навязчивое беспокойство может постепенно становиться все более технически отлаженным и предусмотренным, или же процедура коррекции возможной ошибки может стать все более сложной или будет иметь тенденцию к усложнению. В конечном счете такие действия в целях экономии могут быть технически пересмотрены и сокращены в заранее предписанную последовательность шаблонных действий. Таким образом, ритуалы часто включают в себя совершение некоего действия предписанное число раз, чтобы избежать угрозы бесконечного возрастания усложнений.
Одна женщина совершала ритуальную вечернюю молитву, заканчивая которую она просила Бога благословить все больше и больше людей, а потом — и целые группы людей. Встревоженная тем, что может пропустить какого-то человека, который должен быть включен в список, она решила сэкономить время и усилия, попросив Бога благословить всех, кто этого заслуживает, тем самым возложив ответственность за выбор на самого Бога.
Можно с уверенностью сказать, что некоторые навязчивые ритуалы, особенно те, которые уже прочно установились, исполняются как чисто обязательные действия, без осознания особой предосторожности или корректирующего беспокойства, в отличие от особого внимания к правильному исполнению самого ритуала. Иначе говоря, исполнение навязчивой личностью ритуала в чем-то похоже на выполнение обязанностей исполнительным техником, штатным военнослужащим или приверженцем религиозного культа, то есть делается очень старательно, но не проявляет при этом ни понимания, ни интереса к смыслу совершаемых ими действий и к их последствиям. Несомненно, навязчивый ритуал вызывает особенно сильное ощущение принуждения, особенно если он начинает отнимать много времени и причинять хлопоты, ибо он ничем не похож на объективную цель. И даже в этом случае такой ритуал отражает с ясностью, присущей крайним случаям, общую природу установки исполненной долга и вызванного ею ригидного поведения. Она не слишком отличается от установки офицера вооруженных сил, обязанного беспрекословно исполнять устав и подчиняться приказам, или ортодоксального приверженца религиозного культа, для которого любое незначительное отклонение от установленной процедуры — это, по существу, непростительная подмена авторитета церкви собственным авторитетом.
Глава 5. Садизм и мазохизм: общие тенденции
Я буду рассматривать садизм и мазохизм как с точки зрения проявления сексуального интереса и получения удовлетворения в проявлении жесткости, особенно при жестком доминировании и подчинении, так и с точки зрения их общих тенденций, особенно в межличностных отношениях. В этой главе и следующей главе, преимущественно посвященной сексуальному садизму и мазохизму, мы обсудим с двух разных точек зрения природу проявления особого психологического интереса к жестокости. Первая из них -в нашем обществе это точка зрения в основном мужчины, который подвергает страданиям других людей. Вторая — точка зрения преимущественно женщины, которая, видимо, больше заставляет страдать себя или для которой, по крайней мере, страдания стали привычными и добровольными.
Как эта тема связана с ригидной личностью и проблемой автономии? Пока я хочу только предположить, что такая особая жестокость включает в себя принудительные отношения или отношения между высшей и низшей фигурой: унижение и оскорбление одного человека другим; применение волевого давления одним человеком и подчинение этому давлению другого — или, по крайней мере, фантазии о таких отношениях. Заинтересованность в подобных отношениях в какой-то мере присуща всем видам ригидной личности.
В психоанализе была давно установлена клиническая связь между садизмом и разными чертами и симптомами ригидного характера — или анального характера, — в особенности между отдельными чертами навязчивости и симптомами одержимости[56]. Эта клиническая связь породила концепцию особой анальной садистской стадии развития, которой присущи агрессивные (садистские) склонности и импульсы, свойственные развитию контроля за деятельностью кишечника и стадии активизации анального эротического влечения. Данная концепция предлагала объяснение, в соответствии с которым некоторые черты и симптомы как навязчивости, так и одержимости следовало считать защитными реактивными образованиями от садистских импульсов, а в общем — таким же защитным образованием следовало считать и навязчивую добросовестность. В дальнейшем в агрессивной преднамеренности садизма или в утверждении его власти через унижение его жертвы совсем нетрудно увидеть цели и способы их достижения, которые могут иметь своим источником импульсы, присущие анальной садистской стадии. Тем не менее остается факт: идентификация актуального состояния с историческим источником -или, что особенно важно, идентификация патологии автономии с некоторыми ее рудиментарными предвестниками — упрощает и искажает картину этого актуального состояния. Просто основа, на которой строятся сложные цели и формы садизма, оказывается очень узкой, а еще уже — у мазохизма. К ней невозможно свести такие импульсы и тем более объяснить их с ее помощью; такое поведение — следствие общей психодинамической структуры.
САДИЗМ
Как я уже говорил, цели садизма заключаются не только в том, чтобы заставить жертву страдать, а особенно в том, чтобы ее оскорбить и унизить, заставить ее почувствовать себя бессильной и беспомощной, «поставить ее на место» или показать ей, «кто в доме хозяин». В самом легком случае садист хочет заставить свою жертву почувствовать себя ничтожной и нелепой; в самом серьезном случае — учинить над человеком такое насилие, чтобы растоптать его самоуважение, сломать его волю и заставить его покориться. Таковы его особые агрессивные цели, которые совсем не похожи на деструктивность, как полагает Фромм[57]. Для Фромма (который видоизменяет фрейдовское понятие анального характера, называя его «накопительным характером», и отрицает его зависимость от инстинктивного развития) сущность садизма — это «страсть к обретению полного и неограниченного контроля над другим человеком»[58]. Ощущение такого контроля или управления — это ощущение власти; она превращает «бессилие в ощущение всемогущества»[59]. По мнению Фромма, такая «психологическая ориентация» проявляется и как «авторитарная личность», то есть такой человек выше всего ставит силу и власть, ненавидит слабость и беспомощность, подавляет тех, кто находится ниже него и ему подчиняется, и хочет «слиться» с теми, кто сильнее его[60].