Автономия и ригидная личность - Шапиро Дэвид. Страница 30

Паранойяльное ощущение, а также механизм проекции становятся более понятными, если отношение к проекции ригидности и защитной способности (defensiveness) понимать по-разному, — то есть что может быть и другое объяснение. Я попытаюсь показать, что именно внутренняя характерная черта ригидного самоуправления, достигая серьезной степени ригидности, порождает защитное и враждебное отношение к внешнему миру. В таком случае процесс проекции и природа проективных искажений сразу становятся более понятными. Тогда проективные искажения, воображение и ожидание различной внешней угрозы автономии и индивидуальному авторитету — пренебрежение, оскорбления, всевозможные попытки принуждения и т.п. — можно считать не причиной появления защитной реакции, а наоборот -ее следствием. Иными словами, встав на эту точку зрения, можно рассматривать проективную идентификацию врага в тени как следствие нервного, защитно-настороженного и подозрительного внимания. Как только паранойяльная личность выявила угрозу, против этой угрозы сразу же начинается дальнейшая мобилизация сил — повышение осторожности, подозрительности и защитной враждебности.

РИГИДНОСТЬ И ЗАЩИТНАЯ СПОСОБНОСТЬ

Вообще степень, в которой человек может почувствовать свой личный авторитет, может быть ограничена разными внешними условиями, в особенности присутствием какой-то принудительной или даже, наоборот, либеральной высшей власти. Только отсюда, не говоря уже о разных проективных искажениях, следует, что установка по отношению к этой власти, присущая некоторым ригидным личностям, будет защитной и враждебной. Речь идет о людях, обладающих особенно ригидной волей, стремящихся произвести определенное впечатление, с чрезмерным и неопределенным ощущением своего авторитета и чувства собственного достоинства, которые часто связаны с ригидной волей. Все это в точности мы видим в паранойяльном характере. Паранойяльная личность — часто претенциозная и высокомерная, хотя скрывающая в глубине ощущение своей малости и стыда, претендующая на то, чтобы казаться сильной и «владеющей ситуацией», хотя в глубине ощущающая себя слабой, — постоянно высокомерно сосредоточена на тех людях, которые, обладая более высоким статусом и авторитетом, могут заставить ее ощутить свою малость и бессилие. Такой человек прекрасно осознает статус шефа. Но в конечном счете авторитетные фигуры кажутся великими для того, кто в глубине души чувствует себя маленьким, даже если он в этом не признается. Паранойяльная личность нехотя, против своей воли осознает такой авторитет, она высокомерно чувствительна к критическому отношению и возможности унижения со стороны этого авторитета и не намерена ни в чем ему уступать.

Например, один такой мужчина не мог заставить себя при обращении к старшим по должности называть их «господами». По его словам, он тем самым отказался «пресмыкаться перед ними» или «ходить перед ними на задних лапах». Вместе с тем он не мог заставить себя называть своего терапевта, как принято, по фамилии, прибавляя «доктор», даже при первой встрече, и с самого начала, обращаясь к нему, употреблял лишь уменьшительное имя.

Паранойяльная личность постоянно вовлекается в такие защитные и враждебные отношения, — по крайней мере, субъективно, а зачастую и объективно, — с шефом, с руководством или даже с соседом, который, поставив забор «не там», вызвал у параноика однозначную реакцию: «его везде притесняют». С его субъективной точки зрения это называется волевой борьбой. Ригидная воля паранойяльной личности в основном занята именно такой борьбой, в отличие от исполненной долга нацеленности одержимо-навязчивой личности на результат и завершение работы.

Следует запомнить, что защитная способность и поглощенность такой волевой борьбой существуют еще до появления проекций. Хотя в какой-то мере проективное искажение обычно включается в интериоризированный образ внешней фигуры, его оказывается недостаточно для развития базовой способности к защите. Эта защитная способность формируется в результате гораздо более сильной и вместе с тем менее стабильной ригидности, чем у одержимо-навязчивой личности. Паранойяльная личность, как и одержимо-навязчивая личность, находится под влиянием авторитетных образов и норм — какой она должна быть, но ее идентификация с этими образами и нормами оказывается даже менее удачной и менее полной, а значит, возрастают несоответствие и напряжение между ее ощущением их и ее самоощущением. Следовательно, усиливается острое чувство покорности, стыда и слабости, которые всегда существовали на грани ее сознания, и вместе с тем — чрезмерное и самодовольное утверждение своего авторитета и своей значимости, ригидности воли и очень уязвимой гордости, наряду с поглощенностью их защитой, особенно в присутствии тех авторитетных фигур, которых, по существу, она уважает больше, чем себя.

Защитные способности и антагонизм у таких людей возбуждает не только более или менее прямая угроза их авторитету и самоуважению, которая может исходить от человека, обладающего превосходством. Вполне вероятно, что их осмотрительность и осторожность возбуждается при любых резких изменениях, особенно при внезапных, неожиданных, непонятных и неоднозначных -то есть вызывающих некую долю удивления. Является ли это результатом проективного предчувствия, или опять же здесь имеет место процесс, который в своей основе предшествует проекции?

По существу, все новое, изменяющееся и хотя бы отчасти непредсказуемое у любой ригидной личности вызывает ощущение дискомфорта. По этой причине многие одержимо-навязчивые личности организуют свою жизнь согласно привычному и установленному порядку, находят свою нишу, в которой могут вести регулярную и упорядоченную жизнь, защитившись от любых изменений и новшеств. В этом отношении — или просто за счет внутренних норм и правил, а также стабильности и постоянства поставленной в жизни цели — они кажутся спокойными и невозмутимыми. В отличие от них паранойяльную личность можно с уверенностью считать гипервозбудимой, чувствительной и реактивной по отношению к малейшей необычности. На самом деле, эти два типа невротического характера не столь уж различны. Оба они представляют собой реакции ригидного самоуправления и самоконтроля — например, нервное беспокойство, присущее одержимо-навязчивой личности, которая любой неожиданный телефонный звонок или полученное письмо связывает с плохими новостями, — на события, которые они еще не ассимилировали, а значит, эти события таят в себе угрозу их образу жизни и самоконтролю. Одержимо-навязчивая личность, у которой существуют ригидные стабильные цели, может выдержать — то есть игнорировать как ненужные отвлечения — все сюрпризы и проявления нестабильности в повседневной жизни. Но менее стабильный ригидный характер, с менее определенными целями и личным авторитетом, который испытывает больше внутреннего напряжения, является гораздо более тревожным, а будучи более тревожным, он должен быть более бдительным, ожидая непредвиденные события и ситуации, чтобы обрести некое ощущение владения ситуацией, которая могла бы его смутить или напугать, заставить его почувствовать свою малость, беспомощность или уязвимость.

Такие люди могут стараться избегать непривычного для них окружения. Например, один мужчина избегал неизвестных ему ресторанов и магазинов, объясняя это тем, что не знает, как там правильно себя вести, а потому его могут там «унизить». Но чаще в непривычной ситуации такие люди могут проявлять установку, связанную с чрезмерной, напускной самоуверенностью.

Иными словами, некоторая нестабильность, присущая ригидному характеру, еще до появления проекции будет неизбежно порождать ощущение уязвимости, осмотрительности и, в конечном счете, защитной реакции и враждебного отношения к разным аспектам внешнего мира. Но, наверное, правда, что проекция всегда присутствует, когда эта тревожность достигает определенного уровня или когда тактики и потребности защитных усилий становятся всепоглощающим беспокойством.