Ночь без звезд - Гамильтон Питер Ф.. Страница 39

Рай молча кивнул. Они бы все равно узнали, что это значит и кто он такой. О его другой наследственности. «Теперь неважно».

Он закончил с числами и ввел команду «вычисление».

Шарик подпрыгивал вверх и вниз в течение нескольких секунд, а затем снова начал шумно вращаться, печатая значения широты и долготы. Рай оторвал бумагу от телетайпа. Он знал: расчет неточный, слишком уж много переменных. Но он надеялся хоть примерно узнать, куда собирался приземлиться нарушитель.

— Ну и? — спросила генерал Делорес, заблокировав телетайп и забрав ключ.

— Отправляюсь туда, — сказал Рай и показал ей распечатку. — Вот в это место.

— Прикрыть вас я не смогу, — предупредила она его.

— Знаю. Благодарю вас, генерал.

— Я поеду с тобой, — сказала Энала.

— Нет. Я не вернусь. Это конец моей карьеры. Но программе «Свобода» нужны отличные астронавты. И ты в их числе, Энала. Ты заслужила свой полет. Не отказывайся от него. Я не знаю, что за дрянь встряла в мой полет, но нам нужно продолжать уничтожать Деревья.

— Рай…

— Я свяжусь с тобой. Расскажу, что нашел. Как-нибудь. Обещаю.

Через час Рай сидел уже на поезде, уезжающем с мыса Ингмар. Он отправлялся в путешествие без остановок: через день он обогнет край Пустыни Костей, а затем поедет на юг, в Портлинн, там все и закончится. На железнодорожной станции он купит билет в одну сторону на экспресс, идущий в Ополу.

КНИГА ТРЕТЬЯ

Побег от падения

1

В долине Альбина почти целыми днями шел дождь, как, собственно, и большую часть года на всех северных окраинах Сансонских гор. Флориан привык к микроклимату предгорий. Семь лет он проработал лесником в долине, ухаживал за деревьями на широких склонах, поддерживал в надлежащем состоянии противопожарные полосы, высматривал стаи роксволков. Так он узнал, что в течение восьми месяцев в году хаотичные южные ветры приносят облака из-за высоких заснеженных вершин, а затем заставляют их скользить по предгорьям, где они покрывают лесные склоны непрекращающейся моросью. Затем наступают летние месяцы, и морские ветры стихают. В это время с севера, из сердца континента, идет непостоянный дождь.

Флориан знал: дождь закончится к полудню — он сразу заглянул в прогноз, когда проснулся. Поэтому после завтрака он не стал уходить далеко от маленькой избушки с потрепанной соломенной крышей и принялся перекладывать вязкие комки далфронда из большой кучи в металлический прицеп, готовясь отвезти их к окопам. Далфронд доставляли ватни, вычерпывающие темно-зеленые водоросли из озера на дне долины, где находилось их селение. Тил, спрингер-спаниель Флориана, бегал за ним взад и вперед, виляя изогнутым пушистым хвостом, по уши в грязи.

Когда прицеп наполнился, Флориан сдал назад на полноприводном грузовике САЗ «Опенленд» (Сигенского автозавода) и сцепил их. Левое колесо прицепа снова выглядело слегка спущенным. Прошло три недели с тех пор, как он подал отчет о маленьком проколе в окружное Управление лесной службы. Джексо, лесник, следящий за двумя долинами к западу, одолжил ему компрессор, который теперь стоял под навесом рядом с избушкой. Флориан размотал воздушный шланг и навинтил его на вентиль шины. Зажужжав, завелся электродвигатель компрессора, и шина надулась.

Флориан не ожидал по приезде обнаружить в избушке электричество — приятный сюрприз. Однако электрификация Бьенвенидо была когда-то одним из самых престижных проектов Слвасты, желавшего создать одинаковые условия для всех живущих в новой, современной постпереходной цивилизации, независимо от территории. Сотни долин перекрыли плотинами, что дало рабочие места десяткам тысяч жителей в каждом округе, недавно национализированные заводы переоборудовали, и рабочих научили строить гидротурбины — их Мать Лора спроектировала, прежде чем пожертвовала собой ради истребления праймов.

По правде сказать, электричество нечасто использовалось в одинокой избушке лесника. В каждой из четырех комнат висела электрическая лампочка. Имелось радио. Насос перекачивал воду из резервуара для дождевой воды в бойлер над дровяной плитой, благодаря которому в раковине и душе всегда текла горячая вода. Кроме того, в пристройке Флориан хранил инструменты для деревообработки.

Вот и все, в чем он нуждался. С тех пор как его брат Лурджи бежал из НПБ, предположительно, в порт Чану, где радикальное движение элитариев набирало силу, Флориан решил жить в одиночестве. Он никогда не ладил с людьми, его элитарское происхождение лишь усугубляло ситуацию, обрекая на постоянные насмешки и издевательства в школе и серьезное преследование во время службы в качестве призывника в окружном полку.

Он интересовался математикой и хорошо в ней разбирался, природные способности лишь усиливались макроклеточными ячейками. Флориан даже внес несколько изменений в двоичные коды операционной системы, улучшив функцию поиска файлов. Сообщество элитариев, конечно, очень хотело поручить ему и работу над усовершенствованием и расширением их стандартных программ. Но, несмотря на солидарность в своей среде, элитарии терпели бесконечные преследования — это еще больше злило таких, как его брат, и подталкивало к более открытым актам неповиновения. Флориан понимал, что такая жизнь не принесет ему ничего, кроме страданий. А за пределами сообщества элитариев для подобных ему не находилось интеллектуально сложной работы. Отделаться от наследственности он не мог. В свидетельстве о рождении и удостоверениях личности указывался статус элитария и становился клеймом на всю жизнь. Не имело значения, если у детей элитариев не функционировали макроклеточные ячейки, они все равно считались элитариями — еще одна несправедливость правительства из множества.

Раньше некоторым элитариям удавалось скрыть возможности своей семьи от НПБ, но не сейчас. Если бы он пошел на госслужбу, то никогда не поднялся бы выше пятого уровня — администратора низшего звена. В университет его бы не приняли. И, разумеется, никогда бы не позволили вступить в отряд астронавтов, хотя он с самого детства восхищался миссией «Свобода».

Многие сочли бы должность лесничего изолятором, проклятием, но для Флориана она стала благословением. Он поступил на работу в ту же неделю, когда его уволили с военной службы. Приняли его без вопросов: такая карьера мало кого интересовала. Он слышал, что почти в трети долин не было лесничих.

Здесь, в уединении долины Альбина, он мог работать лишь несколько часов, а остальное время отдавать раздумьям. Его макроклеточные ячейки позволили ему стать еще большим отшельником, подарив возможность буквально жить в своей голове.

Днем, когда облако поднялось, раскинувшись влажным пологом над долиной, и дождь утих, он поехал на грузовике вверх по восточному склону. Тил сидел рядом на пассажирском сиденье. Глубокие протекторы толстых покрышек «Опенленда» давали хорошее сцепление с веретенообразной линтравой, покрывавшей землю между деревьями. В долине Альбина росли земные сосны и местные бровники, лиственные деревья с длинными шлейфами серо-голубой листвы, свисавшей, словно веретенообразный мох, с тонких прутьевидных ветвей.

Основная дорога шла вертикально вверх по склону и имела ответвления на случай пожара, отходящие под углом девяносто градусов через каждые сто пятьдесят метров; благодаря им долина делилась на квадраты. Часть просек сильно заросла, и Флориан по привычке запоминал их местоположение: в сухой день он вернется сюда с бензопилой и подрежет нависшие ветки. Между деревьями лежали и другие тропы, протоптанные козами и шалшейками, блуждающими по склонам. Некоторые он уже успел нанести на воображаемую карту своей памяти.

Через двадцать минут езды по главной дороге Флориан свернул и с грохотом двинулся по пожарной просеке АЖ54 (так он ее обозначал для себя). Противопожарная просека была узкой, а линтрава — густой и спутанной. В пятистах метрах отсюда находилась небольшая круглая поляна, куда «Опенленд» мог заехать, если водитель, конечно, знает, как это сделать, и не торопится. Флориан крепко держал руль, ветви бровников били по лобовому стеклу.