Турбулентность (ЛП) - Грация Уитни. Страница 39

Я прикусила губу, услышав его тяжелое дыхание на том конце линии, когда его голос стал еще злее.

– Ты не собираешься ничего сказать насчет того, что подосрала мне все выходные вторую неделю подряд? – спросил он. – Или теперь мне нужно подождать еще одну неделю?

– Я не хочу снова тебя динамить...

– Знаю, – сказал он. – Потому при встрече хочу убедиться, что данная мысль больше никогда не придет тебе в голову. Меня не волнует, насколько мокрая твоя киска, или как громко ты кричишь, умоляя меня, позволить тебе кончить, потому что я не окажу тебе милости и не отступлю, как поступал обычно.

– Джейк, я сказала, что...

– Меня не ебет, что ты там сказала. – Он стал говорить медленно: – Меня не волнует, как ты сходишь с ума со мной. Ты можешь скакать на моем члене, пока не лишишься разума, а я могу кружить языком по твоей киске, пока ты не сможешь больше думать.

– Джейк...

– Увидимся в Антлане в следующий вторник, ясно?

– Ясно... – Мой клитор разбух под пальцами.

– Хорошо. Рад, что мы смогли поговорить.

Я кивнула, словно он мог меня видеть.

– О, и Джиллиан?

– Да?

– Это считается полуночным звонком.

– Ладно. И?

– Не делай так больше.

Выход на посадку В17

ДЖЕЙК

Нью-Йорк (JFK)

Она не может следовать этим чертовым правилам...

– Ты здесь, Джейк? – спросила Джиллиан по телефону через полторы недели. – Ты все еще здесь?

– К сожалению.

– Тогда что я только что сказала?

Почему я все еще разговариваю по телефону с этой женщиной?

– Ты сказала, что твой брат, кажется, ведет себя словно невеста на выданье, а его девушка даже не знает, что он собирается сделать ей предложение. – Я выдержал паузу. – А затем ты сказала, что осознаешь, что сейчас уже девять часов вечера, и мы разговариваем уже больше часа, и тебе нужно позволить мне вернуться к своей жизни, в которой не существует ночных звонков.

Она засмеялась – типично заразным смехом.

– Думаю, тебе нравятся мои ночные звонки.

– Нет.

– Тогда прекрати брать трубку.

– Прекрати звонить мне по пять раз подряд.

Она снова засмеялась, а затем продолжила болтать, как ни в чем не бывало, словно не слышала мои слова о том, что мы и так уже висим на телефоне больше часа. Десятую ночь к ряду она решала, что «не звонить мне посреди ночи» означает все равно звонить, и как бы сильно я не хотел положить трубку, сказав ей, что не желаю слышать о ее жизни вне спальни, не мог этого сделать. Во-первых, из-за светлого звонкого звука ее голоса, даже несмотря на ее бормотания и слишком много вопросов, было в этом что-то успокаивающее для моих расшатанных нервов. Во-вторых, из-за того, что она была единственной женщиной, которая интриговала и бесила меня одновременно – единственной, кто мог буквально в одну секунду разозлить меня и рассмешить в следующую.

– Ну так вот, – сказала она, наконец заканчивая болтать. – Спасибо, что снова меня выслушал.

– Выбор был не велик.

– Ты можешь делать то же со мной, если это поможет тебе почувствовать себя лучше.

– Делать то же? Ты о чем?

– Ну, я бомбардировала тебя своей семейной драмой в течение последних нескольких дней...

– Последних десяти дней, – поправил я ее.

– Ладно-ладно. – Она снова засмеялась. – Последних десяти дней. Ты мог бы рассказать мне что-то о своей семье.

– У меня нет семьи.

– У всех есть семья, Джейк. Но знаешь, спорю, я могла бы на самом деле заполнить некоторые твои пробелы.

Я закатил глаза, но вместо того, чтобы завершить этот разговор, как должен был бы, позволил себе увлечься этой мыслью.

– Испытай меня.

– Ну, в ночь нашего знакомства ты сказал, что родом из Миссури, и к сожалению, вернулся в Нью-Йорк, так что... Готова поспорить, что твое «к сожалению» означает либо:

А) Твоя семья все еще живет в Нью-Йорке,

Б) Ты покинул свою семью в Миссури, и Нью-Йорк – единственное место, где они не станут тебя беспокоить, или же

В) Ты пытался восстановить утерянные отношения со своей Нью-Йоркской семьей, но все сложнее, чем ты ожидал. Так который из вариантов?

– Г) Ни один из выше перечисленных.

– Ну, стоило попытаться. – В ее голосе слышалась улыбка. – Могу я еще раз попытаться угадать?

– Можешь делать все, что пожелаешь. Но я собираюсь положить трубку.

– Постой, – сказала она. – У меня остался всего один вопрос.

– Вот только я сомневаюсь, что...

– Ты идешь сегодня на гала-ужин авиакомпании? Так как мой рейс отменили, я подумываю пойти туда со своей соседкой по квартире.

– Джиллиан... – Я вздохнул. - Это последний ночной телефонный звонок. На будущее? Потому что нам нужно с этим завязывать.

– Ага. – Она казалась обиженной. – Я не стану звонить тебе снова после сегодняшнего вечера, если это не касается секса.

– Большое спасибо.

– Но ты мог бы хотя бы ответить на мой вопрос напоследок, хотя...

– Я не уверен, пойду ли на гала-ужин, – наконец, сказал я. – Склоняюсь к «нет».

- Ну, если ты не пойдешь, хочешь, чтобы я потом тебе обо всем рассказала?

– Это еще один вопрос. Увидимся в Атланте в понедельник. – Я закончил звонок и откинулся назад – наполовину раздраженный, наполовину возбужденный. Я был не уверен, нравилось ли мне на самом деле то, что она нарушала правила, или нет.

Не желая думать об этом и дальше, я взглянул в зеркало заднего вида. Несмотря на то, что сказал Джиллиан, я уже был на гала-ужине, наблюдая за прибывающими гостями в их дизайнерских нарядах под легким дождем.

Я размышлял, не уехать ли прочь и не сделать ли вид, что этого мероприятия вообще не было, потому что я бы мог прожить и не видя обещанного поминания рейса 1872, не став свидетелем презентации нового самолета, но почему-то не мог вставить ключ в зажигание.

За следующий час я увидел еще больше гостей, наблюдая за тем, как они стекались в здание, пока дождь сильнее барабанил по лобовому стеклу моей машины. И когда очередной раскат грома раздался где-то на расстоянии, я вышел. Подошел ко входу и вручил свое приглашение охраннику, даже не пытаясь извиниться.

Внутри ангара все мерцало, величественные огромные люстры свисали с потолка с выступающими трубами, освещая пространство и ослепляя белым светом. Столы со скатертями слонового цвета окружали массивную сцену в центре комнаты, а ледяные скульптуры в форме самолетов были выстроены у дальней стены.

В противоположном конце комнаты на громадном экране транслировались черно-белые фото. Все они отображали различные моменты прошлого генерального директора компании: двадцатилетним парнем он стоял перед маленьким белым самолетом, мастеря его двигатель, затем в возрасте тридцати собирал воедино модели самолетов со своим сыном, а затем в районе пятидесяти сидел в зале заседаний, решая вопросы собственной авиакомпании.

Чтобы добавить эффект ностальгии, на экран также выводились некоторые лучшие заголовки Элиты, и моя кровь закипала, словно я читал их все впервые. Я все еще мог отлично помнить, где был, когда каждая история впервые появилась в газетах. Это все походило на хронологию уродливой жизни нашей семьи в течение многих лет, в которой черные чернила на фотографиях напоминали хлебные крошки по всему нашему долгому пути.

И быть может потому, увидев финальный заголовок «Натаниэль С. Пирсон, генеральный директор Элит Эйрвейс, благодаря «семейным ценностям» которого авиакомпания достигла потрясающего успеха», я почувствовал то же самое, что и однажды в семнадцатилетнем возрасте. Когда наконец-то осознал, что любимый лидер этой компании, мой отец, был гребаным мошенником.

Толпа встала на ноги и громко зааплодировала – некоторые звенели столовыми приборами, ударяя ними о бокалы шампанского. Когда аплодисменты достигли оглушающего уровня, мой отец вышел на сцену, улыбаясь своему стаду овец.