Кэннон (ЛП) - Пейдж Сабрина. Страница 15

За исключением того, что я не высыпалась в последнее время. Мой сон был беспокойным, фрагментированным сновидениями, разорванным на части полуосознанными воспоминаниями о прошлом, о Хендриксе перед его отъездом в учебный лагерь. И из-за того, что я чувствовала к нему тогда.

Вижу, как он стоит в моём коридоре, в нескольких дюймах от меня, одетый в боксерские трусы, которые облегают его идеально сформированную задницу и его чертовски огромный член… что ж, это тоже никак не поможет мне выкинуть его из головы. Я думаю, что этот образ навсегда запечатлеется в моём мозгу. И то, что он сделал минутой позже, то, как он схватил меня за волосы и притянул к себе… Даже сейчас кажется, что каждая часть моего тела каким-то образом подключена на клеточном уровне.

Я прислоняюсь к двери, у меня всё ещё перехватывает дыхание, грудь поднимается и опускается. Мои соски твёрдые, настолько чувствительные, что обычно мягкая хлопчатобумажная ткань футболки, которая на мне надета, больше похожа на наждачную бумагу. Я закрываю глаза, представляя руку Хендрикса в своих волосах, ощущая, как грубо он схватил меня, приступ боли, пронзивший меня, когда он дёрнул волосы за корни. Когда я сейчас провожу рукой по груди, у меня между ног разливается жар, и я не могу представить там чью-либо руку, кроме руки Хендрикса.

Хендрикс должен быть последним человеком на земле, о котором я мечтаю. Я должна была бы представлять кого-нибудь другого — одного из известных мне кинозвёзд, любого из множества великолепных кантри-певцов, с которыми я дружу, или, чёрт возьми, кого-то, с кем я встречалась. Даже того моего придурочного бывшего парня.

Кто угодно, только не Хендрикс.

Но Хендрикс — единственный, кого я могу представить, единственный, кого я хочу представлять.

Я провожу рукой по внутренней стороне ноги и между бёдер, отыскивая свой клитор. Мои пальцы легко скользят по нему, чему способствует моя влажность, и я тяжело выдыхаю, когда возбуждение разливается по моему телу. Я представляю руки Хендрикса блуждающие по моему телу, руки Хендрикса в моих волосах.

Губы Хендрикса на моих, его язык находит мой язык.

Его лицо зарылось у меня между ног.

Когда я провожу пальцем ниже, находя свой вход, я уже близка к краю. И когда крепко прижимаю ладонь к своему клитору, мои пальцы проникают глубоко внутрь меня и я почти сразу же перехожу через край.

Я вижу лицо Хендрикса.

И имя Хендрикса, срывающееся с моих губ, меньше похоже на слово, больше на стон, когда я кончаю.

Минуту спустя пульсация у меня между ног всё ещё не утихла, и я открываю глаза. Осознание того, что только что произошло, переполняет меня.

Я просто кончила, думая о Хендриксе.

Не похоже, что это случилось в первый раз. Но это случилось впервые за многие годы. Определённо, это первый раз, когда такое случилось с ним прямо в соседней комнате.

— Эдди, — Хендрикс произносит моё имя низким и скрипучим голосом с другой стороны двери.

Чёрт.

Его даже не было в соседней комнате. Он был по другую сторону двери. Смущение накатывает на меня, как приливная волна, и я с трудом сглатываю. Конечно, он не слышал, что я только что сделала. Конечно, он не слышал, как простонала его имя.

— Открой эту чёртову дверь, — требует он.

Я не двигаюсь.

— Нет, — говорю я, мой голос звучит мягче, чем я намеревалась.

— Я знаю, Эдди, — говорит он. Он не толкает дверь, хотя мог бы с такой лёгкостью. Хочу ли я, чтобы он это сделал? Несколько недель назад я бы решительно ответила «нет» на этот вопрос. После того, что он сделал со мной, что он сказал… по-моему, он мог бы гнить в аду. Когда он ушёл, я больше никогда не хотела его видеть. За исключением того, что я никогда не могла выбросить его из головы.

— Нечего знать, — отвечаю я.

— Я не глухой, девочка Эдди, — теперь его голос звучит тише, более хрипло. Настойчиво.

Жар приливает к моему лицу. Он не просто услышал меня. Он не мог.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь.

— Меня зовут Хендрикс, — говорит он более мягким голосом. — Ты произнесла моё имя.

— Я… — начинаю я. Чёрт. Он слушал. Зачем ему стоять у моей двери и слушать меня?

— Открой дверь, — говорит он.

Я хочу впустить его.

Я не могу.

— Нет, — отвечаю я.

— Чёрт возьми, Эдди, — говорит он. Он замолкает, и на минуту мне кажется, что он ушёл. Я хочу, чтобы он ушёл. Я не хочу, чтобы он уходил. Чёрт, я не знаю, какого черта я хочу.

— Хендрикс? — зову я.

— Девочка-Эдди, — то, как он произносит это слово, которое раньше было платоническим выражением нежности, теперь звучит гораздо менее чертовски платонически.

— Ты слышал не то, что тебе показалось, — вру я.

Как я теперь посмотрю ему в глаза?

— Что, по-моему, я слышал?

— Я…

— Ты что, Эдди?

Я молчу. Я не могу этого сказать.

Его ладонь ударяет по двери, и это заставляет меня подпрыгнуть:

— Ты кончила, Эдди. Скажи это.

— Нет.

— Ты думала обо мне.

Я не отвечаю. Если отвечу, значит это происходит где-то в другом месте, где-то я не видела, чтобы между нами что-то происходило. Где-нибудь, где было бы опасно для меня и для моей карьеры.

— Я не открою дверь, если ты этого не захочешь, Эдди, — говорит он. — Но, по крайней мере, будь чертовски честна. Расскажи мне.

Он в безопасности по ту сторону двери. Я должна быть рада этому. Я должна быть счастлива, что он остаётся по ту сторону двери.

Проблема в том, что по ту сторону двери он находится не там, где я хочу его видеть. Я хочу, чтобы он был здесь, чтобы его руки были на мне, его пальцы были у меня между ног.

— Мне нечего рассказывать, Хендрикс, — мой голос срывается. Рассказывать нечего, но моё тело в состоянии повышенной готовности, как и раньше, руки покрываются гусиной кожей, а между ног разливается жар. Чёрт возьми, почему Хендрикс оказывает на меня такое воздействие?

— Ты знаешь, что ты делаешь со мной, Эдди? — его голос хриплый, приглушённый дверью, но мне кажется, что он прямо рядом со мной, шепчет мне на ухо. Точно так же, как он шептал мне в коридоре, вполголоса.

Я хочу, чтобы его дыхание коснулось моего уха, но боюсь заговорить. Я боюсь сказать «да».

Я боюсь того, что я с ним сделаю.

Я боюсь того, что он сделает со мной.

— Я не знаю, — отвечаю я. Слова едва вырываются наружу. Может ли он заметить, что я просунула руку под футболку, что провожу ладонью по своей груди? Мои соски твердеют от моего прикосновения, и я резко вдыхаю.

— Ты знаешь, что ты всегда делала со мной? — спрашивает он.

У меня перехватывает дыхание.

Что я всегда с ним делала?

Мои челюсти плотно сжимаются, когда в моей голове вспыхивают воспоминания о той ночи, о том, что сказал обо мне Хендрикс, когда думал, что меня там нет. Нет. Хендрикс полон дерьма. Он был игроком в старшей школе, и он игрок сейчас. Ничего не изменилось.

— Нет, Хендрикс, — я выдавливаю из себя слова. — Уходи.

Глава 10

Хендрикс

Шесть лет назад

Я сижу на балконе гостиничного номера с видом на пляж, слушаю, как волны разбиваются о берег, и мечтаю покурить. Я уволился месяц назад, но в такие моменты, как этот, я действительно скучаю по этому. В такие моменты, как этот, когда я сижу на балконе гостиничного номера, смотрю на пустую комнату и знаю, что Эддисон находится в соседней комнате. Она, наверное, сейчас спит.

Чёрт, интересно, спит ли она голой? Нет, это не про Эддисон. Она, наверное, спит в маленькой хлопчатобумажной футболке, которая едва прикрывает её идеальную попку. Или то, что я представляю себе — это её идеальная задница. Я никогда не видел её без того купальника, который на ней надет.

Блядь. Теперь у меня бешеный стояк.

Мне нужно перестать думать об Эдди. Я не знаю, о чём, чёрт возьми, думал, выпаливая «дорожное путешествие» подобным образом, как будто я какой-то чокнутый парень, который из кожи вон лезет, чтобы поговорить с ней. Она звезда. Она не из моей лиги. Она определённо не смотрит на меня так, как я смотрю на неё.