Воспитание подростка - Круковер Владимир Исаевич. Страница 14
Приходит возраст, и многие из них после вполне счастливого детства, несмотря на наши заверения, что общество все для них подготовило и ждет их, только станьте взрослыми, начинают испытывать потребность чем-то выделяться, что-то демонстрировать, чем-то поражать.
Одному из сотен миллионов удается прыгнуть дальше всех в мире, другому стать победителем всех олимпиад по физике, третьему еще что-то путное. А остальным? Остальные пытаются выделиться иначе. И ведь выделяются о них говорят, пишут, передают по телевидению, их разгоняют, стригут, переодевают. И кто? Взрослые. Значит, своей цели древняя программа все же достигла.
Да, бессознательно она ведет себя вызывающе. И это ее поведение достигает цели (не цели молодежи, а цели неосознанного поведения), так как мы его тоже бессознательно узнаем.
А вот понять не можем. Поэтому говорим: «С этим надо что-то делать». А что делать не знаем. Нельзя же действовать, подчиняясь только неосознанной неприязни. И если мы обращаемся к разуму, он тоже нашей тревоги не понимает.
Он говорит нам: «А что такого они уже сделали? Ну, шумят, ну, собираются, ну, странно одеваются. Ну, некоторые дерутся, ну, хотят, чтобы их оставили в покое. Но ведь нынешние „панки“, „пиплы“, „зенитчики“, „рокеры“, „металлисты“ куда благовоспитаннее былых „беспризорников“, „хулиганов“ и уж ничем не хуже „стиляг“, а по сравнению с „хиппи“ и деятельнее, и аккуратнее. И главное, пока ты найдешь пути борьбы с „металлистами“, они повзрослеют, „металлистами“ быть перестанут, а на смену им появятся другие, такие же неожиданные и страшные и начинай все сначала. Тем, кто за борьбу с молодежными вывертами получает зарплату, эта круговерть на пользу, а нам с тобой лучше не ввязываться».
Понять еще не значит принять. Одного нельзя допустить действовать не разобравшись. Эта ситуация благоприятна для паникеров и кликуш. Нельзя дать им увлечь за собой общество. Мы всегда должны помнить, как в конце 50-х кликуши спровоцировали общество ловить на улицах «стиляг», стричь их и разрезать на них штаны, заставили заниматься этим даже милицию (символ государственной законности в глазах подростков!), а спустя два года те же кликуши сами ушивали себе брюки. А кликушествовали уже по поводу мини-юбок.
Народ, считающий себя великим, подлинно велик только тогда, когда он полностью доверяет своей молодежи, не сомневается в том, что она будет как мы и лучше нас.
Однако оно еще и социальное постольку, поскольку происходит в человеческом обществе. Но не глубже. Оно не порождается определенной социальной системой и никакой социальной системе не противостоит. Правда, оно учит, свободе от общества, но разве это так уж плохо? Без свободной молодежи любое общество обречено на застой. У этого явления есть идеология, идеологи? Нет, и быть не может, ведь оно почти внеречевое. Они болтают обо всем и ни о чем, они не действуют, а «бьют баклуши». Для выхода же энергии у них есть канал ритмические движения.
В «клубе» он бессилен, ведь его члены ничего не хотят и никуда не стремятся. Этим они иммунны к любым воспитательным воздействиям. Их объединения не движения, не течения, а состояние, которое они проходят, проживают. В «бандах» совсем другое дело. За историю человечества фюреры не раз опирались на «банды». «А тлетворное влияние Запада? А поп-индустрия?»
Индустрия снабжает потребности, когда они есть. Индустрия игрушек снабжает детей игрушками. Но если у детей нет игрушек, они их придумывают сами. Отрежьте подростков от других стран, отнимите у них их инструменты они все равно будут собираться, а старые кастрюли опять пойдут в ход. «Чему они учатся там, в своих „клубах“, друг от друга?» Ничему важному, плохому или хорошему они не учатся, они собираются не для того, чтобы учиться. Раньше в подростковых «клубах» действительно учились общению больше негде было. Теперь общения им хватает в других местах. Научиться курить, пить, приобщиться к наркотикам, заняться свободной любовью можно не только в «клубе». «Все же меня в этом что-то беспокоит». Меня тоже. Так уж мы устроены.
Известная исследовательница поведения шимпанзе в природе Джейн Гудолл описывает забавный случай. Молодой, ничем не выделявшийся самец нашел пустую канистру и стал по ней громко стучать. Обладатель престижной шумной новинки этим повысил свой ранг среди молодых шимпанзе, стал их кумиром. Престижная вещь или новое действие всегда вызывает у животных такой ответ.
Помните, когда появились первые проигрыватели большой громкости, некоторые открывали окно, ставили их на подоконник и «врубали на всю катушку»? С первыми транзисторами расхаживали по улицам. Теперь этого не услышишь. Что, благовоспитаннее стали? Нет, просто этим уже не удивишь.
За взлетами и падениями таких кумиров у подростков взрослому даже трудно уследить, так быстро они сменяются. Музыка кумира вчера потрясала, а сегодня к ней равнодушны. Группы поп-музыки взлетают и падают, беспрерывно сменяя одна другую. Взрослые иначе относятся к музыке, их вкусы меняются медленно, а на своих пошумелках они вполне могут петь песни своей молодости. Взрослые иначе относятся и к словам песни: они должны нести связную мысль.
А вот теперь мне не избежать трудного разговора с читателем-специалистом.
Да, все дело в определении. Некоторые определяют разум так, что ни у кого, кроме человека, его нет и в зачатке. Другие так определяют общество, что и зачатков его не может быть у животных. Кто-то определяет музыку так, что в ней нет места музыке природы. А кто-то утверждает, что поп-музыка не музыка. (Некоторые вообще говорят, что все, что ни написали бы не члены Союза композиторов, не музыка.) Хорошо, пусть музыку вдохнули в нас боги. Но и богам нужно, чтобы инструмент был подготовлен, был готов ее принять. Этот инструмент люди, их создала природа. Она создала их из животных. В них, и только в них, истоки всего, чем мы стали. Или и тут боги?
Они, конечно, знают человека лучше, чем этолог, для которого человек лишь один из очень многих видов. Но всякий раз, как они сталкиваются с проявлением инстинктивного поведения у людей, они испытывают растерянность. Ибо, признавая на словах некую двойственность, «биосоциальную» сущность человека, они первую часть этой спасительной формулы же забывают.
Человеку обидно, что он всеми своими корнями уходит в мир животных, и везде, где это удается «забыть», он «забывает» с удовольствием. Только если ему грозит беда, он смиряется с этим фактом.
Поэтому человек мирится с тем, что биологи ищут и находят возбудителей человеческих болезней у животных, ставят на них опыты, отрабатывая методы лечения и лекарства для людей. В этой области даже во времена безудержного разгула кампаний за «особость» человека приходилось молча признавать единство человека с царством животных.