Воспитание подростка - Круковер Владимир Исаевич. Страница 22

189. Закалка тела связана с закалкой души. Плач, жалобы на боль, хныканье из-за каких-то неприятностей не только не поощряются, но и безжалостно высмеиваются.

И малыши, маленькие «обезьянки», привыкают относиться к неудачам с иронией, мужественно. В дальнейшем, на испытаниях по переходу из детства в отрочество, они стоически перенесут боль, холод, голод, одиночество, сориентируются в экстремальных ситуациях и найдут достойное решение разных проблем.

Нам такие испытания могут показаться жестокими, но в той же Японии дети всегда сдержанно переносят боль, обиду, болезнь, лишения. Даже удивительно видеть пятилетнего карапуза, смело входящего к зубному врачу и выходящего от него с налитыми слезами глазами, но с обворожительной, хоть и вымученной, улыбкой на мордашке. Воспитание целой нации это ли не убедительный пример, доказывающий результативность метода?

190. Но наша книга и о воспитании, и об обучении наукам, хотя трудно четко разграничить эти два процесса.

В любом случае вам не помешает освоить разные способы преподавания, обучения конкретным дисциплинам. Настоящий учитель доложен учить так, чтобы ребенок не просто учил ту же физику, а изучал ее активно и весело.

В свою очередь, родители должны четко представлять, для какой дальнейшей жизни они растят своего ребенка и надо ли делать основной упор на непременное получение среднего-образования.

191. Задумайтесь, например, над отношением к этому вопросу коренных жителей Крайнего Севера, Заполярья.

Ребятишек у них «забирают» в интернаты с 8– 10 лет, чтобы дать четырехклассное начальное образование. Потом их оставляют в покое. Я взял слово «забирают» в кавычки, потому что раньше северяне всячески уклонялись от этой насильственной грамоты, прятали детей на дальних пастбищах, веровали их прямо из школ и увозили в тундру. Теперь смирились, а может, сочли эти четыре года учебы полезными для детей.

К тому же подавляющее большинство детей предпочитают возвращаться в стойбище к своим древним занятиям: охоте, рыбалке, оленеводству.

192. И вот здесь представляют интерес прежде всего педагогические приемы этих «детей природы», властителей «белого безмолвия».

Ну, во-первых, детей там не бьют. Вообще не наказывают никогда!

Во-вторых, там не бывает невыученных уроков. Если ребенок недостаточно виртуозно владеет арканом для ловли оленей, над ним будут подтрунивать до тех пор, пока он настойчивой тренировкой не сравняется по мастерству с остальными. Если не умеет грамотно ставит капканы, ловушки на песца, его будут брать на охоту только на вторых ролях поднести, помочь, а подобное отстранение, для мужчины страшнее, чем наказание.

193. Попробуем на нашем современном языке перечислить, что знают 14-летние северяне, в чем они мастера. И сравним со знаниями в любой другой области современного подростка города или деревни.

Ботаника?

Их познаниям позавидовали бы и ученые. Нет ни одной травинки в тундре, про которую они бы не знали все и вся. Правда, латынью не владеют, называют растения по-своему. Им известно и время созревания этой травинки, и время сбора пик полезности, и связь этой травинки с другими растениями и живыми существами тундры. А уж в составлении лечебных, стимулирующих и иных отваров, настоев с ними не сравнится ни один европеец. Следовательно, кроме ботаники, наши северяне знакомы и с фармакологией.

Зоология?

Смешной вопрос, маленький охотник или охотница знают все возможное обо всех живых существах в тундре.

Анатомия?

С основами физиологии они знакомы отлично. Ни один грамм из разделанной туши зверя у них не выбрасывается. Шкура, жилы, внутренние органы все идет в дело. Что-то на одежду, что-то на предметы домашнего и охотничьего обихода, еще что-то на лекарства.

Можно добавить к этому, что они неплохие метеорологи, отличные топографы, умелые историки, передающие знания изустно, как в древности, часто в аллегорической форме легенд и притч, своеобразные музыканты, строящие свою музыку в ритме природы…

194. Вроде и приемов особых нет педагогических. Не бить. Не наказывать. Делай, как я. Слушай и понимай. Смотри и учись.

Впрочем, нас же никто специально не учит «джентльменскому» набору ругательных слов. Но покажите мне первоклассника который не умел бы материться! Нас почти не учат пользоваться ножом, ложкой, спичками, однако мы умеем с ними обращаться. У северян процесс обучения слит с реальной жизнью, а жизнь состоит из фрагментов обучения, познавания.

Но главное, у них иная шкала ценностей. У нас говорят: «Какой же ты мужчина, если не куришь, не пьешь?» У них говорят (даже не говорят подразумевают): «Какой же ты мужчина, если не умеешь запрягать нарты, заарканить оленя, переночевать в пургу в самодельном снежном „шалаше“?»

195. Как же сделать так, чтобы и в школах на уроке химии или русского языка наши ученики учились столь же легко, но основательно, естественно и самозабвенно? Попробуем вместе разобраться в этом вопросе.

Учителя без каменных топоров

Тот, кто имеет зачем жить, может вынести любое как

Ницше.
196. Наших детей, побывавших в Англии, в тамошних школах больше всего поразили взаимоотношения учителя и класса.

В особенности то, что если учитель беседует с конкретным учеником, то он беседует именно с ним, именно ему объясняет, именно у него спрашивает. Остальные, если им неинтересно, вправе заниматься своими делами.

Вот это воистину индивидуальное общение и кажется нашей ортодоксальной педагогике абсурдным. «Как так учитель тратит энергию, объясняет, а его не слушают?! Нет уж, будьте любезны, все слушайте! Знаешь? Ничего, повторение мать учения. Иванов, ты что вертишься? О чем я сейчас говорила? Не знаешь? Давай дневник!»

Потому, что сейчас допрашивают с пристрастием Иванова, а следующий на очереди он сам и висит над ними дамоклов меч в образе грозной двойки.

Те же, кто знает, хорошо разобрался в обсуждаемом постулате, занимаются загадочной гласной, пытаясь выяснить: кто же ее все-таки ударил? А кто-то открыл хрестоматию или подпольный детектив. Ничего страшного. Потеряв минуты, вы выиграете большее доверие и непринужденность. А то раздайте ребятам кроссворд по соответствующей тематике, пусть они в это время его тихонечко порешают.

197. Попробуем построить некую модель. Допустим, у нас сейчас русский язык, тема урока: «Кто ударил гласную? И за что?»

Пока ученики размышляют над этим коварным вопросом, вы спрашиваете у Иванова что-то по прошлому уроку, просите его объяснить, как он понял такой-то постулат. Кто не знает, сам в затруднении внимательно вслушивается в ваш диалог. Вслушивается, потому что это действительно диалог, беседа двух интеллигентных людей, один из которых в русском языке разбирается лучше. А не потому, что сейчас допрашивают с пристрастием Иванова.

198. Мы, к сожалению, учителя пока нищие. И перегруженные. И топоров у нас нет каменных. Трудно нам. Всем нынче в стране трудно. Много еще, наверное, пройдет времени, прежде чем общество осознает, что учитель для прогресса важнее, чем нефтяник, директор ресторана, кибернетик или генерал.

Меньше будет нефтяников меньше нефти, меньше ресторанов меньше пьяниц, меньше кибернетиков меньше компьютеров, меньше генералов меньше войн. Неприятно. Но если меньше будет хороших учителей не хороших учеников станет меньше, а будущего. Недоучки будущего не построят. Это уже не просто неприятно, это страшно.

Но и без топоров, в нищете, в своей «непрестижной» профессии можно многого добиться. Только для этого надо оторваться от устаревших педагогических канонов «наркомовского наробраза».