Пляска в степи (СИ) - Богачева Виктория. Страница 123

А тут? Стыд сказать, в печи мылись! Горазд как увидал впервые, так едва рот закрыть смог. Летом-то, в тереме Некраса Володимировича, в лютую жару все из колодца водой поливались — хоть самую малость прохладнее становилось. В баню толком, считай, и не ходили. Потому-то тогда Горазд и не понял, что про привычную, добрую баньку в южных землях и не ведает никто! А в холода прямо в печь залезают! Не бывать от такого мыть добру, это любой дурак скажет.

Это ж еще придумать надо, чтобы в печь сперва доски укладывать, а поверх — влажное сено, да ушат с горячей водой ставить. Закрывались заслонкой да мылись изнутри. Горазд думал все, как вернется на Ладогу да матери с сестренками расскажет — то-то потеха будет! Еще и не поверят ему на слово. Да он и сам бы не поверил, коли б где услыхал — глупость ведь несусветная. Да, с родимой банькой ничего не сравнится.

Худо-бедно, но опосля лазни позвали их в терем на пир. Та гридница ладожской была не чета! Втрое, кабы не вчетверо меньше. Темная, окошек мало совсем, лучины да жировики через одного горят. Балки под деревянным срубом никак не украшены, ставни узором не покрыты. Да и стол скуден угощениями был. От хозяев терема пришел на пир князь с несколькими воеводами, да и все. Никого больше из дружины Горазд не видел.

Ярослава Мстиславича, сменившего рубаху на чистую, припасенную княгиней еще на Ладоге, с почетом да уважением усадили во главе — прямо напрочь черноводского князя. Хмельной мед ему, как водится, подавала княжья дочь, да токмо он в ее сторонку и не глядел. Горазд наравне с другими кметями из молодшей дружины сидел на другом конце стола, а подле князя остался токмо Лутобор. Тот с Ярослава Мстиславича глаза не спускал: верно, крепко о том наказал сотник Стемид.

Сперва подняли чаши во славу Богов, которые уберегли ладожское войско в пути, а после — за здравие двух князей. Поговорили немного про разбитую, едва проходимую дорогу, да как увязали в грязи груженые всяческим добром повозки. Буян Твердиславич пожаловался на учиненные хазарами бесчинства — разоренные земли, сожженные избы, попорченный урожай.

Княжича Святополка вслух никто ни разу не помянул, хотя немало о нем сказали исподволь, вскользь. Ярослав Мстиславич токмо мрачнел лицом да стискивал зубы. Как потрапезничали, то разогнали всех прислуживавших девок да холопов, чтоб лишних ушей за столом не осталось. Не терпелось Буяну Твердиславич о грядущих делах поговорить. Горазд едва носом не клевал уже, до того глаза слипались. Час-то поздний. В дороге они ранехонько укладывались — темнело-то тоже рано. Он сжал зубы, подавив очередной зевок, и покосился на князя — тот как раз склонился к Лутобору и негромко что-то тому говорил.

— Я весть во все княжества отправил еще накануне, когда твое войско заметили. К концу седмицы жду в тереме всех князей, чьи земли клятые хазары растоптали: из стародубского княжества, из согожского, туровского, овручского да чердынского.

Горазд таких названий, о которых Буян Твердиславич говорил, и не слыхал никогда. Немало, ох, немало землей попортили хазары, коли так много князей съедутся. Почти все южные княжества беда затронула.

— Еще слухи до нас дошли из каганата, что воевода хазарский, который во главе войска стоит, не в почете теперь у их главного князя, — Буян Твердиславич казался довольным. — Не дождется от него подмоги Багатур-тархан.

— Отчего же не в почете? — заинтересованно спросил Ярослав.

Ладожское княжества было от границ каганата далече, и такие слухи нескоро его достигали, коли вообще доходили. Разве что гости заезжие могли порадовать занятной басней. Раньше так было. Но этой зимой многое на Ладоге изменилось.

— Про это уж мы не ведаем, — Буян Твердиславич развел руками. — Да мало ли что степные псы могли не поделить! Жаль, не велел их главный князь воеводу своего конями разорвать! Вот было бы нам облегчение.

По столу пробежали сдержанные смешки, и Горазд, не сдержавшись, тоже хмыкнул. Да, что тут скажешь, было бы славно!

Единственным, кто не улыбнулся даже, был ладожский князь. Подвинув к себе кусок начертанной вручную карты, он пристально в нее взглядывала и изредка шевелил губами. То ли шептал что-то, то ли считал.

— Седмицы две, думаю, мы тут простоим, — невпопад сказал Ярослав, оторвавшись от созерцания пергамента. — Войску отдохнуть надобно. Да и пока князей дождемся, пока они на свои земли воротятся, пока дружины соберут...

Буяну Твердиславичу услышанное пришлось не по нраву. Пристально наблюдавший за ним Горазд заметил, как князь нахмурился и недовольно поджал губы. Царапнул себя пальцами за подбородок, покрытый черной, короткой порослью, и одарил Ярослава Мстиславича холодным взглядом.

— Больно уж долго, — буркнул он.

— Мы куда дольше сюда добирались, — ладожский князь пожал широкими плечами, обтянутыми беленой рубахой. — Нам предстоит великая сеча. Гридь должна отдохнуть.

Нехотя Буян Твердиславич признал его правоту. А Горазд все думал: куда же ты торопишься, черноводский князь?..

— Ведаешь ли ты, сколько мужей собрал у себя хазарский воевода? — Ярослав посмотрел на черноводского князя.

Поразмыслив, тот покачал головой.

— Немало. Как их сосчитать? Спроси: сколько в степи песка, и я тебе также отвечу, — Буян Твердиславич хмыкнул. — Но меньше, чем по весне у Багатур-тархана было. Они ж грызутся меж собой в каганате, словно дикое, бешеное зверье. Вроде как одного сына у него еще недавно убили.

— С хазарской конницей трудно будет тягаться, — сказал Ярослав Мстиславич, сызнова подвинув к себе карту.

— Наша, небось, не хуже. Не одну дюжину лет с ними соседствуем! — Буян Твердиславич сжал тяжелый кулак и опустил его на столешницу.

Его воеводы молчаливо покивали, а после промеж ними пробежал негромкий шепоток. Говорили да все косились на ладожского князя.

— Может, в ловушку удастся их заманить, — размышляя вслух, Ярослав потер виски. Он поглядел на черноводского князя, решив, что пора и честь знать. Довольно засиделись за столом. Он уже собрался откланяться, когда Буян Твердиславич прищурился и ударил по больному.

— А сколько молодцев у брата твоего в дружине?

Ярослав едва заметно вздрогнул — Горазд понадеялся, что, окромя него, никто и не увидал.

— Мало, — коротко отрезал князь. И ничего больше не добавил.

На том и закончили. Ярослав встал из-за стола и поблагодарил за радушие и угощение, и кмети поднялись за ним следом. Как вышли из душного, темного терема на свежий воздух, так князь махнул рукой, подозвав к себе Лутобора и Горазда. Втроем они отстали от кметей, ушедших вперед, но Ярослав молчал до тех пор, пока не ступили они за ворота, и не осталось подворье черноводского князя у них за спиной. Лишь тогда он заговорил.

— Хочу Святополка весточку послать, — сказал он Лутобору.

Гридень вскинул на него взгляд, но смолчал, вопросов праздных задавать не стал. Ярослав же хмыкнул и достал припрятанный за пазухой сверток. Чутьем Горазд уже понял, что сейчас увидит. Так и оказалось: размотав тряпицу, князь сжал в кулаке перунов оберег на тонкой цепочке. Он передал его Лутобору и наказал.

— Излови хазарского дозорного да отдай ему это. И вели, чтобы непременно братцу моему в руки оберег попал. А Горазд тебе в том подсобит.

У Лутобора, который не ведал ничего об обереге, едва глаза на лоб не вылезли: до того чудным показался ему княжий приказ. Но спрашивать он у князя ничего не стал. Вся дружина ведала, что вопросы досужие тот не любил.

— Через седмицу отправитесь, не раньше, — добавил Ярослав. — А пока храни у сердца да не смей никому показывать. Никому.

— Добро, князь, — Лутобор склонил голову.

— А пока обождем. Они нас тоже ждут. Коли не явимся в срок, станут дозорных все ближе и ближе к княжеским землям отправлять. Тогда-то его и изловите.

Колокольчики в волосах VI

Сидя в своей палатке, Иштар с нетерпением прислушивалась к шуму, который доносился снаружи.