Кровавая Ведьма (СИ) - Кувайкова Анна Александровна. Страница 74
— Эк девка, как тебя разобрало-то, — неодобрительно качая головой, уселся за столом напротив дядюшка леший. Он сам лично запаривал сбор, едва махнув рукой в сторону Волка.
А того и уговаривать не пришлось — едва разведя огонь, он отыскал в сундуке в углу простую чистую черную рубаху, накинул ее на себя, и принялся стаскивать с меня куртку. К счастью, ей только и обошлось. Уж не знаю как, но рубашка под ней, как и штаны, внезапно оказались сухими. Видать, тетушка Прусья постаралась, заговорила на совесть.
Мокрыми оказались только ботинки, их же и отправили сушиться к печке, а на ноги натянули шерстяные носки знакомой крупной вязки…
Начавшие подсыхать слезы заструились по щекам снова.
Не могла я сдержаться. Не могла, и всё тут!
Леший на сей раз только головой качал недовольно. А Волк, вздохнув, пересадил меня к себе на колени, крепко прижимая к груди. К своей кружке он почти не притронулся, но охотно споил ее мне.
После двойной порции успокаивающих трав рыдать в три ручья уже не хотелось. А вот спать — еще как!
— Вот так-то лучше, — отметив разницу, довольно усмехнулся дядюшка, внимательно меня рассматривая. — А то на упыря была больно схожа. Чего ты, Никаська, сырость развела-то? Будто приведение увидала какое.
— Так почти так и есть, — еще раз оглядев знакомые до боли стены небольшого скита, тяжело вздохнула я и мужские руки на моей талии сжались сильнее. — Я ж помню как это… ну, горело всё. Как рухнула крыша, тоже помню. И как дым сизый шел, когда все запасы трав пламя пожирало! А тут будто и не было ничего. И скит на месте, и травы, и утварь вся целая. Как такое возможно, дядюшка? Неужто и тут Дрейк постарался?
— Да прям уж, — фыркнул на это леший, едва стукнув по давно не метенному полу своим посохом. Только пыль, да паутина по углам и указывали на то, что давненько сюда никто не захаживал. — Что стены? Старых, сухих деревьев полно, мне не жалко. Маг у тебя рукастый, сам всё выпилил, обстругал, да смастерил. Печку сложил, крышу выстелил, мебель смастерил, опять же. А вот утварь какую, да вещи разные в деревни выменивал. Игрушки разные для детишек вырезал, да относил. Мебель какую, еще что, по мелочи. А местные и рады.
Волк направил на лешего многозначительный взгляд, будто попрекая за болтливость, а я же широко распахнула глаза, напрочь передумав плакать:
— Ты сам восстановил мой скит? Правда?
— Как я уже говорил, — невозмутимо пожал плечами тот, признавая с явной неохотой. — Нужно было чем-то заниматься, пока магия не вернулась.
— Но ты говорил о флейте!
— О, и ее показал? — изумился дядюшка, который, как всегда, знал больше меня. А еще говорят, что «ведьма» от слова «ведать». Брешут, видимо! — Да, чудно, чудно выходило. Хотя, по первости, как вспомню его потуги, смешно сказать — кувшинки на пруду вяли. Уж пока обучился сносно играть, весь лес мне измучил.
Я невольно прыснула, зажимая рот ладошкой. Да уж. Не представляю, каково это было!
А Волк, если бы это был не он, наверное, и покраснел бы от стыда и неловкости. Ан нет, сидит спокойно, едва глаза к потолку возвел, явно проклиная болтливость хозяина леса. А тот только и рад посплетничать за кружкой травяного отвара, сидя у теплой печи:
— Я ведь как, Никаська, после всего его прогнать хотел, как увидел. Магию я твою тогда чувствовал, и как от твоего отчаянья весь лес застыл, тоже. Да только остановить тебя не мог, да и не сумел бы. Что на роду написано, того не миновать, сама знаешь. И всё ж злился я на них, и оторопел от наглости такой, когда чужака в своих владениях почуял. Сразу и не понял, что тот самый маг объявился, он ж как человек воспринимался. Ну я и подумал, что нет вины его не в чем, или что ты его простила, раз заклятье твое пропустило. Это уж потом разобрались, что к чему. Ну, и не выгонять же, болезненного? Оставил. А он деятельность развел тут.
— Это не я его тогда простила, — тяжело вздохнула я, остатки отвара допивая и украдкой прижимаясь к мужчине еще плотнее. А он как будто понял — сжал талию еще крепче, зарываясь носом в мои напрочь спутанные волосы. — Это он магии временно лишился. Потому границу заклятия и прошел.
— Я так и понял, что опять намудрили чего, — махнул морщинистой ладонью дядюшка. — С него ж самого и слова не вытянуть. Работал, как проклятый, скит твой восстанавливал, да молча всё, как тот волк. Волк же и есть! А на закате, значит, как темнеть начинало, у ручья волшебного сидеть стал. И ведь, что интересно, даже не испил из него ни разу, ни лицо не обмыл, ни ладони не вылечил, хотя все в мозолях были, да ссадинах. К дальней уключине бегал, я сам наблюдал.
— Почему? — с любопытством заглянула я в мужское лицо. — Он же мог тебя вылечить.
— То, от чего я страдал, излечить волшебными водами было нельзя, Доминика, — внезапно усмехнулся маг, да так горько, что я сразу поняла. Он не о потере магии говорил! — К тому же, лечить мозоли в ручье, который ты столько лет охраняла ото всех, мне казалось кощунством.
Вот же ж… Сам-то он никогда не краснеет, да. А меня вгонять в краску умеет мастерски!
— То ли гордый, то ли глупый, — хмыкнул в ответ на это леший, глядя на мужчину своими пронзительными, темно-зелеными глазами, на дне которых таилась мудрость и спокойствие прожитых веков. — Не понял ты еще, что ли? Приняла тебя Никаськина матушка — ейный дух в ясене живет. Не зазря ж она тебе веточку для флейты скинула, что б совсем от тоски не зачах. Да и бабке твоей, думаю, Доминичка, он бы по нраву пришелся. Мужик видный, хотя ж и маг.
— Дядюшка леший, — не поверила я своим ушам, пока тот самый «видный мужик» неслышно хохотал мне в макушку, судя по едва заметно трясущимся плечам. — Вы никак, сватать меня удумали⁈
— Дык от чего не посватать-то, ежели есть, за кого? — искренне недоумевая, спросил леший. И хитро так: — Или ты как будто против?
— Да, — медленно выгнул брови Волк, глядя мне прямо в глаза, смущая своим вопросом куда больше хозяина леса. — Ты против?
— Ну, знаете, что! — осерчав на обоих, я решительно слезла с колен второго и встала, одергивая задравшуюся рубаху. — Сначала с делами разобраться надобно, а потом уже всё остальное!
— Тут правда твоя, дочка, — поморщившись, досадливо кашлянул леший. Подумал недолго, да тоже поднялся. — Негоже такие дела решать вот так, сходу. Отдохнуть вам нужно, опять же. На тебе вон, лица нет. А уж завтра, да с новыми силами…
— Приданное обговорим? — иронично поинтересовался маг.
— Волк!!
Во что прикажете делать с этим неугомонным? Пришлось искать рушник, да силой гнать его наверх, спать! А уж после, тепло попрощавшись с дядюшкой, я сама влажным полотенцем утерлась, волосы, как могла, прочесала, да тоже по узкой лесенке на мандсардный этаж направилась.
Крохотный совсем, вмещающий лишь одну кровать, окно, да сундук, он тоже остался неизменным. Это завтра, наверное, при свете дня, я почувствую всю разницу: и свежие доски, пусть и пыльные слегка, и запах смолы, и непривычные трещинки в полу. А пока все до сих пор не чудилось таким правильным, знакомым и неуловимо родным, что казалось — будто и не было этого всего. Ни лжи, ни предательства, ни боли…
Ни грандиозной тайны прошлого столетия.
А главное — не было самой настоящей охоты на меня. Правда… и этого невозможного мужчины, стоящего сейчас у окна, тоже бы не было.
И от осознания этого — того, что Волка может в один момент просто не стать в моей жизни, внутри всё переворачивалось будто, останавливая судорожное биение глупого сердца. Как же я тогда без него буду?
— О чем задумалась?
Очнувшись, я тряхнула головой, отгоняя ностальгические, а вместе с тем страшные мысли, и шагнула вперед, судорожно обнимая мага за талию.
В то, что мы оба чудом выжили, до сих пор верилось с трудом.
— Да так, мысли всякие, — тихонько буркнула ему в вырез рубашки, касаясь носом кожи, теперь наконец-то теплой. Живой.
— Надеюсь, второй раз скит жечь не собираешься? — насмешливо поинтересовался он. Но не успела я взбрыкнуть возмущенно, как он успокаивающе шикнул, удерживая на месте. — Тише. Я шучу, родная. Если хочешь жечь — жги. Я восстановлю еще раз. Но, только прошу, не сегодня. Хотелось бы поспать сначала хоть немного.