Я помню музыку Прованса - Юон Анн-Гаэль. Страница 20

Правду сказать, скучать не приходится! Часто звучит сигнал воздушной тревоги – мы выходим из убежища только на мессу, в кино и за покупками. Прильнув к радиоприемникам, считаем дни. Что принесет нам утро?

Как-то вечером в небо взлетают три красные сигнальные ракеты. Отец приказывает нам идти в убежище. Союзники предупреждают, что самолеты уже в пути! Деревня ликует. Но только не я. Я так ждала танцевального вечера 15 августа! [37] Молча злюсь – теперь уж точно война нас лишила всего!

Отец требует, чтобы мы держались подальше от окон, а мама ставит на огонь рагу. Отец ее ругает. Она хочет, чтобы ее убили? «Мы и так редко едим мясо, не пропадать же ему», – отвечает мама. И между взрывами помешивает в кастрюле деревянной ложкой.

Наутро в деревне тихо, слишком тихо. Электричества нет, новости не послушаешь. Слухи ползут из деревни в деревню: поезда останавливают, дороги перекрывают. Бойцы Сопротивления заняли мэрию и раздают галеты. Это обнадеживает – часы ожидания меня вымотали. Мы с мамой стоим в очереди на площади, когда внезапно с быстротой молнии разносится слух: американцы идут, с холма уже видны их блестящие каски! Американцы в нашем Провансе? Меня охватывает сомнение: а вдруг это немцы хотят нас проучить? У отца такое же предчувствие, он хочет, чтобы мы спрятались в убежище. Деревня бурлит, и вдруг в ясном небе взрываются пулеметные очереди. В наших переулках идет бой! Война стучится в двери нашей деревни. Солдаты уже в прачечной, из дома мы слышим выстрелы. Пули свистят и отскакивают! Мы быстро залезаем под лестницу, мама и я садимся на колени к отцу. Он успел закрыть двери и окна, несмотря на приказ немцев держать их открытыми. Я рыдаю, сжимая мамину руку, она шепотом молится и дрожащими руками перебирает четки.

Мне кажется, бой шел несколько часов, и наконец наступила тишина. Под палящим солнцем снова запели цикады. Мы прислушиваемся, пытаясь уловить подсказку, угадать, кто же там сражается! Представляешь, милая Лили, в каком мы были смятении…

Под нашим окном раздаются шаги. Как страшно, сердце колотится. Что, если сейчас войдут фрицы? Отец закрывает мне рот рукой и достает из кармана нож.

Всего в нескольких метрах от нас разговаривают два солдата. «Где Рашид?» – спрашивает один. «Пошел к мэрии», – отвечает второй. Мы растерянно прислушиваемся. Это точно не немецкий и даже не английский! Отец в изумлении кричит: «Да это же французы!» Мы тихо подходим к окну, посмотреть, что происходит.

Увидев форму и каски, отец ликует. Нас спасли алжирские солдаты! С улицы все громче доносится: «Французы! Это французы!» А потом торжествующие крики: «Да здравствует Франция! Браво, солдаты!»

Мы радостно выбегаем на улицу, и отец берет меня за руку. Он щурится под палящим солнцем, а по его впалым щекам катятся две огромные слезы. Кажется, даже цикады поют с большим воодушевлением, чем раньше! Жители обступают солдат. Протягивают им фрукты, галеты и вино. Солдаты отказываются от вина и просят немного простой воды. Все их трогают, как будто хотят убедиться, что они настоящие. Мне хочется их всех расцеловать!

Как приятно видеть алжирцев! Наше счастье еще больше оттого, что нас освободили французы! А мы-то ждали американцев, вот смех!

Поздно ночью все деревенские высыпали на площадь. Мы хлопаем в ладоши, поем, целуем и обнимаем солдат, гордо выставляем свои трехцветные ленточки. Мне кажется, я сплю! Неужели война, съевшая все мое отрочество, закончилась?

30

В сарае Антуан положил недозревший трюфель в корзину и открыл холодильник. Оттуда хлынул насыщенный аромат. Джулия восторженно вздыхает.

– Понюхай-ка, – Антуан протягивает ей коробку с огромными трюфелями.

Джулия закрывает глаза, взволнованная видом этого сокровища. В воздухе сталкиваются запахи мускуса, перегноя и лесного ореха. Вдруг со двора доносится хруст гравия под колесами машины. Слышны два коротких веселых гудка.

– А вот и патриарх, – говорит Антуан.

Через пару минут Джулия, сняв промокшие сапоги, идет в гостиную, к старику Флавио. Он сидит в кепке. Антуан подкладывает в камин полено и ставит на огонь кофейник.

– Сейчас вернусь, схожу за дровами, – говорит он и уходит, взяв большую корзину.

Дверь хлопает, в комнате повисла тишина, которую нарушает только потрескивание огня в камине.

– Он хороший парень, – наконец произносит старик. – Не слушай, что говорят в деревне… Местные трюфелеводы ревностно берегут свои секреты. Они хитрые, не всегда действуют честно и воображают себя Господом Богом. Антуан молчун, но не лежебока, уж ты мне поверь. Работать-то он еще как работает! А в последние годы зарабатывать стало труднее… Кабаны, понятно, так теперь еще и воры…

– Воры?

– Да, ходят по грибницам ночью, когда не возьмешь собаку, и воруют! А вот Антуан, ей-богу, приличный человек!

Джулия берет блокнот.

– В чем ваш секрет? Я про поиск трюфелей. Антуан сказал, что это вы его всему научили.

– Честно говоря, я давно бросил это дело. В моем возрасте, сама понимаешь… Когда я сюда приехал – мне было лет двадцать, – у меня это засело вот здесь, – он показывает на голову. – Решил заняться трюфелями. Люди мне ничего не рассказывали, в этом деле действует закон молчания, как у мафии! Я работал на одного старика-соседа. И он мне все передал. Трюфель, ему жизнь нужна. Прованские травы, насекомые, муравьишки, земляные черви… Без деревьев трюфелей не бывает. У деревьев есть энергия, аура. Ты знала? Té, в деревне даже есть лозоход, ищет трюфели своими палочками! Говорит про какие-то теллурические волны, не понимаю я этой тарабарщины! Аура корней, скажи пожалуйста…

Старик Флавио смеется беззубым ртом. За окном Антуан играет с собаками.

– Раньше, давным-давно, трюфель рос повсюду. Даже на площади Сент-Амура. Кюре оставалось только нагнуться, черт возьми! Запах в домах стоял такой, что аж тошнило. А сейчас у тебя в машине лежит десять кило, и ты думаешь, не забыл ли собрать трюфели!

Джулию забавляет, что от их разговора у старика заблестели потускневшие глаза, похожие на крупные серые жемчужины.

– Раньше трюфель был дешев! Черт возьми, я это видел и больше не увижу! А секрет, о котором ты говоришь, я так и не нашел – иначе меня бы здесь не было! Единственное, что я могу сказать, поверь мне на слово: чтобы были трюфели, нужна любовь…

«Бабушка тоже добавляла немного нежности в свой суп с базиликом», – думает Джулия.

– Ты знаешь Роже? У Роже был лучший в регионе участок, там, сразу за холмом. Голубые и вечнозеленые дубы давали трюфели без перерыва. И вот Роже заболел и умер. А когда его сын унаследовал участок, видишь ли, Джулия, земля перестала давать грибы. Так что Роже ушел вместе со своими трюфелями!

Разморившись у жаркого очага, Джулия сонно пишет в блокноте. Она не сомневается, что старик Флавио говорит правду. Несколько часов назад она сама ощутила эту энергию земли. В голове всплывают слова Феликса: делает тебя живым. Лежа на земле под деревьями, Джулия почувствовала силу жизни как никогда раньше.

– Как там Жанина? – спрашивает Флавио, по-доброму улыбаясь.

– День на день не приходится. С тех пор, как она упала за домом, понемногу теряет память…

Флавио сочувственно кивает.

– Вы давно знакомы? – спрашивает Джулия.

– Я познакомился с ней после войны, когда переехал сюда. В пятидесятые годы… Она только вышла замуж за Батиста, и они вернулись из Марокко. Я помогал им строить дом на горе. Славный он был парень…

– Я его совсем не помню, – говорит Джулия. – Он умер, когда мне было три года. К сожалению, бабуля уже не в состоянии мне о нем рассказать…

– Люсьена его хорошо знала! Спроси у нее.

Возвращается Антуан. К свитеру в катышках пристали сухие листья. Антуан садится на корточки и укладывает щепки для растопки, а Джулия продолжает: