Без ума от тебя - Крузи Дженнифер. Страница 22

Сердце Куинн болезненно сжалось, когда она услышала в голосе девушки покорность судьбе.

— Тея, он был ошеломлен, и все тут. Может, когда…

— Послушайте, Куинн, — перебила ее Тея. — Мы с ним знакомы с детского сада. Не надо говорить мне, что, мол, «когда вы узнаете друг друга поближе, уж тогда…». Джессон знает меня как облупленную. — Она рванула крышку коробки с куда большей силой, чем следовало. Пластиковые бутылки с чернилами запрыгали по бетонному полу, но не разбились. — О, черт! — Тея наклонилась и замерла, глядя на Куинн снизу вверх. — Посудите сами. Моя мать хочет, чтобы я добилась права выступать от имени класса на выпускном вечере. Отец требует, чтобы я зарабатывала стипендию для обучения в колледже. Вся моя жизнь состоит из зубрежки и работы у вас на побегушках. Короче, сплошная школа и борьба за успеваемость. Но вот я взглянула на Джессона и увидела настоящую жизнь. То есть увидела парня, который живет по-настоящему. И мне захотелось узнать, каково это. Понимаете?

Куинн не сомневалась, что жизнь Джессона проходит исключительно на спортивных площадках и задних сиденьях машин в обществе предводительниц команд болельщиков. А вот Тея не могла похвастаться даже таким разнообразием.

— Пожалуй, понимаю, — сказала Куинн. И подумала: «Точь-в-точь как у нас с Биллом. Мы с ним совершенно разные люди».

— И вот вы говорите: «не уступать», — продолжала Тея. — И мне пришло в голову… — Она пожала плечами. — Это было глупо.

— Ничуть не глупо. — Куинн наклонилась, чтобы подобрать бутылки с чернилами. — Мужчины не любят сюрпризов. У меня есть знакомый, к которому я питаю те же чувства, что ты — к Джессону, и он точно так же избегает меня.

— Все мужчины — дураки. — Тея начала рассовывать чернила по полкам.

— И еще какие.

Вернувшись в студию, Куинн взирала на Джессона до тех пор, пока тот не выпалил: «В чем дело?» — после чего была вынуждена признать, что парень ни в чем не виноват. Бедная Тея!

Чувство солидарности с Теей усилилось десятикратно, когда Куинн после школьных занятий приехала на автостанцию, чтобы забрать свои книги и вернуть Нику его куртку. Ее сердце бухало, словно паровой молот.

Постучав в заднюю дверь, она вошла внутрь и крикнула:

— Эгей! Ник!

— Я здесь.

Ник затягивал гайки крепления рулевой колонки «форда-эскорт», и Куинн замерла на мгновение, украдкой любуясь тем, как перекатываются мышцы его предплечий и бицепсы, скрытые под рубашкой. Ник не отличался очень уж развитой мускулатурой, для этого он был слишком худощав, однако работа в мастерской сделала из него крепкого, сильного мужчину с ловкими руками. Да и все остальное в нем, вероятно, было великолепно. «Безнадежное дело», — сказала себе Куинн, однако продолжала следить за Ником. Никакой закон не запрещает смотреть. До тех пор, пока она не начнет приглашать его в кино, ей нечего опасаться.

Ник выпрямился и бросил через плечо взгляд на Куинн. Он был прекрасен. До сих пор она не замечала этого, он всегда был для нее просто Ником, к тому же из двух братьев красавчиком считался Макс. Лишь теперь Куинн посмотрела на Ника совсем по-другому. Она увидела, как выразительны его темные глаза, как живописны его темные волосы, всклокоченные, словно он только что поднялся с постели. Казалось, Ник недавно кончил заниматься любовью либо вот-вот собирался к этому приступить. Что ж, неплохая идея.

Однако в его облике угадывалась явная настороженность, и Куинн поняла, что, вздумай она заговорить о вчерашнем случае на тахте, Ник спрячется в свою раковину. И все же нужно было что-то сказать, и Куинн уцепилась за повод, объяснявший ее приход сюда.

— Я принесла твою куртку. — Она бросила ее на верстак. — Ты забыл ее у меня в четверг вечером. — «В тот самый вечер, когда таращился на меня».

Ник кивнул:

— Спасибо.

— А еще я хотела спросить, не возникло ли затруднений с книгами. Их оказалось так много.

— Нет. — Ник подошел к стене и повесил на крюк гаечные ключи. Какие великолепные плечи! Почему она до сих пор не замечала их? Где были ее глаза? На Плутоне? Ник вытер руки и вновь повернулся к Куинн. — Вы с Дарлой упаковали их в пятницу. Правильно?

— Да.

Ник покачал головой.

— Они все вновь очутились на полках. В алфавитном порядке. Коробки исчезли. Как будто тебя там и не бывало.

У Куинн подкосились ноги, и она оперлась о верстак. Куинн представила себе, как Билл возвращается из школы и, увидев коробки, расставляет книги по фамилиям авторов, а коробки выбрасывает на помойку, восстанавливая заведенный им порядок. Она была уверена, что Билл даже не рассердился. Просто вернул книги туда, где, по его мнению, им надлежало стоять.

— Ты говорила с ним? — спросил Ник. — По-моему, он до сих пор ничего не понял.

— Я оставила записку, — сказала Куинн, и Ник фыркнул. — Клянусь, записка была совершенно понятная. А потом Билл позвонил мне по телефону, и я объяснила ему еще раз. Он сказал, что пропало столовое серебро, и я ответила, что это бабушкино серебро и что ему придется купить новое. А он ответил: «Но тогда у нас будет два комплекта».

И тут Ник встретился с ней глазами.

— Ну и дела.

— В пятницу я вновь говорила с ним в школе. И упаковала книги. И еще раз сказала ему сегодня в школе.

Ник бросил ветошь на скамью.

— Что ж, придется тебе выразить свои намерения яснее.

— Но как? — удивилась Куинн. — Разве можно яснее сказать, что я ушла и не вернусь?

— Ты объяснила ему, почему уходишь?

— Нет. — Куинн смотрела себе под ноги. — Это нелегко объяснить.

— Что ж, — рассудительно обронил Ник. — А чем провинился Билл? — Он прислонился к стене и скрестил на груди руки, выставив напоказ свои великолепные предплечья. — Гораздо проще понять, что тебе дали отставку, когда знаешь причину.

Куинн пожала плечами.

— Я осознала, что между нами ничего не было.

«И сразу после этого что-то возникло между мной и тобой».

— Я тоже бывал в такой ситуации. — Ник кивнул. — Любовный трепет прошёл и не вернулся.

— Не было никакого трепета. — Куинн оттолкнулась от верстака, сердясь на Ника за то, что он утратил свой любовный трепет. — Ты меня знаешь. Я отнюдь не трепетная натура.

Ник расцепил руки и повернулся к стене, чтобы взять инструменты.

— И дело не только в отсутствии страсти. — Куинн наблюдала, как Ник опустился на бетонный пол и начал полировать колесный колпак «эскорта». — Билл украл Кэти, и я поняла, что не могу жить с мужчиной, способным на такой поступок. Он считал, что это будет лучше для меня, тогда как совсем меня не знает. — Последние слова вырвались у нее с пулеметной скоростью. — Может, я не из тех женщин, которые внушают страсть, но жить как раньше не хочу. Когда я уехала, мне стало очень хорошо, и я поняла, что поступила правильно.

Она подошла ближе, надеясь убедить Ника в своей правоте. Очень важно, чтобы Ник занял ее сторону, а не сторону Билла. Тогда не будет двух парней, объединенных мужской солидарностью, а будут она и Ник.

— Но я не смогла сказать ему об этом, — продолжала Куинн. — «Прости, Билл, но я осознала, что ты не только туп, но вдобавок понятия не имеешь о моих желаниях. Прощай». Сказать так было бы жестоко. Он сразу пообещал бы изучить мои желания, и мне пришлось бы ответить: «Ни за что на свете». И уж тогда я стала бы настоящей мерзавкой.

Ник упорно избегал взгляда Куинн. Что ж, ей следовало догадаться. Он не выносит вмешиваться в чужие дела.

— Поэтому я продолжаю твердить: «Мы охладели друг к другу», — что, впрочем, не означает, будто бы между нами была пламенная любовь. — Куинн пожала плечами. — Извини, что так получилось с книгами. Я что-нибудь придумаю. — Ник сохранял молчание, и она повернулась к двери. — Я очень благодарна за то, что ты старался мне помочь.

Ни звука в ответ.

Куинн захлопнула за собой дверь, чувствуя себя подавленной и разъяренной одновременно. Разумная женщина проанализировала бы свои эмоции и привела бы в порядок мысли. Куинн хотелось одного — чтобы все мужчины сдохли.