После долго и счастливо (ЛП) - Лиезе Хлоя. Страница 69
Сев на кровать, он кладёт коробочку на мои колени, затем присоединяется ко мне под одеялом.
— Поздравляю с годовщиной, Фрейя, — он удерживает мой взгляд. — Моя любовь к тебе выходит за пределы слов, времени и пространства. Хотелось бы мне иметь возможность выразить, какую благодарность я испытываю каждое утро, просыпаясь и видя тебя рядом. Даже когда жизнь — дерьмо, и весь мир ощущается тяжёлым, я смотрю на тебя… — он вздыхает. — Знать, что ты у меня есть… это все, что мне нужно.
— Спасибо, — говорю я сквозь слёзы, нежно целуя его. — Я чувствую то же самое к тебе, Мишка. Мне сейчас открыть?
— Прошу.
Я аккуратно поворачиваю подарок и надрываю бумагу там, где она склеена скотчем. Развернув её обратно, я с изумлением смотрю на созвездие, вырезанное в широком круге, чёрное и искрящее на белом матовом фоне. Ниже металлическими буквами отпечатано:
«"Эта тьма всюду",
сказали мы и нарекли её светом»
— Орфей и Эвридика, Жан Валентин.
По моим щекам катятся слёзы.
— Эйден.
Его пальцы скользят по моим, пока наши руки не сплетаются вместе.
— Ты помнишь?
Я киваю, стирая слёзы.
— Наш медовый месяц.
— И самая депрессивная в мире история Орфея и Эвридики, — дразняще говорит он.
Я смеюсь сквозь слёзы.
— Потому что это было… — я провожу рукой по созвездию, ночному небу из нашей первой брачной ночи, застывшему во времени. — Лира, — взглянув на гравировку, я изучаю слова. — Я не знаю это стихотворение.
— Я тоже не знал, — Эйден приподнимает мой подбородок, и наши взгляды встречаются. — Но мне понравилось, что в этой версии истории у Орфея и Эвридики более хороший конец — нет отрицания тьмы мира. Лишь красота двух людей, отыскавших немного света и прошедших через это вместе.
— Мне всё в этом нравится, — говорю я ему, поднимая эту картину-оттиск с гравировкой и восхищаясь ей. — Так красиво. И так продумано, — я опускаю её и вытираю слезы, которые так и катятся градом. — Чувства, — стону я. — Так много чувств.
Эйден притягивает меня в объятия.
— Я люблю тебя за твои много чувств, — шепчет он мне в волосы.
— Знаю, — я вздыхаю в его объятиях и улыбаюсь, пока он сцеловывает мои слёзы. — Теперь моя очередь.
Потянувшись мимо него к своей тумбочке, я достаю маленькую коробочку.
— Я люблю тебя, Эйден, — я кладу подарок в его руки и удерживаю его взгляд. — На свете нет ни единой другой души, с которой я бы хотела разделить жизнь. Поздравляю с годовщиной.
— Спасибо, Фрей, — он крадёт ещё один поцелуй, затем принимается возиться с коробочкой. Я наблюдаю, как он срывает обёрточную бумагу, затем переворачивает и открывает коробочку. Он смотрит и хрипло выдыхает. — Ты сделала ещё одну… ещё одну подвеску.
— И да, и нет, — я нежно целую его в щеку. — Присмотрись.
Он поднимает цепочку и тонкую прямоугольную подвеску на ней, молча читая.
Эйден + Фрейя =
3650 дней
520 недель
120 месяцев
10 лет
1 после долго и счастливо
— Фрейя, — он обнимает меня так крепко, что я невольно пищу. Его нос задевает мой, и он крадет нежнейший поцелуй. — Спасибо тебе. Очень красиво. Я буду ценить её вечно, — шепчет он, целуя меня глубже, обещая больше. Намного больше. — Почти так же сильно, как ценю тебя.
— Хорошо, — говорю я Эйдену, притягивая его на себя, в тепло под одеялом. — Потому что я тоже планирую ценить тебя вечно.
***
— Где они? — спрашиваю я у моей матери.
Мама выглядывает из-за дверцы холодильника.
— Кто, sötnos?
Я поднимаю взгляд от овощей, которые обжариваю на сковородке, и бросаю на неё взгляд.
— Мой муж. И все мои братья.
— О, — мама закрывает дверцу бедром. — На улице. Разговаривают. Мальчики хотели кое-что дать Эйдену.
— Зачем? Это и моя годовщина тоже.
— Твоя десятая, — говорит мама, улыбаясь мне. — Положено дарить подарок из олова. Или алюминия. Это символизирует гибкость и выносливость, необходимую для сохранения брака. Ты же помнишь, да?
— Мама, — постучав ложкой по краю сковородки, я откладываю её в сторону. — Ты вообще меня знаешь? Я помешана на такой фигне, — я улыбаюсь про себя, вспоминая наши подарки. И великолепный секс, которым мы занялись после обмена ими.
Она прогоняет меня в сторону, чтобы я не мешалась возле её рабочего места на кухне.
— Я подумала, что ты вспомнишь, но я также знаю, что ты вернулась к работе и в последнее время кажешься занятой.
— Я занята, но не только работой. Я теперь дважды в месяц хожу в караоке, и мы с Эйденом снова начали играть в любительской команде. Дел много, но это хорошо. И даже жонглируя этим, я не забыла про подарок мужу на годовщину.
— Ну, я рада, что ты занята в хорошем смысле, но не забывай про свою мамулю. Я здесь, знаешь ли. В последнее время я чувствую себя весьма бесполезной.
Я обнимаю её рукой за талию и кладу голову на её плечо. Она целует меня в волосы, затем начинает нарезать свежую петрушку.
— Мне знакомо это чувство, — говорю я ей. — Я честно это понимаю. Но для меня ты ни капли не бесполезна. Я люблю тебя. И я знаю, что ты на моей стороне.
— Знаешь? — переспрашивает она.
Я медленно отстраняюсь.
— Что?
— Как ты после поездки? — спрашивает мама, не сводя глаз со своей задачи.
Я непонимающе хмурюсь.
— Нормально. Ну то есть, даже хорошо. Честно.
— Хм, — она отодвигает петрушку и ополаскивает доску в раковине. — Я спрашиваю, потому что тебе, должно быть, непросто было праздновать наш брак, когда твой собственный брак переживал трудности.
Я встревоженно смотрю на свою мать.
— Что?
Мне придётся убить своих братьев.
— Твои братья мне ничего не сказали, — мягко говорит мама, угадывая мои мысли. — Ты же моё дитя, Фрейя. Я видела твою печаль. Я хотела спросить раньше, но думала, что будет лучше подождать, пока всё не устаканится с отцом Эйдена, и потом уже поднимать тему.
Эйден ещё не виделся с Томом, но много говорил об этом на приёме у психолога и подумывает об этом. Когда он не у психолога и не на работе, он дома, делит диван со мной, отвечает на звонки Дэна, а когда вся работа сделана, смотрит фильмы, прикасается, разговаривает. Я полностью погрузилась в наши отношения, в создание жизненного баланса между работой и развлечениями, и даже забыла, что не сказала своей матери о том, в чём так глубинно нуждалась. Чувство вины оседает в моём животе.
— Прости, мам. Я не хотела обременять тебя своими проблемами в браке во время празднования твоей годовщины. А с тех пор как мы вернулись, жизнь попросту не останавливалась.
— Тебе не нужно извиняться, Фрейя. Но впредь говори мне, — произносит она, пригвождая взглядом светлых глаз цвета льда и зимнего неба, в точности как мои. Она сокращает расстояние между нами и крепко обнимает меня. — Не защищай меня, потому что я твоя мама, — шепчет она. — Матери защищают твоих детей. Скоро ты и сама это узнаешь.
Я застываю в её объятиях.
— Я не… Мы не…
— Знаю, — тихо говорит она. — Но это придёт. И когда это случится, ты будешь изумительной матерью, — она отстраняется и мягко накрывает мою щёку рукой. — Даже лучшей мамой, чем та, которой ты приходишься всем, кого любишь, замечательной мамой-медведицей.
Взрыв мужских голосов привлекает наше внимание к задней террасе, которую я вижу через раздвижные стеклянные двери. Все братья, включая Акселя и Райдера, прилетевших на самолёте, здесь, поскольку Эйден сказал, что хочет, чтобы мы начали такую же традицию, как мама и папа, праздновать наши годовщины с семьёй.
Прищурившись, я пытаюсь разглядеть, что они там делают. Эйден смеётся, все братья собрались вокруг него.
— Что происходит? — спрашиваю я.
— Не знаю, — мама пожимает плечами.