Инопланетянин - Котцвинкл Уильям. Страница 1

Уильям Котцвинкл

Инопланетянин

Плавно покачиваясь, космический корабль повис над землей, уцепившись за нее лучом отливающего синевой красного света. Человеку, случайно оказавшемуся на месте посадки, вполне могло бы показаться, что с ночного неба свалилось огромное украшение для рождественской елки — корабль представлял собой круглый сверкающий шар, опоясанный изящным готическим узором.

Исходящие от корабля мягкие блики, форма его корпуса, словно присыпанного алмазной пылью, невольно обращали взгляд на то место, где должен был бы находиться крючок, на котором эта елочная игрушка висела к далекой галактике. Однако любоваться этим зрелищем было некому — корабль приземлился точно в заданном месте, заложенная в его мозг программа исключала, казалось бы, любые навигационные ошибки. И все же одна ошибка должна была произойти…

Распахнулся люк, члены экипажа спустились на землю и стали копаться в ней, используя какие-то необычные инструменты, — казалось, сказочные гномы обрабатывают залитые лунным светом и опутанные туманом сады. Исходящее от корабля сияние заставляло туман расступаться, и становилось видно, что это вовсе не гномы, а какие-то другие существа, причем с явно выраженным интересом к ботанике — они бережно собирали образцы цветов, мха, кустарника и молодых деревьев. Однако их уродливые головы, нелепо свисающие длинные руки и пухлые короткие туловища невольно наводили на мысль о маленьких жителях страны гномов. Окажись рядом человек, он именно так и подумал бы, глядя, как ласково обращаются они с растениями, но вокруг царило безлюдье, и прилетевшие с небес коротышки-ботаники могли работать спокойно.

Но стоило рядом пролететь летучей мыши, ухнуть сове, залаять вдалеке собаке, как они испуганно вздрагивали. Дыхание их учащалось, из кончиков пальцев их рук и ног начинал сочиться туман, окутывая их плотной дымкой, обнаружить их становилось трудно. Даже в лунную ночь никто бы не заподозрил, что за этой туманной завесой скрывается экипаж корабля, прибывшего из Вселенной: обычная поляна, обычный белесый туман.

С маскировкой корабля дело обстояло иначе. Огромные елочные украшения с узорами в викторианском стиле не каждый день сваливаются с неба. Локаторы, радары и другие средства наблюдения тут же выявляют их появление, и этот огромный елочный шар не был исключением. Никакого бы тумана не хватило на то, чтобы укрыть его от посторонних глаз, лежи он на земле или виси на качающейся ветке ночи. Найти его — лишь вопрос времени. Уже мчатся специальные поисковые машины, уже идет надбавка за внеурочную ночную работу, люди в наушниках и перед экранами мониторов трясутся по проселочным дорогам, переговариваясь по радио. Кольцо вокруг огромной елочной игрушки становится все уже и уже.

Однако экипаж космических ботаников не проявлял какого-то беспокойства или тревоги, во всяком случае, пока. Они знали — время еще есть. Им до мельчайших долей секунды было известно время, когда появятся самодвижущиеся аппараты землян. Это был не первый и визит пришельцев на Землю, они знали — планета велика, растений на ней множество, и надо хорошо потрудиться, чтобы коллекция образцов была полной.

Они продолжали собирать и относить выкопанные из почвы драгоценные экспонаты земной флоры на корабль, каждый в своем туманном облачке.

Поднимаясь по трапу к входному люку, они исчезали в мягком сиянии, которое исходило от прекрасной елочной игрушки. Легко передвигаясь по пульсирующим коридорам, не обращая внимания на окружающее их царство немыслимой технологии, они оказывались наконец перед дверями в главное чудо корабля — огромный храм земной растительности. Гигантская оранжерея была сердцем корабля, его смыслом и предназначением. Здесь были цветки лотоса из лагун Индии, африканские папоротники, крохотные ягоды из Тибета; кусты ежевики с обочины какого-то захолустного американского проселка. Здесь были представлены все виды земных растений или, точнее, почти все, ибо работа еще не была завершена.

В оранжерее все цвело. Окажись здесь эксперт из какого-нибудь крупнейшего ботанического сада Земли, он обнаружил бы здесь растения, представления о которых он имел только по отпечаткам на кусках угля. Он не поверил бы своим глазам при виде живых растений, которые служили пищей динозаврам. От изумления бедняга лишился бы чувств, и в сознание его привели бы травами из висячих садов Семирамиды.

С купола по стенам стекала питательная влага, поддерживающая жизнь бесчисленных видов земной флоры, украшавших оранжерею, самую полную коллекцию земной растительности, столь же древнюю, как и сновавшие гуда и сюда гномы-ботаники; морщинки в углах их глаз, казалось, окаменели за бессчетные века работы.

Один из гномов появился в оранжерее, держа в руках какое-то местное растение, листья которого уже поникли. Он окунул растение в жидкость, и под ее чудодейственным воздействием оно тут же распрямилось, листья ожили, и корни радостно зашевелились. В тот же миг сверху из круглого отверстия заструился матовый свет, омытое им растение уютно устроилось по соседству с изящным цветком давно минувших времен.

Несколько секунд инопланетянин внимательно смотрел на ожившее растение, а когда убедился, что все в порядке, повернулся и пошел к выходу из оранжереи. Он прошел под кроной цветущей сакуры, под гроздьями цветов с берегов Амазонки и мимо обыкновенного хрена, стебель которого приветливо качнулся ему навстречу. Погладив его листья, ботаник вышел из храма зелени и цветов и, пройдя по пульсирующему коридору, спустился из светящегося люка на землю.

Очутившись на свежем ночном воздухе, он окутал себя облачком-дымкой и отправился продолжать поиски. По дороге он повстречал коллегу, который бережно нес корешок дикого пастернака. Они не встретились взглядами, зато произошло что-то другое: у обоих разом грудь начала светиться, тонкую кожу пронизал идущий изнутри, с левой стороны груди, красный свет.

Через несколько шагов, когда они разминулись, тот, что нес пастернак, продолжал свой путь к кораблю, а другой, который шел за новыми растениями, стал спускаться вниз по пологому каменистому склону. Окутанный дымкой, он вошел в заросли высокой травы, скрывшей его с головой, и вынырнул на опушке рощи вечнозеленых секвой. Там, совсем крошечный под исполинскими деревьями, он повернулся лицом к поляне, и его сердце-фонарик загорелся снова, будто подавал сигнал кораблю, этой милой старинной елочной игрушке, в которой ботаник летал уже столько столетий. На ажурных галереях, в открытом люке над трапом, словно светлячки, засверкали в ответ сердца-фонарики его товарищей. Убедившись, что спасительное убежище близко, и зная, что пока еще можно работать, ничего не опасаясь, он вошел в рощу.

Вокруг пели птицы, стрекотали невидимые насекомые, а инопланетный ботаник пробирался во мраке, похожий на лешего, сходство с которым добавлял свисающий до земли живот; вообще-то с ним было довольно удобно — он придавал ему устойчивость благодаря низкому центру тяжести. Из-под живота высовывались короткие перепончатые ноги, а по бокам свисали длинные, как у обезьяны, руки. Словом, с такой наружностью вряд ли можно было рассчитывать на любовь землян с первого взгляда. Именно поэтому малютка-ботаник и его собратья уже не впервые за миллионы лет, прилетая на Землю, держались в тени и не пытались вступить в контакт ни с кем, кроме растений. Инопланетяне достаточно долго наблюдали Землю и знали, что для землян их прекрасный корабль прежде всего мишень, а сами они — материал для чучел, которые выставляют за стеклом на всеобщее обозрение.

Поэтому инопланетянин передвигался по лесу крадучись, настороженно оглядывая все вокруг большими, выпученными, как у огромной лягушки, глазами. Он знал, как мало шансов у такой лягушки уцелеть на городской улице. А делиться с человечеством своими знаниями, выступая перед землянами на какой-нибудь их всепланетной конференции, когда твой нос как сплющенная брюссельская капуста, а сам ты напоминаешь грушевидный кактус-опунцию, — об этом не могло быть и речи.