После бури - Бакман Фредрик. Страница 14

На самом деле небольшая, но влиятельная группа заинтересованных людей в Бьорнстаде месяцами «пасла» власть имущих – в залах для конференций, охотничьих избушках, супермаркетах, а правление «Хед-Хоккея» было слишком увлечено поисками нового тренера, им было не до протестов. Разумеется, не все политики были убеждены, что ледовый дворец Бьорнстада важнее ледового дворца в Хеде, многие просто боялись терять союзников. Политикам сегодня нелегко: сроки полномочий все короче, а избирательные кампании все продолжительнее.

Влиятельная группа откопала протокол осмотра здания, где говорилось, что в ледовом дворце Бьорнстада велик риск обрушения крыши, а учитывая огромное количество молодежи, это, безусловно, представляет большую опасность. Нам надо думать о детях! По случайному совпадению протокол вел брат члена правления «Бьорнстад-Хоккея», но это обстоятельство оставили без внимания. Когда пару недель спустя кто-то захотел посмотреть на протокол, тот не нашелся. Да и решение тогда уже было принято: предпочтение отдали Бьорнстаду.

Главной статьей расходов в ремонте бьорнстадского ледового дворца была крыша. Как только ее отремонтировали и коммуна оплатила счета, один из спонсоров пожертвовал деньги на двенадцать флагштоков с гигантскими зелеными флагами, которые должны были развеваться на парковке у входа во дворец. Совершенно случайно этот спонсор оказался лидером влиятельной группы, и он, разумеется, не вложил в ремонт крыши ни единого эре, ведь флаги – это гораздо эффектнее. Люди видят флаги всякий раз, когда приходят на матч, а про крышу не вспоминают – пока она не рухнет от ветра.

В тот момент политические решения никого не волновали, а теперь началась буря, и первым делом обрушилась крыша в ледовом дворце в Хеде. А тем временем человек в Бьорнстаде побежал спасать двенадцать флагштоков. Пока мы не знаем последствий бури, это выглядит глупо. Буря разыграется в лесу, разрушит один ледовый дворец, но не сможет разрушить другой, подвигнет жителей двух городов на борьбу за ресурсы, а закончится все, как обычно в наших краях: насилием. Успеет случиться столько всего, что мы забудем, с чего все началось, а началось оно здесь. И сейчас.

Ростом человек, побежавший к флагштокам, был под два метра, его вес обозначался трехзначным числом, полы пиджака развевались на ветру. Он пытался развязать веревки, чтобы спустить флаги, но узлы были слишком крепкие, а пальцы совсем замерзли, и в конце концов он закричал от отчаяния. Те, кто его не знает, могли бы подумать, будто он сходит с ума, но те, кто знаком с ним давно, хором переспросят: «Сходит?»

Все зовут его Фраком, но имя у него, конечно, другое, в этом городе у каждого мужчины два имени: данное при рождении и прозвище, полученное в хоккейной команде. Этот мужчина в молодости старался выпендриться: одевался в костюм, когда все носили джинсы с футболками, а на похороны, куда вся команда пошла в костюмах, явился во фраке. С тех пор по-другому его не называли.

Ноги в туфлях разъезжались на льду, он то и дело подтягивал сползающие брюки, но неутомимо продолжал бороться с узлами. По дороге сюда он встретил мальчика, он не знал, что его звали Маттео, он его попросту не заметил. Думал только о зеленых кусках ткани, развевающихся на верхушках флагштоков. Посторонние, возможно, сказали бы, что это, черт побери, всего лишь флаги, всего лишь какой-то хоккейный клуб. Но только не Фрак.

Всю жизнь его недооценивали, сбрасывали со счетов, считали дураком и поднимали на смех. Его супермаркет чуть не разорился, несколько раз Фрак оказывался на грани банкротства, враги говорили, что он неистребим, как сорняк. Его преследовала налоговая, он славился финансовыми махинациями и жульничеством, люди по-доброму называли его хитрожопым. Всегда с улыбкой наготове, потрясая рукой, сжатой в кулак, он любил повторять: «Поехали!» Фрак пережил все дрязги и за последние годы ухитрился сколотить небольшое состояние, и если вы спросите, как ему это удалось, объяснит, что всегда смотрит дальше, чем остальные, а если не спросите, объяснит все равно. Его супермаркет был третьим по величине работодателем после больницы в Хеде и фабрики в Бьорнстаде, а сам он стал одним из основных спонсоров «Бьорнстад-Хоккея» – ни для кого не было секретом, что Фрак сам выбирает большинство членов правления. Если хочешь контролировать этот город, в первую очередь займись рабочими местами, а во вторую – хоккеем, а дорога и к тому и к другому лежит через Фрака. Было непонятно, когда он занимается своим супермаркетом, потому что в ледовом дворце он проводил больше времени, чем хоккеисты, а в здании муниципалитета бывал чаще, чем политики. Думать о нем могли разное, но сбросить со счетов не могли. Попытались пару лет назад, но он им этого не простил.

Произошло это после «скандала» – так Фрак называл случившееся, потому что не мог заставить себя сказать «изнасилование». Он никогда не говорил «Мая», хотя знал ее отца почти всю жизнь, всегда называл ее «молодой женщиной». Тот год стал ужасным для всех, но никто, как водится, не понял, что главной жертвой оказался мужчина среднего возраста с большими экономическими запросами. Фрак потерял все.

Мало кто сознавал, как близки были политики к тому, чтобы отложить ремонт дворца в Бьорнстаде в пользу Хеда. Положение удалось спасти в последний момент благодаря фанатам, новым членам правления и новым спонсорским деньгам с фабрики, и, кроме того, все знали, что Фрак непрерывно ведет работу в этом направлении. Весной в интервью местной газете он сказал: «Моя работа остается за кадром, понимаете, снаружи ее не видно!» После чего дал журналисту ценные указания о том, как его лучше сфотографировать и какого размера должна быть фотография, а потом ознакомил его с брошюрой, которую распространял по местным предприятиям. Она называлась: «Вложись в “Бьорнстад-Хоккей”: не ошибешься!» А все потому, что, когда Бьорнстад переживал тяжелейший в своей истории кризис после «скандала», Фрак поднял взгляд и заглянул чуть дальше.

До сих пор Бьорнстад был обычным клубом, а теперь станет уникальным, утверждал Фрак. И так рьяно ухватился за прежде презираемую им новомодную политкорректность, что не всякий успевал за ним на поворотах. Он с гордостью рассказывал местной газете: «Сегодня многие клубы не осознают своей ответственности перед обществом, но “Бьорнстад-Хоккей” не таков! Я уже говорил, что мы делаем огромную ставку на хоккей для девочек? Это что-то невероятное!»

Возможно, некоторые назвали бы его бесстыжим оппортунистом, но для Фрака это звучало как комплимент; быть оппортунистом – значит видеть возможности и использовать их. Как бывший хоккеист, Фрак знал, что каждое тактическое решение будет названо гениальным или идиотским в зависимости от конечного результата.

Пример Амата, выходца из бедных кварталов Бьорнстада, ставшего настоящей звездой клуба, Фрак приводил в доказательство того, что «хоккей открыт для всех». Он, разумеется, не владел статистикой того, сколько ребят из Низины попало в основную команду Бьорнстада, но ведь и мама Беньямина Овича живет ПОЧТИ в Низине, это ведь тоже считается? Сам Беньямин два года уехал за границу назад и больше не играет в хоккей, но вообще-то он нетрадиционной ориентации, вы в курсе? «Но для нас это не играет роли, в нашем клубе у всех равные возможности!» – заверил Фрак, не уточняя, почему не указывает ориентацию других игроков.

Фрак, конечно же, не пожелал говорить с журналистом о «скандале» «из уважения ко всем, кто в нем замешан», – уважение для Фрака всегда было важнее всего. Но на самом видном месте в брошюре он как бы ненароком попросил разместить фотографию Петера Андерсена, хотя тот уже не работал в клубе, а рядом – фото маленькой девочки из детской команды. Лица на снимке видно не было, только длинные волосы, такого же цвета, как у Маи, как скрытое послание спонсорам: клуб на самом деле принадлежит Мае, а не Кевину. Скрытым, впрочем, оно казалось только Фраку. «Не ошибешься».

Он оплатил эти двенадцать флагштоков из собственного кармана, и теперь все посетители матчей проходили по этой аллее его власти под сенью огромных зеленых полотен с медведями. О флагах написали в местной газете, а поскольку они народу нравятся гораздо больше, чем крыши, у многих вскоре возникло чувство, что весь ремонт оплатил Фрак. А не коммуна.