Солги мне - Крузи Дженнифер. Страница 6

— Ты же знаешь Генри. Он видит всех насквозь и слышит на тысячу миль. К тому же в настоящий момент ты — единственный чужак в городе, а это существенно сужает круг поисков. Угости-ка меня сигареткой, приятель.

— Чтобы ты обвинил меня в подкупе полицейского, находящегося при исполнении? — спросил Кей Эл. — Кури свои.

— Не могу. — Впервые за время разговора на лицо Винса набежало хмурое облачко. — Донна заставила меня бросить.

— Да ты, как я погляжу, заделался подкаблучником.

— У меня двое детей, я не хочу рисковать своим здоровьем, — сказал Винс, вновь обретая обычный жизнерадостный тон. — Но поскольку сейчас они оба в парке, перепихиваются теннисным мячиком, я думаю, что одна сигаретка из твоего кармана им не повредит.

— Перепихиваются? — Кей Эл хохотнул, протягивая Винсу пачку. — Славненько же ты воспитываешь подрастающее поколение.

— Учу их всему, что узнал от тебя. — Винс раскурил сигарету и глубоко затянулся. — Кайф-то какой! Ну почему все, что вредно, доставляет такое удовольствие?

— Потому что у Господа Бога никудышное чувство юмора, — ответил Кей Эл, вспомнив о Мэдди.

— Я рад, что ты вернулся, Кей Эл, — сказал Винс, отдавая сигареты. — В этом городишке не так-то много людей, способных подшучивать над Всевышним. Впрочем, если тебя сразит молнией, это будет заслуженная кара.

— Если со мной случится такое, то только здесь, во Фрог-Пойнте, — заметил Кей Эл. — Боюсь, я перебрал все лимиты, отпущенные городу, и Господь уже нарисовал мишень у меня на лбу.

— Хотя на самом деле ты невиннее младенца, — закончил Винс, отступая от «мустанга». — Что ж, мне пора на дежурство, ведь я — единственная сила, что стоит между Фрог-Пойнтом и преступностью. Если ты задержишься в городе часиков до восьми, подгребай в кегельбан, я угощу тебя пивком.

Кей Эл уже собирался высказать Винсу все, что он думает о местном кегельбане, но в последнее мгновение прикусил язык. Какое бы отвращение он ни питал к пластиковым стаканчикам и спортивным туфлям, Винс ему нравился, и Кей Эл решил, что будет совсем неплохо еще разок покутить со старым дружком.

К тому же Винс знал Фрог-Пойнт и его обитателей не хуже самого Генри.

— Ловлю тебя на слове, — сказал Кей Эл.

— Вот и хорошо. — Винс повернулся и пошел к своей машине. — Захвати побольше сигарет и, будь добр, не вляпайся в какую-нибудь переделку, пока ты в городе. Мне бы не хотелось тебя арестовывать.

— Только попробуй, — отозвался Кей Эл. Винс беззлобно рассмеялся в ответ и уехал.

Как это славно — вернуться в город детства. Сверстники выросли, обзавелись семьями, растят детишек, превратились в благопристойных граждан, и только он остался белой вороной. Самый великовозрастный юнец штата Огайо. Какая честь. Кей Эл вдруг захотелось забросать дом миссис Бэнистер рулонами туалетной бумаги, а потом отправиться к Мэдди поболтать о старых добрых временах.

«Забудь Брента, — сказал бы он ей. — Помнишь, как мы с тобой на заднем сиденье?..» Да только вряд ли это воспоминание доставит ей удовольствие. И ему тоже.

Тогда на следующее утро он отыскал ее в школьной раздевалке, но Мэдди повернулась к нему спиной.

Кей Эл поморщился, припомнив унижение, которое он испытал, — даже двадцать лет спустя ощущение оставалось столь же острым и болезненным, как в школьные годы. Господи, как глупо… Неужели он должен терпеть эту муку до конца своих дней? А каково ему было увидеть на крыльце Мэдди Мартиндейл, набравшую несколько лишних фунтов, постаревшую на двадцать лет, и тут же вновь почувствовать застарелую боль, вновь почувствовать себя безнадежным болваном и понять, что он все еще хочет ее?..

«Гордыня, — подумал он. — Это гордыня говорит моими устами: „Послушай, крошка, я тогда облажался, я был сопляком и ничего не умел. Дай мне еще одну попытку, и ты увидишь, на что я способен“. Но он понимал, что даже если случится чудо и ему удастся затащить Мэдди в постель, он опять все испортит, потому что это — Мэдди. Да и чуда не будет; Кей Эл совсем не хотел, чтобы оно произошло. Прошлое принадлежит истории, и до него никому нет дела, если не считать городка под названием Фрог-Пойнт, в котором события двадцатилетней давности считаются свежими новостями, в котором Брент Фарадей по-прежнему считается Самым Крутым Мужиком, Мэдди — Самой Славной Девушкой, а сам Кей Эл — все тем же Гадким Подонком, Бременем На Шее Тети И Дяди. Впрочем, плевать.

Кей Эл выпрямился, в последний раз затянулся и полез было в машину погасить окурок в пепельнице, но передумал. Что ему сделают, если он швырнет бычок на дорогу? Дадут веник в руки и заставят подметать?

Он бросил окурок и, увидев, что тот упал на сухой лист, замер на месте, охваченный мысленным видением — листок загорается, от него занимаются другие листья, потом, переметнувшись через дорогу, пламя начинает лизать дома и машины, на асфальт обрушиваются почерневшие обгорелые остовы жилищ, взрываются бензобаки, и наконец, когда рассеивается дым, в конце улицы появляется Генри с шерифской звездой на груди и гневным выражением на лице.

Окурок угас, и Кей Эл забрался в машину, намереваясь как можно быстрее покинуть Фрог-Пойнт, пока его временное умопомрачение не сменилось полной и окончательной невменяемостью.

— Я уже никогда не смогу любоваться твоими кустами, как раньше, — жаловалась Мэдди, прихлебывая чай с лимоном, разогретый в микроволновке на кухне Тревы. Это была славная, изрядно захламленная кухня: вокруг валялись медные кастрюли, коробки с наклейками «Новинка!» и «Экстра-хруст!», а холодильник был покрыт детскими рисунками. В свое время Хауи отделал помещение кирпичом, полированным деревом и бронзой, но истинной хозяйкой кухни была Трева, поэтому здесь царил настоящий кавардак.

В этот миг Трева стояла в самом центре кухни, склонившись над разделочной доской, на которой возвышалась миска с белым сыром; кудрявые светлые волосы придавали ей сходство с одуванчиком, который, случайно попав сюда, как нельзя лучше вписался в окружающий хаос.

— Кажется, мои кусты думают о тебе то же самое, — сообщила Трева, вычерпывая из миски комок белой массы. Она взяла с тарелки маникотти и попыталась соединить все, что было у нее в руках, но клубок макарон развалился, а сыр шлепнулся обратно в миску, забрызгав ее безрукавку. — Черт побери, — пробормотала Трева, промокая пятно посудной тряпкой. — Будь все проклято!

— Зачем тебе эти маникотти? — Мэдди явно оттягивала начало разговора, ради которого сюда пришла. — Собираешься готовить? Что-то на тебя не похоже.

— А куда денешься, — отозвалась Трева, бросая тряпку и сгребая с тарелки очередную порцию макарон. — Неужели ты не знаешь, что порой женщине волей-неволей приходится браться за стряпню?

— Нет, — сказала Мэдди. — У тебя неприятности?

— Вы только послушайте! — Трева взмахнула макаронами. — Она приходит ко мне сообщить о том, что собралась разводиться, и спрашивает о моих неприятностях!

— Ну да, мне кажется, что я должна развестись, — ответила Мэдди. — Все это надо хорошенько обмозговать.

— Не надо ничего обмозговывать, — безапелляционно заявила Трева и, схватив ложку, вновь принялась за работу. Теперь ее руки двигались намного увереннее. — Просто возьми и разведись с этим сукиным сыном. Лично я ненавидела его всю жизнь.

Мэдди удивленно вскинула брови:

— Эй, да ведь ты была подружкой на моей свадьбе! Выходит, надо было ждать целых шестнадцать лет, чтобы сказать мне это?

— Не представилось удобного случая. Вы так обожали друг друга. — Трева на мгновение оторвалась от макарон и, вынув из холодильника кусок сыра, сунула его Мэдди. — Теперь, когда тебе полегчало, можешь заняться делом. Терка во втором ящике за твоей спиной.

Мэдди хмуро посмотрела на подругу.

— Нет, у тебя определенно что-то стряслось.

Трева бросила ложку и оперлась рукой о разделочную доску.

— Я в бешенстве, — сказала она. — У меня в голове настоящая каша. И я ненавижу Брента. — Трева вперила в Мэдди пронзительный взгляд. — Хватит ходить вокруг да около. Что он натворил на сей раз?