Чингисхан. История завоевателя Мира - Джувейни Ата-Мелик. Страница 131

Интерес мелика со временем, чье воздействие с каждым годом все разрушительнее, превратился в скуку, а его страсть — в безразличие.

Наконец от двора прибыл указ о том, что Чин-Темур должен отправиться в Хорасан с войском Хорезма и оказать Чормагуну содействие в покорении той страны. Чин-Темур просил дать ему секретаря, но ни один уважаемый человек не захотел сопровождать его в этой экспедиции по двум причинам: во-первых, из-за намерения разорить мусульманскую страну, а во-вторых, из-за неуверенности в конечном результате. Тем не менее мелик Хорасана заставил поехать туда Шараф ад-Дина, и тот вынужденно отбыл в его свите.

Ему дали одноглазого осла, и, усевшись на него подобно Даджалу [1492] («оса, едущая на скорпионе в змеиное гнездо»), он отправился в путь, в котором ему пришлось испытать сто тысяч лишений.

Пробыл некоторое время на службе у Чин-Темура, он овладел тюркским языком, и помимо него не нанимали других переводчиков.

/269/ А в Хорасане в то время царили беспорядок и смятение, и полыхал огонь восстаний и мятежей; но хотя по этой земле прошли войска, и она была вытоптана копытами коней и ногами воинов, население не было до конца уничтожено, поскольку когда какой-то край или селение сдавались монголам, те довольствовались лишь небольшой добычей и десятью элями льна или, в крайнем случае, сотней, сообразно размеру этого места, и отдергивали руку разрушения; и даже если они захватывали селение силой оружия, они, правда, угоняли весь скот и забирали всю одежду, которую находили, но тех, кто спасся от меча, они не мучили пытками и истязаниями. Ибо вначале монголы не обращали внимания на золото и драгоценные камни, но когда в должности был утвержден Чин-Темур, этот вельможа, чтобы показать себя, сделал деньги милыми их сердцам, подобно тому, как Иблис заронил в сердца людей любовь к цветам этого мира и сделал эту любовь источником всех бед. И куда бы он ни являлся, и где бы ни проходили его войска, он облагал налогом тех, кто покорялся, а если какое место бралось приступом, его жителей пытали, пока они не отдавали все, что имели; и даже тогда им не оказывали пощады; а те, кого выгодно было оставить в живых, выкупали свою жизнь за золото, и в наш век большинство людей гордятся тем, что заплатили за свои жизни золотом. И так продолжалось до тех пор, пока Хорасан и Мазендеран не были полностью разрушены жерновами бедствий этой вращающейся мельницы и не упали на землю под ноги Провидения.

Управление делами этого края к тому времени окончательно перешло в руки Чин-Темура, и возмутители спокойствия отметались, и смутьяны искоренялись. И тогда этот вышеупомянутый негодяй, который после жизни в бедности и нужде стал владельцем верблюдов и верблюдиц и разбогател через кровь сердец вдов и сирот (Всемогущий Господь сказал: «В огне геенны будет это разожжено и будут заклеймены этим их лбы») [1494], был в благодарность за его прошлую службу и из-за неимения достойных людей назначен улуг-битикчи; и глаза Учения и Величия роняли кровавые слезы, произнося такие слова:

И в каждой земле, которую он облагал налогами или в которой собирал их, он делал записи на обрывках бумаги, которые попадались под руку, например на тех, что использовали торговцы зеленью, а затем передавал их чиновникам Хорасана, которые заносили эти сведения в свои отчеты и счетные книги. И так продолжалось, пока Чин-Темур не умер и его не сменил Нозал. И этот дурной человек отправился ко двору Вату и получил ярлык, утверждавший его в должности, на которую он был назначен. Когда к власти пришел Коргуз, он был назначен на ту же должность, и ему были поручены те же самые обязанности. А Коргуз был известен своей мудростью и опытом, и при нем Шараф ад-Дин не мог без его указаний не то что издавать приказы, а даже вздохнуть; он не мог никого притеснять и не мог выцосить несправедливые обвинения беззащитным. По этой причине он постоянно подговаривал Эдгу-Темура, сына Чин-Темура, добиваться должности своего отца, тайно посылая к нему одного гонца за другим с доносами на Коргуза и сея семена мятежа в его сердце, а на словах дыша воздухом согласия с Коргузом и разделяя его вражду к Эдгу-Темуру. «Женщине пристало быть женщиной, а мужчине — мужчиной». Его недобрые советы нашли отклик в сердце Эдгу-Темура, и он отправил гонца ко двору Каана с сообщением о делах Коргуза. И от двора Императора мира был послан эмир Аргун с несколькими нукерами разобраться в этом деле и собрать налоги. Когда они прибыли в Хорасан, Шараф ад-Дин не свернул с пути лицемерия и отправился с Коргузом ко двору под видом слуги. Когда они прибыли, он продолжал быть слугой у Коргуза и доносчиком у Эдгу-Темура. Когда Коргуз был осыпан милостями и подарками Каана, а его враги потерпели поражение, некоторые из сторонников Эдгу-Темура подверглись суровому наказанию и были подвергнуты битью палками, /271/ один из них передал Коргузу записи, которые тот двуличный негодяй сделал такими каракулями, так что они казались засиженными мухами. Тогда исчезли все сомнения в том, что большая часть тех опасений была вызвана этим проклятым, и докладами этого злодея, и словами этой гиены. Истинное положение дел было доведено до сведения Справедливого Царя и Мудрого Императора Каана, устами эмира Чинкая, и он сказал такие слова: «Сам его вид и сама его наружность говорят о злобе и лживости. Если он отправится сейчас с Коргузом, то свернет с пути истинного. Нужно послать его в другое место, чтобы в делах Хорасана не случилось беспорядка».