Чингисхан. История завоевателя Мира - Джувейни Ата-Мелик. Страница 88

Не полагайся на воду, ибо ты тщетно будешь писать на ней картины, подобные пузырькам воздуха и измеришь ветер.

И так случилось, что они сошлись лицом к лицу и их войска стали друг против друга в пятницу, в месяц раби 1607 года [август-сентябрь 1210]. Султан приказал своим людям сохранять спокойствие и выжидать и не продвигаться вперед ни на шаг, пока проповедники ислама не взойдут на свои минбары и не произнесут слова молитвы: «О Всевышний! Помоги армиям и войскам мусульман!», — после чего они должны будут напасть со всех сторон, и в ответ на молитвы проповедников ислама и мольбы мусульман Всевышний, возможно, дарует им победу. Повинуясь команде султана, они дожидались того момента, и молодые бойцы с обеих сторон вступали в перестрелку, и кони побеждали пешек на шахматной доске. Наконец, когда печь войны накалилась,

Когда раздались удары литавр и звуки трубы; земля вздыбилась и стала подобна небу;

Военачальники высоко подняли знамена, отважные воины приготовились проститься с жизнью —

/78/ и с обеих сторон были отброшены луки и стрелы и вынуты из ножен мечи и кинжалы. Из рядов войска этого султана был слышен такбир, а со стороны того шайтана раздавались свист и пронзительные звуки флейты. Пыль поднималась от земли подобно облаку, и мечи сверкали как молнии. Султан стал Господином знамени «Мы даровали тебе явную победу» [945], а его враги стали теми, о ком говорят: «Поистине, Мы грешникам ищем отмщения» [946]. Подул зефир божественной милости, и птица сердец этих неверных затрепетала. Во время молитвы все войско издало крик и обрушилось на этих несчастных. И народ заблуждения [947] в один миг стал «как жители Сабы [948]», и один воин султана побеждал тысячу неприятелей, как один лев и тысяча газелей, один ястреб и тысяча куропаток [949]. Большинство из этой проклятой секты погибли под ударами мечей, а сам Таянгу был ранен в сражении и упал лицом вниз, как остальные подданные китайского хана. Над ним стояла какая-то девушка, и когда кто-то попытался отрезать у него голову, она воскликнула: «Это Таянгу!» — и тот человек сразу же связал его и отнес к султану. После этого он был оправлен в Хорезм вместе с гонцами, посланными туда, чтобы объявить о победе. И благодаря той победе увеличилась мощь этой армии, и благодаря этой милости они стали обладателями несметных богатств. Каждый получил то, чего желал, и все приняли в свои объятья любовниц, о которых мечтали. И вследствие этой победы, к которой применимы слова:

У нее было два любовника: мужеложец и прелюбодей [950]

Меджнун обрел Лейлу, а Вамик-Азру [951], и распутники стали наслаждаться обществом луноликих красавиц; и честолюбие было вознаграждено приобретенными богатствами и умножившимся числом лошадей и верблюдов. И во все концы владений султана отправились гонцы с радостным известием об одержанной победе. И в каждой душе появилось чувство облегчения при этом известии, и в каждом сердце радость от этих побед; и страх перед султаном в сердцах людей возрос в тысячу раз. А в то время было принять писать «Второй Александр», как один из титулов султана Мухаммеда. Султан сказал: «Правление Санджара было очень долгим. /79/ Если эти титулы приносят удачу, пусть пишут «Султан Санджар». И так к его титулам был добавлен титул «Султан Санджар». У имама Зия ад-Дина Фарси [952] есть касыда, посвященная этой победе и провозглашению султана Султаном Санджаром. Я приведу здесь несколько строф, которые я помню; начинается она так:

Красота твоего лица придала совершенство миру души; великодушие твоей любви придало прелесть лику сердца.

Теперь твое лицо подобно свету полной луны; а твои волосы источают аромат северного ветра.

Взгляни же на талисман, благодаря которому ночь смешалась с чистым мускусом, а твои локоны стали цвета мускуса и родимых пятен.

Радость, которую я испытал, воссоединившись с ним, — это радость от прихода добродетельных хосроев,

Султан Ала-йи-Дуния Санджар, которого Властелин Славы выбрал из числа своих созданий и наделил богатством и славой,

Король персов, Второй Александр, велевший своим слугам завоевать королевство тюрков.

Если воздух века был отравлен безбожием, твой меч, источающий благоухание победы, вернул ему свежесть.

Подобно солнцу, твой меч поднялся на Востоке добродетели и стал причиной падение королевства Заблуждения.

От своего кузена, бывшего садр-и-имама, достойнейшего из людей нашего времени, Шамс ад-Дина Али, сына Мухаммеда фа окружит его Всевышний Своей милостью!), я слышал следующее: «Когда прибыли гонцы с известием о том, что султан одержал победу над китаями, все жители города, каждый в соответствии своим характером и обстоятельствами, стали дарить друг другу подарки и поздравлять друг друга. Орден отшельников возносил хвалы Всевышнему; вельможи и знать пировали и развлекались под звуки тимбала и флейты; простолюдины ликовали и веселились; молодежь громко резвилась в садах; а старики предавались беседам друг с другом. Вместе с некоторыми другими я пришел к своему хозяину, Саиду Муртазе, сыну Саида Садр ад-Дина (да облачит Всевышний их обоих в одежды Своей милости!). Я нашел его печально и молчаливо сидящим в углу в своем доме. Мы спросили о причине его уныния в такой радостный день. "О люди, не обладающие осторожностью, — ответил он, — дальше за этими тюрками живет народ, непреклонный в своей мстительности и ярости /80/ и превышающий Гога и Магога [953] своей численностью и множеством. И китайский народ в действительностью был стеной Зу-л-Карнайна [954] между нами и ими. И вряд ли теперь, когда стена исчезла, сохранится мир в этом государстве и вряд ли хоть один человек сможет почивать в покое и неге. Сегодня я скорблю по исламу"».

То, что юноша видит в зеркале, седобородый старец видит в обожженном кирпиче.

В то время, когда султан с триумфом вернулся домой из похода против неверных, мелик Отрара начал притеснять добродетельных людей, полагаясь, по своему обыкновению, на силу и могущество; и хотя к нему постоянно прибывали гонцы с советами смягчить свое отношение, он не желал продевать голову в ворот смирения. Он отказывался выбросить из головы высокомерие гордыни и суетную жажду богатств, не желал он и быть спасенным от опасности бесчестья запретами на предостережения; и он свернул с «прямой дороги» [955], заключив союз с китаями. И сказал Господь Всемогущий: «Ничто не мешало людям уверовать, когда пришло к ним руководство, и просить прощение у их Господа, кроме того, что с ними произойдет по обычаю первых или постигнет их наказание прямо» [956]. Когда султан узнал о его упрямстве и самоуверенности, он собрался нанести ему удар. Когда он приблизился к их землям, народ Отрара, увидав в его войске натиск бушующего потока и поняв, что его невозможно сдержать сопротивлением, сами пошли к мелику и сказали: «Своим безрассудством ты навлек на нас гнев разъяренного льва, которого невозможно победить; и ты против воли и бесчестьем бросил себя и нас в пасть левиафану. Попробуй уладить это затруднение учтивостью и воздержись от грубого поведения». Правитель Отрара увидел, что невозможно победить коршуна когтями соколов, и он не нашел иного способа поправить свои дела, кроме как подчиниться. Поэтому он вышел с мечом в руке, но облаченный лишь в льняную сорочку, и надежда в его душе боролась с отчаянием; и он склонил голову к полу палатки султана, прося прощения за свои преступления и обиды. Султан заплатил за его грехи и проступки извинением и /81/ прощением и сохранил его жизнь и имущество при условии, что он покинет Отрар и удалится в Нису (bā Nisā) со своими конниками и лошадьми, со своим багажом и имуществом и поселится там со своими женщинами (bā nisā) [957] и мужчинами.