Подпольный Алхимик (СИ) - Громов Эл. Страница 19

— Слушаю тебя. — Он отложил свое дело.

— Во-первых, я порвал с Нильсонами.

— Ты… что? — От потрясения Филип даже забыл привычно нахмуриться.

— Да. Мы теперь птицы свободного полета. Будем продавать «кирпичи», богатеть и не делиться с этими ублюдками прибылью.

— Как ты посмел проворачивать такие дела за моей спиной? — проорал Филип, вскакивая с места. — Я — пока еще глава рода, и лишь я имел право…

— Отец, сядь! — властно отрезал я.

Мой тон заставил его послушаться.

— Давай не будем зацикливаться на этих условностях. Главное, что я сделал дело, так ведь? Ты разве не рад, что наши дела скоро пойдут в гору?

— Что с твоей одеждой? — вместо ответа спросил Филип.

— Да так… постарался выблядок нильсоновский, — поморщился я.

— Они… напали на тебя? — побледнел Филип — и что-то подсказывает мне, что вовсе не от возмущения или праведного гнева.

— Ерунда. Шалость детская.

— И как же ты справился с… этой шалостью?

— Я же телекинетик, отец, помнишь?

Разумеется, я не стал докладывать Филипу, что на самом деле алхимически воздействовал на лед, и он растаял. Мой тайный козырь — моя сила.

А вот то, что телекинез не сработал, меня очень огорчило. Мой дар вроде как частично прорвался через блок, но контролировать его я почти не могу. Плохо дело. Надо скорее чудо-растение искать.

— Ты хоть воображаешь себе, что они способны с нами сотворить, если пожелают?

— Ты говоришь теми же словами, что и Викар, — подколол я Филипа. — Мы не трусы, отец, и никакие угрозы не заставят нас жить по их указке.

— Ты хоть понимаешь, что по твоей вине может пострадать вся моя семья?

— А не забыл ли ты, отец, что я тоже — твоя семья? — холодно отозвался я.

Неужто Нильсоны этого трусливого главу рода и никчемного отца погибшего Акселя настолько запугали в прошлый раз?

— Ты, насколько мне помнится, был не против порвать с ними.

— Да, был, пока не осознал, как это опасно.

— Не опасно только в могиле лежать, отец. Хватит об этом. Дело сделано.

— Не рано ли ты начал говорить так, будто уже стоишь во главе нашего рода? — с тихой злостью спросил Филип.

— Так я уже снова твой наследник? Не чужой, приемный Акке, а я — твой настоящий сын? — с издевкой парировал я. — Кстати, меня давно интересует вопрос, все вылетает из головы… Где моя брошь с символом рода?

— А ты уже забыл, как бросил ее мне под ноги, когда…

— Когда что?

— Когда твой дар не пробудился. Да, ты забыл. Ведь у тебя отшибло память. — Филип глядел на меня с неприкрытой неприязнью.

— Возможно, к счастью для нас обоих. Так где моя брошь? Или я больше не имею на нее права?

Вместо ответа «папа» полез в шкаф. Вытащил что-то, кинул передо мной на стол — это была великолепная виноградная лоза в виде нескольких аметистов, вделанных в золотую оправу. Брошь была прекрасна.

Я с нескрываемым восхищением взял ее. Прикреплять к порванной одежде не стал.

— У тебя есть ко мне что-то еще? — Филип, хмурясь, намекнул, что хочет скорее вышвырнуть меня из кабинета.

— Да. Бирла.

— Что?

— Ты должен возобновить начисление ей заработной платы.

— Ты о чем вообще? — Лоб главы рода превратился в сплошные складки.

— О том, отец, — медленно произнес я, — что любой труд должен оплачиваться. Даже Нильсоны — и те платили нам, хоть какие-то копейки. А Бирла гнет спину ради нашей семьи годами — и не получает за это ничего. Это недостойно нашего рода, отец.

— Да как ты смеешь… — начал багроветь от злости Филип.

— Отец! — Я повысил голос. — Я отдал долг Нильсонам, я снял нас с их крючка, я принес нашей семье солидную сумму денег и принесу еще. И я прошу лишь об одном — не забывать об этом и выполнить мою совершенно простую и совершенно справедливую просьбу.

Повисло молчание. Я видел, как Филип борется с собой. Почти физически ощущал ярость, которую он с наслаждением хотел бы обрушить на мою голову. Но вместо этого он ответил:

— Хорошо, Аксель.

— Спасибо. — Я развернулся и зашагал к двери.

— Аксель, ты должен поступить в магическую академию.

Я застыл на месте.

— Нет, отец. У меня нет времени заниматься глупостями. — Вышел и закрыл за собой дверь.

Глава 10

Стоял чудный день. Солнце било в большое окно книжного магазина, рисуя теплыми лучами широкие полосы света на полу и создавая ощущение уюта. Настроение у меня было под стать прекрасному дню.

Наконец-то дела сдвинулись с мертвой точки. Наконец-то мы больше не зависим от Нильсонов. Наконец-то можно задуматься о том, чтобы начать дело, которое настоящему Акселю Ульбергу завещал его дед — дело возрождения рода. И пусть я не он, не Аксель, но отчего-то мне хочется выполнить волю его деда. И дело не только в моем тщеславии и жажде могущества. Есть что-то еще. Быть может, я пытаюсь быть благодарным Акселю Ульбергу за то, что позволил мне занять его место? Ему пришлось умереть, чтобы жил я. Конечно, это случилось из-за стечения обстоятельств, но… Я никогда не верил в случайности. И вот теперь я ощущал смутную уверенность, что не имею право подводить того, кто, сам того не ведая, даровал мне собственную жизнь.

Новые «кирпичи» были готовы спустя неделю после моего последнего визита к Карлу. Сегодня утром он, наконец, привез их в магазин — сто «кирпичей» и столько же порций дрожжей. Дрожжи, конечно, не раскупят так же быстро, как сок, но лучше иметь при себе запас. Они были запечатаны в плотную бумагу с надписью «пищевая добавка». Если случайно обнаружат у кого-то из клиентов, то не поймут ничего, а даже если и поймут, то невелика беда, как никак дрожжи действительно с натяжкой можно назвать добавкой. А если кто-то нежелательный нагрянет сюда, в магазин Ульбергов, он попросту не найдет здесь ничего сомнительного, потому что большая часть «кирпичей» и дрожжей хранится в подвале. Утром я вытаскиваю оттуда небольшое количество товаров и прячу в шкатулках-книгах, чтобы при клиентах не бегать вниз. Да, мне пришлась по душе маскировка Нильсонов, и я заимствовал их идею. Раньше, когда Ульберги были лишь посредниками между Нильсонами и клиентами, весь алкоголь хранился в подвале и извлекался оттуда лишь по мере необходимости. Сейчас я не видел надобности каждый раз туда бегать. Градус опасности, так сказать, снизился. Все-таки каким же гением был Генрих Ульберг: без его подсказки про пар и лед я бы не додумался до «кирпичей», или доходил бы до этой идеи дольше.

Висюльки над дверью тренькнули, и в магазин вошла та, кого я хотел лицезреть менее всех остальных… кто бы вы думали? Разумеется, Кая Нильсон!

— Здравствуй, сладкий! — томно проговорила она, запирая за собой дверь.

— Ко мне клиенты могут прийти, — заявил я сухо, не желая играть в эти женские коварные игры, где флирт может обернуться ударом ножа в спину.

— Ничего, подождут. И что, много получается продавать эти ваши… «кирпичи»?

— Вы зачем явились, графиня?

— Ты ко мне теперь на «вы»? Я думала, мы стали достаточно близки для того, чтобы не церемониться друг с другом. — Девица зашла за прилавок и, почти касаясь губами моей щеки, прошептала: — Даю тебе последний шанс, сладкий. Дела твои плохи.

— О чем это вы, графиня? — Я грубо отстранил ее и заглянул в полные хитрости глаза.

— Отец крайне… недоволен твоей выходкой. Ведь это же была твоя идея, верно? Филип Ульберг никогда в жизни не додумался бы пойти наперекор нам.

— Ближе к делу, графиня.

— Ох, как ты груб, Акс. А я ведь так хочу помочь тебе… Мой отец сотрет вас в пыль, но я могу предотвратить это. Если ты очень хорошо меня об этом попросишь.

— Ох, графиня… — вздохнул я. — Опять вы за свое. Вы разве еще не уразумели, что я не из тех, кого можно запугать?

— Запугать, положим, нельзя. Но неужели в тебе нет ни капли здравомыслия? Ты весьма умен, раз провернул дело с этими своими… «кирпичами». Так неужели тебе так сложно понять, что тебе не совладать с нами? Или ты столь самоуверен, что наивно полагаешь, будто одолеешь нас?