Талисман - Андерсон Кэтрин. Страница 66

Никогда она не видела его таким сердитым, даже в ту ночь, когда она повредила его коня. Она поняла, что причиной такого гнева был ее выпад с ножом против него. Но разве он оставил ей какой-нибудь выбор? Неужели она должна была стоять и покорно ожидать и принимать судьбу, которую он ей уготовил?

Внутри вигвама стало темнее, края были затенены и пугали. Охотник пошел к кровати, его длинные ноги преодолевали расстояние так быстро, что она ударилась в панику. Думая, что он хочет изнасиловать ее или сделать что-нибудь похуже, Лоретта извивалась в его руках, стараясь приготовиться к фронтальному нападению, но преуспела только в том, что приняла его, когда он вместе с нею упал, растянувшись во всю длину на шкурах.

Накрытая его широкой грудью, она не могла пошевелиться, и прежде, чем она успела сообразить и начать брыкаться, он прижал ее ноги своим бедром. Удар по лицу был также предотвращен, когда он захватил оба ее запястья одной рукой. Она лежала под ним, грудь ее поднималась с напряжением, короткими болезненными вздохами. У него же не было даже одышки. Она напрягалась, стараясь вырваться из-под него, молилась, чтобы Бог дал ей силы, но ничего не получалось.

Проходили секунды, полные напряжения. Его темное лицо, суровое и неумолимое, нависло над ней. Жесткость черт его лица подчеркивалась тенями. Она не могла спасти себя, и она не могла спасти Эми.

Он ничего не говорил, ничего не делал, только смотрел на нее, и губы его сложились в суровую линию. Чем дольше она смотрела на него снизу вверх, тем больше и страшнее он ей казался и тем больше становился ее страх перед ним. Она не смогла долго вынести этого и закричала:

— Чего ты ждешь? Делай это! Делай это, черт тебя возьми, делай это!

Он сильнее сжал ее запястья. С мучительной медлительностью он взялся за край лифа ее платья, не отрывая своего блестящего взора от ее. У нее перехватило дыхание, когда она почувствовала, как напряглась его рука. Он намеревался сорвать с нее платье. Один взгляд в его глаза сказал ей об этом и еще кое о чем. В этот раз ей не приходилось ждать от него снисхождения. И она не собиралась просить об этом.

— Я доверяла тебе, — крикнула она. — Я доверяла тебе.

Боль, прозвучавшая в ее голосе, проникла через гнев Охотника, как не смогло бы проникнуть ничто другое. Он пристальнее посмотрел на нее и вспомнил обвинения, которые она бросила ему в лицо несколько минут назад. Посмотрев вниз, он понял, как близок был к совершению поступков, вполне оправдывавших характеристику его как животного.

— Голубые Глаза, ты будешь говорить мне эту большую правду, ты знаешь. Namiso, теперь!

— Я кончила играть в твои игры. Кончила, слышишь?

— Это будет кончено, когда я скажу. — Лоретта никогда не слышала такой злобы в его тоне. Он сделал видимое усилие над собой, пытаясь успокоиться. Ослабил свою хватку на ее запястьях и несколько ослабил силу, с которой давил на нее. Она почувствовала большое облегчение, когда он снял руку с лифа платья. — Никакого вреда. Ты будешь говорить со мной.

Чувство неопределенности охватило ее. Его голос звучал так искренне. Только с большим трудом вспомнила она рассказ Эми о своем спасении. Она закрыла глаза.

— О Охотник, почему ты так поступил? Неужели твоя ненависть так велика? Двенадцатилетняя.

— Мой брат. Красный Бизон, говорил тебе фальшивые слова? Если это так, ты будешь говорить мне.

— Как будто ты не знаешь, что он мне рассказал!

— Ты сделала ложь из своего обещания и попыталась бежать, это то, что я знаю! Ты пришла ко мне с ножом, это то, что я знаю! Ты сделала меня дураком, это то, что я знаю.

— О да, ты мужчина, чьи слова носятся с ветром, всегда нашептываемые ему! Мужчина, который никогда не лжет! Я видела тебя там у костра! Как ты думаешь, насколько я глупа?

Произнося слова с зубовным скрежетом, он сказал:

— Почему ты сделала ложь из своего обещания?

— А почему бы мне этого не сделать? Маленькая девочка, Охотник? Животное! Тетя Рейчел была права. Я дура!

Он издал такой звук, словно задыхался, и скатился с нее, отпустив ее, чтобы закрыть глаза рукой. Лоретта напряглась, бросив безнадежный взгляд на дверь. Даже если бы ей удалось вырваться наружу, шансы на спасение Эми были ничтожны.

Напряженно, едва сдерживаясь, он прорычал:

— Не испытывай меня, пытаясь бежать, Голубые Глаза. Я достаточно точно побью тебя.

Через минуту, шумно выпустив воздух и повернувшись набок, он сложил руку под головой. Его темно-синие глаза казались черными в сумеречном свете.

— Ты будешь делать эхо слов Красного Бизона. Я не могу драться с врагом, у которого спрятано лицо.

Когда она услышала его голос, такой шелковистый и так близко, горько-сладкие воспоминания охватили ее, и ей захотелось плакать.

— Ты хочешь заставить меня считать тебя своим другом.

Охотник разглядывал ее нежный профиль, остановившись на дрожащих губах. В ее словах было обвинение в предательстве, но разве он не чувствовал себя преданным также.

— Разве я не привез тебе ребенка?

У нее на шее вздулись жилы, а голос был пропитан сарказмом.

— Тебе очень трудно было найти ее?

— Я знал дороги, по которым Сантос может пойти! Я много раз проходил там, чтобы торговать.

Ее руки сжались в кулаки.

— Ты с ним хорошо знаком? Вы друзья.

— Ка, нет, я не называл его другом.

— Он называл тебя другом. Эми слышала. Она говорит, что ты въехал прямо в его лагерь, без винтовок, без драки и забрал ее. Сколько ты заплатил Сантосу, чтобы он украл ее, Охотник? Двадцать лошадей? Пятьдесят? Или он сделал это просто так, чтобы заполучить ее на несколько дней для забавы его и друзей?

Вопрос повис между ними, безобразный и жестокий, оскорбительный для него, разрывающий сердце ей. Свежий гнев подкатил к горлу Охотника. Он проглотил его.

— Я ничего не платил ему.

— Ты отрицаешь, что в твоей песне говорится, что твоя Желтые Волосы должна сама прийти к тебе? Ты отвез меня домой и научил, как вернуться к тебе по твоим следам! — Она повысила голос, срываясь на визг. — Ты дал мне хорошую лошадь! Ты отрицаешь это?

Смятение охватило его.

— Ты сердишься потому, что я учу тебя и даю тебе подарки?

Наконец она повернула голову, ее наполненные слезами глаза сверкали презрением.

— Вроде твоего медальона? Носи его всегда, ты сказал. Но это не был подарок на память! Ты это сделал для того, чтобы пометить меня, чтобы твой грязный друг Сантос не украл не ту желтоволосую. Ты знаешь, как я люблю Эми. Ты нанес удар в самое уязвимое место, зная, что я пойду на все, чтобы спасти ее. Я доверяла тебе. Ты говорил о песнях в наших сердцах и памяти навсегда. И я…

Ее голос прервался и перешел в писк. На минуту ему показалось, что она может ударить его, так сильна была ее боль, но затем лицо ее сморщилось, и вся воля к борьбе покинула ее. Она выглядела такой несчастной, такой испуганной, что он хотел обнять и утешить ее.

— Я поверила тебе, Охотник. Знаешь, как нелегко мне это далось? После того, что команчи сделали с моими родителями? Я предала их память, доверяя тебе. Я повернулась спиной ко всему.

Сердце Охотника сжалось при звуке боли, который он услышал в ее голосе. Две крупные слезинки стекли с ее нижних ресниц и потекли по щекам к подбородку, оставляя за собой две серебристые ленты следа. Он запустил руку в массу спутавшихся волос и притянул ее к себе, не обращая внимания на ее сопротивление, прижимая ее лицо к изгибу своей шеи. Она лежала рядом с ним, напрягшись и сильно сотрясаясь. Он опустил голову, и последние остатки гнева исчезли.

Охотнику было известно, что его двоюродный брат умный человек, но до настоящей минуты он не осознавал, насколько умный. Красный Бизон всегда придерживался полуправды, что придавало его выдумкам силу. Неудивительно, что она набросилась на него с ножом. Разве он не сделал бы то же самое, чтобы спасти Черного Дрозда или Девочку-Пони? Единственная разница между ним и этой хрупкой женщиной заключалась в том, что у него была сила, чтобы вступать в битву. Сила, которую он чуть не использовал против нее, как она когда-то боялась.