Плохая концовка (СИ) - "Sedrik&. Страница 8
Я не уставал, не нуждался в пище и выпадении из жизни на несколько часов, меня ничто не отвлекало, а окружающий ландшафт совершенно не менялся, сколько бы дней, недель и месяцев ни проходило. Единственной связью с реальностью, не позволяющей окончательно потеряться, были сны белокурой малышки из Денерима, приносящие мне ощущение связи с физическим телом с чёткой периодичностью наступления ночи в материальном мире. Идеальное положение, чтобы разобраться в себе и настроиться на работу, даже если та, на первый взгляд, совершенно бесполезна и ничего не даёт. Количество же упражнений со временем переходит в качество навыка, так и я через энное количество попыток всё-таки смог улавливать «оттенки зова», назовём это так, или, если иначе, «запах знакомой личности», и идти во сны не совсем уж наобум.
Очень помогло то, что теперь я физически не способен был что-то забыть. В том смысле, что упустить из фокуса внимания — легко, но при нужде я теперь мог вспомнить каждую деталь каждого события, которое со мной произошло, содержимое каждой страницы, которую прочитал в своей жизни, и каждую крошку, застрявшую в спутанной бороде Первого чародея за все наши встречи. Совсем идеальной и полной память не была, и в ней хватало провалов, особенно в тех областях, которые касались детства или рутинного, повседневного быта, когда выполняешь действия рефлекторно, не подключая к этому сознания, но то, что я бы и так смог вспомнить при жизни, пусть и очень смутно, сейчас воскрешалось в памяти чётко и детально, как никогда раньше. Именно это и помогло сравнить ощущения от разных «наводок», обнаружив почти исчезающе малую разницу, буквально на самой грани оттенка, которую в прижизненном состоянии сознания я, бесспорно, пропустил бы.
Так у меня появилась контрольная группа из десятка эльфов и десятка людей. Гномы с Тенью почти не связаны, и со снами у них всё неоднозначно, ну а косситы — это кунари, а кунари следуют Кун, и с желаниями, тем более горячими и страстными, у них туго. Вообще, если задуматься, вся их религия словно заточена на борьбу с демонами и одержимыми. Гордыня, Гнев, Страх, Праздность — всё это порицается невозмутимыми рогоносцами, ну а своим магам они вообще рты зашивают и следят так, что любой храмовник от зависти удавится. Это, конечно, если Стэн не преувеличивал жестокость порядков последователей Кун по отношению к своим Одарённым, но вряд ли — этот кунарийский разведчик всегда был на редкость точен и однозначен в своих определениях. Да, пожалуй, из всех моих «друзей» он по шкале возможности «не воткнёт кинжал в спину» следовал сразу за собакой.
Мабари, кстати, было немного жалко — опять он потерял хозяина, что для этой породы зачастую страшнее смерти, ведь, как правило, они выбирают себе одного партнёра и на всю жизнь, а тут уже второй пал за, без малого, один-единственный год. Впрочем, за будущее мабари в Ферелдене волноваться не приходилось, уж в Денериме-то найдётся кому за ним присмотреть, хотя бы на это Алистера должно хватить.
Эх, ладно, вернёмся к экспериментам. Десяток эльфов и десяток людей. Разные характеры, положение, пол, возраст и происхождение — от юного оборванца из эльфинажа и бродяги-долийца до зажиточного торговца и благородного пожилого дворянина. А далее пошли «практические экзерсисы» — простое наблюдение, вмешательство на уровне создания фантома и личное участие.
По первости результаты были разрознены и непонятны. Картинка никак не складывалась, и единственное, что я вынес, — это два момента. Первый: полноценно «входя» в чей-либо сон, я рефлекторно принимал свой старый облик, пряча рога и крылья. Осознанно я мог принять и любой другой, благо несколько стабильных и хорошо детализированных образов для действия в Фэйде, включающих в себя даже несвойственные мне самому способности, выучил ещё при жизни, но эти два ощущались на совершенно ином уровне, м-м-м… близости, чем какое угодно иное воплощение внешности и тела. При этом эльфийский таким был по привычке, а вот демонический отражал природу и ощущался даже немного роднее и… правильнее. Потому, если облик эльфа не противоречил сюжету сна, я предпочитал использовать его, пусть по первому времени делал это неосознанно. Разумеется, в грёзах критическое мышление смертных отключается, простые люди меня даже не видят, пока я сам не вмешаюсь в ход сновидения, но всё равно вмешательство в облике демона для большинства ситуаций ничем хорошим не закончится. Не хотят смертные видеть в своих снах демонов, так уж жизнь устроена. Второй же момент — то, что «личное участие», при прочих равных, даёт сил и «сытости» несколько больше, чем при действии через фантома, и много больше, чем при простом наблюдении.
Промучавшись ещё пару десятков повторов на каждом подопытном, удалось выявить и другие закономерности. Всяческие пытки и изощрённые казни сил особо не приносят, вопреки утверждениям всяких доморощенных «экспертов» по природе демонов, с коими я имел знакомство ещё в смертном состоянии. Кстати, также я чётко уяснил, что среди людей попадаются такие больные ублюдки, до которых слившемуся с Ульдредом Гордыне ползти было как из Вейсхаупта до Бресилиана… Не то чтобы я не знал этого раньше, но вот теперь, скажем так, отчётливо прочувствовал из первых рядов и понял, что умение демонов навевать кошмары — вещь очень нужная и полезная, которой я регулярно буду заниматься даже в убыток себе. Следом за «пытками» самым бесполезным, с питательной точки зрения, было богатство. Нет, кое-что с удовлетворения жадности мне перепадало, но что жадность людская, что жадность эльфийская особо большой ценностью не блистали. А вот признание, ощущение победы и славы — это было восхитительно, как и осуществление мести — в таком случае даже пытки смотрелись изысканной приправой… Но всё это не решало поставленной задачи и не отвечало на вопрос, а почему именно так, а не иначе?
Ответ на этот вопрос я нашёл ещё после сотни-другой опытов, когда уже едва ли не рефлекторно принимал «личное участие» в тех или иных снах. Решение задачи оказалось простым и банальным. Больше всего Силы давали те действия, что нравились мне самому. Как и положено демону, основной пищей которого служат эмоции смертных. Что-то подходит больше, что-то — меньше. Будь я Гневом, наверняка бы неимоверно радовался всяческим сценам резни и избиения, когда ревущий от ненависти спящий с наслаждением колошматил фантомов, а Гордыня наверняка сидел бы рядом с тем дворянчиком, во снах видящим себя не иначе чем в королевской короне, со статью живого бога и с огромной толпой восхищённо охающих вокруг прихлебателей самого вельможного и представительного вида. Но мой случай был несколько сложнее — демоны Желания многогранны и непостоянны, потому, вероятно, могут подстраиваться под любые чувства, пусть и получают с них, скорее всего, меньше, чем «специализирующийся» на конкретной эмоции собрат. Но я раньше был смертным и потому куда как менее «гибок». У меня уже сложился определённый набор предпочтений, моих собственных желаний, и потому чем ближе… назовём это «вектор желаний» спящего к тому, чего бы я хотел сам, тем вкуснее и питательнее для меня его сон. Потому иллюзорное изнасилование несчастной жертвы во сне того стражника мне почти ничего не дало, а вот сон парня из эльфинажа о горячей ночи с симпатичной подружкой стал «праздником живота».
Поняв общий принцип, мне оставалось только «каталогизировать» сны по их полезности и приятности, после чего, воспользовавшись уже открытым умением «запоминать закуску», составить самые интересные сны… мои охотничьи угодья или пиршественный стол, называть можно как угодно, смысл от этого не меняется. Самое забавное, что я отчётливо понимал, что для того смертного мага, которым я был, подобный ход мыслей показался бы по меньшей мере странным, но меня нынешнего такое положение дел вполне устраивало, во всяком случае, пока что. Интересно, это влияние новой формы существования или героическая смерть всё-таки вправила мне мозги? Любопытный вопрос… Может, попробовать отыскать какого-нибудь мага и затеять с ним философский спор? Да, посмотреть на вытягивающееся лицо Ирвинга было бы очень забавно.