Игра. Вторая жизнь (СИ) - Лебецкая Екатерина. Страница 16

— Можно узнать поподробнее? — мне не терпелось потушить их игровое общение, потому что Дема отвечал моему Бельчонку такой же дурацкой улыбочкой и нежным блеском в глазах.

— Я благодарила Дёму за помощь. И вообще он очень классный. Тебе повезло с братом.

Я знал, что Демьян отвёз Бельчонка в общагу после клуба. Он сам рассказал в субботу, когда мы как обычно собрались у отца. Это был обязательный семейный субботний вечер за городом в родительском доме. Сколько себя помню, отец каждый субботний вечер посвящал нам с братом. Так он показывал нам свою любовь, дарил семейный уют. В остальные дни Ветров Дмитрий Иванович пахал как конь, развивал свой бизнес, чтобы у сыновей было всё. Мы с Дёмой были под опекой бабушки, точнее Дёминой бабушки по маме. У нас с Демьяном разные мамы. Мать Дёмы погибла в аварии, когда брату был всего лишь год. Она вышла в ближайший к дому магазин за продуктами и на пешеходном переходе её сбил пьяный водитель. Пока приехала скорая она уже умерла. Папа очень её любил, да и она его любила и Дёму. Мы часто пересматривали их старые фотографии. Фотографии счастливой любящей семьи. Я тогда завидовал Дёме. Представляете завидовал брату, которого любили и у которого была настоящая семья. И пусть он этого не помнит, но это у его было в отличии от меня. Меня никогда не любили, точнее мама не любила. Отец любил меня не меньше брата, хоть брат и был от любимой женщины. Мои родители никогда не любили друг друга. Отец настоял на браке, так как мама забеременела от него. Отец хотел еще раз попробовать создать семью, хотел мать для своих детей. Но Эльвира Ветрова не полюбила ни меня, родного сына, ни тем более Демьяна. Точнее сказать Дему она просто не замечала, а меня ненавидела. Ведь я стал причиной того, что она потеряла свою первую любовь Валеру. Он женился на другой, когда узнал, что Эльвира ему изменила и забеременела от другого. А затем и вышла замуж за перспективного богатого бизнесмена, которым был мой отец.

Это был удар по самолюбию для бедного, но талантливого художника Валерия Стужева, для которого мама была музой. Три года мама жила как жена Дмитрия Ветрова. Вот именно «как». Она не смогла полюбить отца, да и его детей, не смогла подарить нам материнской любви и ласки. Мы были для неё ошибкой. Ошибкой, которая лишила её любимого человека и счастья. А потом отец сдался, потерял надежду и прогнал её. Именно прогнал, после того как она продержала меня с Дёмой сутки в холодном промёрзшем подвале. Я до сих пор помню, как я там ревел. Ревел от холода, от обиды, от несправедливости, а главное от того, что наконец-то осознал, что я не любим родной матерью — обуза для неё. А ведь мы ничего тогда особого не сделали с Дёмой, просто носились по дому, с подаренными накануне отцом пистолетами, и играли в войну. Но Эльвиру нервировало просто наше присутствие в её жизни, поэтому она убрала нас с глаз и забыла. Забыла почти на сутки в подвале. Нас нашел отец, вернувшийся ночью домой и решивший поцеловать спящих детей. Он всегда укладывал нас спать, когда удавалось пораньше прийти с работы, иначе просто заходил в нашу комнату, вернувшись среди ночи, целовал и укрывал одеялом. Он был в бешенстве, когда нашел нас спящих в подвале. Мать в ночной сорочке была выставлена на улицу. Отец не позволил ей больше вернуться, хотя тогда она и не очень рвалась. Вернулась только раз забрать вещи, не зайдя даже ко мне, а я ведь лежал в кровати с воспалением легких.

Ещё через год мать родила от Стужева дочь Соню. Он дочь признал, но из семьи не ушёл, хоть мать и надеялась вернуть его. Эльвира осталась одна с дочерью. Вот тогда она стала появляться в моей жизни, не потому что полюбила, а потому что нужны были деньги на себя и на любимую дочь. Соню она боготворила и хотела для неё самого лучшего, даже и за счет меня. Помню, как она брала деньги у отца, чтобы свозить меня на море, чтобы типа побыть с сыном. Мы ехали втроём: я, мама и Соня. Я, чтобы просидеть весь отдых в номере отеля, а мама с Соней, чтобы провести время на море, поплавать, позагорать, накупить кучу вещей. Такие поездки к маме продолжались до лет десяти, пока однажды Дёма не увидел мои синяки и не рассказал отцу. Да мама била меня за любую провинность — за то, что Соня испачкалась, когда мы играли с ней вдвоем, за то, что мы разбили вазу, играя вместе с Соней в мяч и т. д. Я тогда очень разозлился на Дему, не разговаривал с ним, даже спал в гостевой комнате, а не в нашей. Для меня было важно общение с мамой, я все ждал, что она меня примет, полюбит. Пусть даже бьет, но это лучше, чем ничего, чем игнорирование моего существования. Пусть злость и ненависть, чем равнодушие от любимого человека. Я помню, что специально не плакал, не извинялся, чтобы она еще била, еще обращала на меня внимания. Она била, а я кайфовал от ее присутствия в моей жизни, чем она больше била, тем я больше от этого зависел. Не мог без этого, ведь это было единственная ее реакция на меня. Бьет значит любит.

Теперь я благодарен Дёме, что он отгородил меня от матери, даже заменил мне ее. Ведь он был всегда рядом, наливал мне суп в тарелку, помогал с уроками, заступался за меня перед учителями, всегда был на моей стороне в драках, даже если знал, что я не прав. Демьян и отец моё всё. Поэтому наши посиделки каждую субботу для меня были праздником, семейным праздником. Мы с Демой делились всем с отцом, ничего не скрывая. Даже наши драки и косяки выносились на семейный совет, чаще всего мы с братом разруливали их сами, но потом все равно делились с отцом. Не для того, чтобы батя нас прикрыл, а просто чтобы знал, что мы семья и ничего не скрываем друг от друга. В эту субботу мы обсуждали бизнес и Бельчонка. Работа была частой темой для разговоров, особенно сейчас, когда Дёма взял на себя управление строительной империей отца, отец потихоньку отходил от дел, хотел как, он сам говорил, на пенсию. Тему про Бельчонка завёл Дема, когда папа, допив стакан коньяка, отправился спать, а мы с братом решили пропустить еще по одному. Брат впервые так серьезно интересовался моими отношениями с противоположным полом. Хотя это, наверно, потому что это было впервые, когда я, представляя девушку, называл её своей.

— Ром, ты с ней серьёзно? — спрашивал брат.

Я лишь пожимал плечами. Вот никогда ничего не скрывал от Дёмы, а сейчас не хотел рассказывать про фиктивные отношения. По-настоящему. Хочу, чтобы все смотрели на наши с Бельчонком отношения как на настоящие. Потому что не хочу объяснений со всеми. Я сам себе с трудом мог объяснить, как я к ней отношусь и что нас держит вместе.

— Я вижу, что тебя эта девчонка задела, зацепила чем-то. Она действительно особенная… что ли, интересная, какая-то другая. Наивная и умная, веселая и задумчивая, открытая и дикая одновременно. А еще, Рома, Катя очень ранимая и трогательная. Хоть она это и скрывает. На плачет, не устраивает разборки, когда что-то не так. Наоборот, язвит и улыбается словно все хорошо, но ей больно на самом деле. Ты в клубе обидел её, хотя я уверен, что она тебе и слова об этом не сказала. Не умеет она жаловаться. Я пробовал поговорить с ней о вашей стычке в клубе, так она отмолчалась. Хотя все реально понимают, что это ты закосячил в клубе с этой первокурсницей.

— Может я и перегнул, но и она в долгу не осталась. Зажималась на танцполе с твоим одногруппником Ренатом. Так что не делай, Дёма, из Богдановой святую.

— Она отомстила, а ты как хотел? Она далеко не покладистая кошка, она и цапнет, если будешь гладить против шёрстки. Притом у нее с Ренатом ничего нет. Дикарка не будет мутить с двумя одновременно. Не такая она. И вообще я это все не к тому говорю. Если ты хочешь быть с ней, Ром, то тебе придётся вести себя с ней не так как с другими твоими девками. Дикарка не будет с тобой только потому что ты Ветров — завидная партия, богатый парень со смазливой мордашкой. Она уйдет, если не будет чувствовать, что вам хорошо вместе. Ты понимаешь о чем я, Ром?

Я понимал, что Богданову ничего не держит рядом со мной, но я собирался это изменить. И собирался начать прямо сейчас.