Райская сделка - Крэн Бетина. Страница 96

— Таунсенд, это имя мне знакомо. Кажется, оно связано с Бостоном и с ополчением. Какие новости вы принесли?

— Очень важные, сэр. — Гарнер приблизился к столу. — Суд над Блэкстоном Дэниелсом только что закончился вердиктом признания его вины. Но это серьезнейшая судебная ошибка, сэр, и мы пришли умолять вас сделать все от вас зависящее, чтобы эта ошибка не усугубилась повешением невинного человека.

— Суд над человеком, который занимается незаконным производством виски? — Вашингтон сощурил глаза, вспоминая. — А какое вы имеете к этому отношение?

Но он все понял, когда Гарнер объяснил свою странную связь со случаем Блэка Дэниелса, после чего с волнением и правдиво поведал, как возникла эта связь. Президент с интересом выслушал, как влечение друг к другу привело Уитни и Гарнера в одну постель, в результате чего он был вынужден жениться на ней и… захватить основного производителя виски в тех местах. Это было волнующее повествование о поразительном стечении обстоятельств, которое увенчалось удачным браком и семейной трагедией.

Гарнер остановился перевести дыхание, осознав, что уже с четверть часа без остановки говорит и говорит. По серьезному лицу Вашингтона он сразу понял, что тот собирается сказать.

— Эта повесть, майор Таунсенд, действительно затрагивает сердце и занимает ум. Но я не могу принять в ней участие. Этого человека судили по всем правилам, и он признан виновным своими же соотечественниками.

— Только благодаря крайне предубежденному и непозволительному поведению федерального судьи, — вмешался Байрон. — Это не справедливость, сэр, а жестокое издевательство над ней!

— Человек осужден по заслугам, — сказал Вашингтон, встал и повернулся лицом к окну. — Вы представляете себе, с каким множеством противников приходится сражаться правительству, чтобы наладить в стране порядок? Этот человек является убежденным противником уплаты налогов…

Гарнер беспомощно стиснул кулаки, чувствуя, что теперь, когда они добрались до высшей инстанции, судьба отворачивается от него. Этот невольный жест напомнил ему о том, что находится у него в кулаке. Он разжал пальцы и в отчаянии посмотрел на алый значок — на это немое свидетельство храбрости и преданности Блэка Дэниелса. С загоревшимся взором он резко протянул руку Вашингтону.

— А также верным патриотом, — хрипло заявил он.

В наступившей затем тишине Вашингтон медленно повернул к ним свое хмурое лицо и сделал шаг навстречу Гарнеру, не отрывая взгляда от пурпурного знака. Затем подошел ближе.

— Откуда это у вас? — Голос его звучал уже мягче.

— От человека, которого вы им наградили… от Блэка Дэниелса. Он сражался с вами в Фордж-Вэлли. А на следующий год дважды был ранен, когда спасал от верной смерти своих товарищей-солдат.

Вашингтон побледнел.

— Если вы говорите правду… Лица людей, которые были со мной в ту горькую зиму, навсегда запечатлелись в моей душе. Кто этот человек… Как он выглядит?

— Он среднего роста, с темными волосами и с яркими карими глазами… Да! У него еще такая примечательная впадинка на носу, на самом кончике. Он прирожденный коммерсант и вожак, и он говорит, как… Про него говорят, что он может выманить собаку из тележки, доверху набитой мясом!

Подняв толстую руку, Вашингтон приказал Гарнеру замолчать и прикрыл глаза. В его памяти предстали живые образы оборванных, замерзших солдат, какие часто виделись ему в снах. И передним, словно из тумана, всплыло лицо одного солдата… с упрямой усмешкой и со странной впадинкой на кончике носа. И ускользающее впечатление чертовски бравой походки… это по снегу и босиком!

— Я продал бы свою душу за тех, кто вместе со мной перенес столь тяжкие испытания! — Голос Вашингтона был глухим. — Но свою страну продать не могу! Измену нужно душить еще в зародыше.

— Но речь идет вовсе не об измене! — Гарнер застонал от возмущенного разочарования — они ведь были, казалось, так близки к своей цели. — Я арестовал Дэниелса за нарушение закона о налогах, а не за измену! Они силой добились обвинения в измене и тем же угрожали и мне, чтобы я согласился давать показания против него. — Гарнер весь дрожал, отчаянно пытаясь догадаться, что же может желать такой человек, как Вашингтон. Что ему предложить? На эту невысказанную мольбу ответил сам старый генерал.

— Мы не можем допустить, чтобы в анналах истории было записано, что мы сражались за рождение этой страны только для того, чтобы позволить ей умереть в младенчестве. И если моему имени суждено остаться в истории, то только для того, чтобы в ней говорилось о том, как я защищал…

История — место в истории! Президент Вашингтон, человек, имеющий возможность осуществить любое свое желание, мечтает о том, чтобы запомнили его роль в истории, чтобы потомки хранили о нем благодарную память и передавали ее из поколения в поколение. Это была рискованная игра, но если она удастся, то результатом станет райская сделка!

— А как история оценит правительство, настолько суетливое и неуверенное в своей правоте, настолько запуганное собственной тенью, что спешит приговорить и повесить невиновного человека, своего преданного патриота только за то, что он посмел высказать свое мнение о правах, которые даны ему конституцией? Сколько времени продержится на плаву страна, в которой судьи отказывают обвиняемому в предусмотренной законом защите и оказывают давление на присяжных, принуждая их соблюдать сиюминутные политические интересы? Как будут судить последующие поколения о президенте, который допускает, чтобы его представители совершили столь вопиющие судебные ошибки?

Увидев, как потемнели глаза Вашингтона, Гарнер понял, что он балансирует на самом краешке пропасти.

— И как вы будете спать по ночам, когда вашу совесть будет отягощать судьба Блэка Дэниелса? Вы готовы стать первым президентом этой страны, который повесил человека, осужденного в измене, но неповинного в ней, участника вашей военной кампании?

Гарнер обошел вокруг стола и сунул в руку президента драгоценный значок. Они стояли лицом к лицу и пытались прочитать в глазах друг друга свое будущее.

— Вы первый президент этой страны. После вас в этом кабинете будет много других президентов. Но пусть среди них не будет ни одного, более вас преданного принципам справедливости и истины, чем вы. Пусть это будет вашим наследием, и только вашим. Все будут знать и помнить о вашей преданности закону. И об этом узнают уже завтра через газеты, затем об этом станут говорить люди. Доказательство преданности Блэкстона Дэниелса лежит у вас на ладони, генерал. Он заслуживает большего от страны, за существование которой сражался. Он заслуживает справедливости и свободы, за которую он пролил свою кровь… служа вам.

Вашингтон долго смотрел на старый потертый знак. И когда он поднял глаза, в них стояли слезы, а в его сердце было прощение.

Гарнер и Байрон ворвались в дом с сияющими и раскрасневшимися от торжества лицами. Навстречу им из гостиной выбежали Кейт, Маделайн и Чарли и едва не задушили их в объятиях.

— Его помиловали! — в восторге орал Байрон, подхватив Кейт и кружась вместе с ней. — Гарнер выторговал помилование Блэку!

— А где Уитни? — Гарнер возбужденно обнял за плечи Чарли и Маделайн. — Я хочу сам…

— Она ушла, Гарнер. — Маделайн уже достаточно пришла в себя, чтобы удержать его за рукав. — Она выбежала из здания суда… Мы думали, она поехала сюда, но с тех пор ее никто не видел.

Ушла. Он не сразу осознал это. Внезапно он вспомнил ее лицо в момент оглашения приговора и сразу обернулся к оставшейся открытой двери. Она где-то там, неприкаянно бродит по улицам…

Через несколько минут Гарнер уже мчался верхом по улицам Филадельфии. Куда она могла пойти в этом городе, который почти не знает? Он живо представил, как Уитни, опустошенная и беззащитная, бродит по незнакомым улицам, и у него сжалось сердце. Ему нужно было добраться до нее там, в суде, просить ее довериться ему…

Но как она могла ему поверить, когда у нее разбито сердце, когда ее отца ждет страшная унизительная смерть предателя своей страны? Эта мысль угнетала его, пока он скакал по улицам. Куда ехать, где ее искать? Он попытался поставить себя на ее место… В Бостоне ей нравилось бродить среди шумной толпы между прилавками и фургонами, где вокруг все ожесточенно торгуются… Он сразу пришпорил лошадь, держа путь к центральному рынку.