Песнь одного дня. Петля - Сигурдардоттир Якобина. Страница 20

Она никогда не подводила, если ей что-то доверяли, вот только справляться с учениками… но многим приходится еще хуже, чем ей. Она частенько подумывает о том, чтобы переменить работу, но это не так просто. Дело не в том, что она ничего другого не умеет. «Тебе еще не надоело быть учительницей? — спросил ее родственник. — Может, тебе больше хочется стать директором школы, или заведовать учреждением, или чтобы я выдал тебя замуж за какого-нибудь воротилу?»

Конечно, он шутил, он привык так разговаривать со своей близкой родственницей и другом детства, несмотря на то что они теперь редко встречались. И все-таки… Ему ничего не стоило бы помочь ей переменить работу, у него большие связи. Он всегда добивается того, чего хочет. Но он и не подумает этого сделать, он никогда всерьез не поверит, что ей хочется переменить работу. Он верит и всегда верил, что воспитание подрастающего поколения — мечта ее жизни. Она не против, чтобы о ней так думали, такое мнение о человеке обеспечивает ему хорошую репутацию, а женщине ее возраста хорошая репутация необходима. Как-никак, а это хоть какое-то вознаграждение за то, чего она лишена. Но хорошая репутация приобретается дорогой ценой. О господи, как же она завидует этим пестро одетым девочкам, которые бегают по улицам, то шушукаясь, то крича во все горло. Жизнь не страшит их, они наслаждаются ею, такие не станут, вернувшись с работы, метаться в одиночестве от окна к окну да скрежетать зубами от досады, что когда-то чего-то себе не позволили… А все-таки, не крылось ли какое-то обещание в том, как он обеими руками сжал ей руку? Прежде он никогда так не смотрел на нее. Как поступила бы на ее месте молодая девушка? Что она должна была ответить на его вопрос: «Почему вы так обо мне заботитесь?» Достойно ли было в ее положении ответить прямо: «Я для тебя готова на все, я пойду в огонь и в воду ради того, чтобы ты хоть немного любил меня. Чтобы ты был добр ко мне, пусть только один раз или два, чтобы ты подарил мне капельку жизни, пока я жива». Нет, женщина ее возраста скромно отвечает: «Милый мой, мне это совсем не трудно. Я уже очень давно не виделась со своим родственником, а мы так любим беседовать друг с другом. Ведь мы друзья детства, вместе играли когда-то».

И хорошая репутация спасена. А если бы она все-таки сказала другое?.. Министр примет его сегодня во второй половине дня. Он сказал, что молодому человеку весьма помогло бы, если бы он был членом определенной партии. Ей непривычно думать о своем родственнике как о министре. Ведь они вместе шлепали по лужам и пекли пирожки из песка. Он очень любил разные игры и всегда изображал в них важную персону. А какой он, бедняга, был трусливый! Ей частенько приходилось выручать его. И он всегда сваливал вину за их общие проделки на нее. Заводилой-то был он. Она прекрасно помнит, как позорно он вел себя во время порки, гораздо хуже, чем она… Она любит размышлять о жизни, о людях, наверно, это зрелость. Она много читала и многое помнит, о литературе она знает значительно больше, чем люди, которые считаются образованными, как, например, ее родственник. Он не очень силен в литературе, зато помнит множество цитат. Его речь так и пестрит остроумными цитатами на любые темы, а ведь многие цитаты он узнал от нее. Раньше по крайней мере она частенько узнавала в его высказываниях собственные слова, слова, не вычитанные ею из книг, а высказанные от всего сердца, когда они беседовали с ним на всевозможные темы. Тогда они были действительно родные и виделись ежедневно. Он всегда был мастер запоминать то, из чего впоследствии можно извлечь пользу.

Вот так-то.

Она садится в кресло, откидывается на спинку, сбрасывает туфли и пробует сосредоточить мысли на своем родственнике. Вот кто умеет жить. Голова у него работает, уж он-то не упустит ни одной возможности, он не только сохранит безупречную репутацию, но и укрепит ее. Репутация — это то, что о тебе думают люди. Рычаг, которым все пользуются, самое главное в жизни. Нет, ей не на что пожаловаться. Многие еще более одиноки, чем она. У нее есть близкие подруги, много знакомых. Летом она может поехать к сестре. И он обещал писать ей из Америки, если получит стипендию и уедет. Ей кажется, будто она уже видит вытянутые физиономии Сигрид и Валдис, когда приятельницы, заглянув к ней на чашечку кофе, заметят на письменном столе письмо из Америки. Конечно, она забыла убрать его в ящик, она скажет им невозмутимо: «Это от юноши, который прошлой зимой жил в комнате напротив. Он мне регулярно пишет. Настоящая верность. Я оказала ему маленькую услугу… — тут она усмехнется, — он благодарен мне за то, что ему дали стипендию, я замолвила за него словечко где нужно, вы сами понимаете…» И больше ни слова, надо сразу же заговорить о другом, так, чтобы им стало ясно, что расспрашивать бесполезно. И спокойно спрятать письмо, чувствуя, как у нее за спиной они обмениваются многозначительными взглядами.

* * *

Нет, это совсем не тот человек. Не хороший дядя, про которого она сегодня утром рассказывала маленькому Огги, когда он лежал, свернувшись клубочком в ее объятиях, теплый и мягкий. У этого обветренное, усталое лицо, он похож на заморенную клячу, которая укрылась от непогоды под навесом и даже не глядит по сторонам. Этот весь потный, заросший, видно, он уже давно не стриг свои длинные нечесаные волосы и, наверно, столько же не мыл их. У него большие мозолистые руки, на пальцах ссадины, под ногтями чернота. На нем, конечно, парадный костюм, которому никак не меньше десяти лет. Гость сидит в продавленном кресле — хозяева разрешили Аусе поставить это кресло к себе в комнату — и явно чувствует себя не в своей тарелке. Кажется, будто он смотрит не глазами, а руками, он еще ни разу не взглянул Аусе прямо в глаза, лишь изредка он бросает на нее косой оценивающий взгляд. Она думает, что они не смогут договориться. Огги возле кроватки играет с автомобилем, который она купила ему сегодня, когда они ходили гулять. Она была уверена, что этот человек уже не придет. Они столкнулись у калитки, он уже собирался уходить, потому что не застал ее дома. Огги сегодня непривычно спокоен и весел, он очаровательный, когда не плачет.

Время от времени гость, также искоса, поглядывает и на ребенка. Нет, она не намерена поступать на работу к человеку, который искоса смотрит на таких людей, как она и Огги. Почему он такой потный? Какие у него слипшиеся волосы, определенно он давно не мыл голову, наверно, он даже не завязывает волосы, когда доит коров. На вид ему около сорока. Нет, люди должны мыться, даже если живут в деревне.

— Вот насчет жалованья, — медленно произносит он. — Сколько ты хочешь?

— Мне говорили, две тысячи в месяц и бесплатное питание. Разве тебе не передали?

— Да, да, конечно, — отвечает он. Он говорит очень медленно, голос у него был бы даже приятным, если бы в лице и словах было немножко больше жизни. Эта безжизненность вызывает у Аусы неприязнь. Ей кажется, будто он потерял последнюю надежду и давно примирился с тем, что ему суждено в одиночку разрываться между хлевом, домом и огородом, а также с тем, что придется бросить все это на произвол судьбы, когда у него не станет сил обслуживать хутор, ради которого он надрывался всю жизнь.

— Тебе кажется, что это много? — спрашивает она излишне резко.

— Для меня, конечно, многовато, но ты-то, верно, так не думаешь, — невозмутимо говорит он.

— Крестьяне считают, что им трудно платить жалованье работникам. А ведь жизнь теперь очень дорогая. Молоко стоит денег, и мясо тоже. — Ауса сама не понимает, как она может говорить такие слова в лицо чужому человеку, который не причинил ей никакого зла. Но ему, видимо, уже приходилось это слышать.

— Да, да, моя невестка говорит то же самое. — Его невозмутимость уже бесит ее. Наверно, он даже не вздрогнет, если его ударят. Она сама из деревни. Неужели теперь все крестьяне такие? Может, они и раньше были такими? Заносчивостью они никогда не отличались, тем более на востоке. Тому, у кого не хватает терпения, в деревне не удержаться. Вот дура, зачем она отказалась от садика для Огги? Если старика отправят в богадельню, она Сваве будет уже не нужна. А ей необходимо хорошее место, необходимо ради Огги. Может…