Охота на русскую Золушку (СИ) - Трефц Анна. Страница 24

Я знал, что мир для меня уже изменился. Что с нашей встречи, с того момента в залитой солнцем галереи колледжа, когда наши пальцы слегка соприкоснулись над флаером, я больше не смогу чувствовать себя достаточно живым, если ее не будет рядом. Да, я смогу дышать, пить, есть и трахаться. И даже смеяться, но все это уже не будет иметь вкуса. Для меня есть жизнь только там, где есть Маша. Надолго ли? Сейчас мне казалось, что навсегда. Но как сделать, чтобы и она мне поверила? И вообще, а если она не чувствует ко мне хотя бы десятой части того, что чувствую к ней я? Вот поэтому я и боялся нашего разговора. И все тянул со звонком и сообщением. Еще я малодушно ждал Альберта. Я надеялся поделиться с ним и получить, нет не совет, пожелание удачи. Я остро нуждался в поддержке. Настолько, что даже набрал номер отца. Но вместо него, ответила его секретарша Сьюзи.

— Мистер Сеймур на совещании, — проворковала мне в ухо девица, — Хотите, чтобы я передала сообщение?

Я отключился. «Папа, ты мне нужен. Возможно, в первый и последний раз в этой жизни». Хрень какая-то.

Альберт ответил сразу.

— Извини, старик, я задержусь в Лондоне, раз уж я сюда добрался. Маман хочет о чем-то со мной серьезно поговорить. А ты не заболел? Голос хриплый.

— Просто, Ал, пожелай мне удачи.

— Удачи, приятель.

Мне стало легче. В девять я все-таки собрался с силами и вытащился из дома. И как назло, где-то на середине пути мне позвонила Лизи. Вообще-то я весь день хотел с ней поговорить, но она не отвечала. До увальня этого Платона, с которым она растворилась в завывающих недрах Черной королевы, я достучался сразу. Еще ночью, после того как оставил Машу в номере, я подумал, что утром ее должен кто-то оттуда забрать. Собственная кандидатура при всей доступности показалась мне малопривлекательным вариантом. Ну, да, я идиот. Но тогда, в рыцарском порыве я дозвонился до Платона. Разговор двух пьяных парней звучал примерно так:

— Я оставил Машу в отеле Ритц. Забери ее утром, пожалуйста.

— Прям в отеле? В лобби что ли? Ну ты, блин, даешь, англосакс.

— Платон, соберись, она спит в номере.

— Ты, мать твою, гребаный мачо!

— Я просто уложил ее в кровать и ушел.

— О, ну, прости, друг. Это… я заберу, конечно. А чего вы вместе-то укатили?

— Ей стало плохо… хм… и если бы мы нашли тебя…

— Да понял я, понял…

Сейчас Лизи затараторила мне в ухо, закидывая вопросами:

— Ну как все прошло? Ты мне благодарен? А я сразу поняла, что у тебя к этой Маше особый интерес. Я тебя знаю! Когда ты хочешь девчонку, ты всегда на нее так смотришь… ну, как волк на больную косулю. Не отрываясь.

— Я не смотрел на нее так.

— Еще как смотрел! И что? Я молодец, да?

— Что ты сделала с Платоном?

— Ай, ерунда. Дала ему попробовать кое-какую смесь. В общем, если не вдаваться в подробности он до утра был абсолютно счастлив.

— А ты?

— И я чуть-чуть. Но ты ведь знаешь, для меня дружба все! Марко, ты спас меня вчера от бешеного стриптиза под песню из Титаника. Но теперь мы в расчете.

— Платон забрал Машу из отеля?

— Э?

— Лизи, я не хочу вдаваться в подробности. Я просто уложил девушку спать. И ушел.

— Ты что, дурак?

— Возможно.

— Ну, тогда все сходится. А я все голову ломаю, как же они снова сошлись с Платоном, если ты ушел с ней с вечеринки? Это же настоящий скандал. Марко Сеймура кинули.

— Лизи, я уже ничего не понимаю.

— Боюсь, словами тут не объяснишь. Я тебе ссылку пришлю. Это видео уже часа три по пабликам гуляет.

Она выполнила обещание. Так я увидел, как Платон сделал Маше предложение на площади Глостер-Грин. Стремное, конечно. Маша была в ярости. И все-таки они уехали вместе. И Платон ведь прямо на камеру сказал: «Вот так мы русские делаем предложение». Или что-то в том же духе. А у меня натурально снесло крышу. Я пересмотрел видео раз сто. Все пытался найти подвох. Но нет, в Маше было столько страсти. Так лупить рюкзаком парня может только очень влюбленная в него девица. А Маша лупила Платона со всей яростью. Если бы она вот так же меня отходила рюкзаком, я бы кончил. А со мной… со мной у нее случилось временное помешательство. Возможно, под воздействием алкоголя она видела во мне этого своего увальня-мажора. И что она в нем нашла? Девчонки, которые спят с деньгами такого побоища себе не позволяют. Они сдержанные и производят впечатление девиц, воспитанных в лучших традициях чопорного света. А Маша… Да, она же влюблена в Платона. Это видно невооруженным взглядом.

Вот с такими мыслями я притормозил у ближайшего бара. Сначала пил скотч. А потом уже потеряло смысл, что пить. Просто пил что-то. Очнулся возле ее дома с ополовиненной бутылкой дешевого бренди в руке. И вроде бы попал на вечеринку в честь себя. Свет горел лишь в одном окне на третьем, последнем этаже. И там, внутри бушевал шабаш. Это когда девчонки пьют только с девчонками. Жуткое действо, скажу я вам. Языческое. Они обязательно танцуют и еще орут всякое. На этот раз орали про меня. Какие-то две особы распахнули окно и насиловали уши окружающих лозунгами в стилистике первых феминисток из общества Лэнгхэм Плейс. Ну, если бы именно меня те дамы считали основным угнетателем их свобод. Одна из них показалась мне смутно знакомой. Со второй у нас не было шансов быть представленными. Я бы даже под гипнозом и близко не подошел к девушке с выбеленным ежиком на голове и круглой серьгой в носу. Что она вообще делает в Оксфорде? Таких тут тоже учат? Чудеса демократии, если так.

А потом я увидел Машу. Ее выпихнули в окно те две юные ведьмы. Из комнаты орала «I will survive». А мы смотрели друг на друга и не могли оторваться. Между нами была ночь, три этажа и эта чертова песня. И ее подруги, которые за каким-то дьяволом меня невзлюбили. Что я им сделал? А Маше? Что я сделал Маше? Я ведь всего лишь пытался поступить с ней порядочно. И это оказалось чертовски трудно, между прочим. Да у меня все болело изнутри и снаружи от того, насколько правильно я поступил. Хороший мальчик, мать его! Гордиться можно таким молодцом. И вот при чем тут тогда эта гребаная Глория Гейнор? Маша недовольна, что я не трахнул ее в номере отеля как животное? Пьяную, беспомощную, готовую на все? Реально?

— Марко Сеймур, ты говнюк!

Я чуть не упал. Ну, ничего себе! Этих женщин не поймешь! Хочешь ведь как лучше, но как бы ты ни старался, они все равно отыщут на что обидеться. Вот почему я спринтер в отношениях. Они просто не успевают найти повод считать меня дерьмом. Потом, после расставания, конечно, находят. Но это уже не моя проблема. А тут она увидела во мне, так сказать, истинную суть, еще до отношений. Интересная у нас с ней получается история. Хотя, о чем это я! Нет у нас никакой истории. И не будет. Я отполз от фонаря и запарковался в кустах. Те приняли меня как родного. Сколько часов мы провели вместе? Самое время пустить корни и обрасти листвой.

Маша все стояла в окне, маленькая хрупкая, с растрепанными волосами, упрямо высматривающая в темноте меня. Зачем? Чтобы еще раз крикнуть в лицо что-нибудь уничижающее? Я тоже смотрел на нее. Пытаясь встретиться с ней взглядом. Между нами три этажа, ночь, и теперь еще кусты эти. Глупо, если так посмотреть. Я приложился к бутылке, и вдруг, словно тоску проглотил. В груди заныло, под языком засосало. Да что я делаю? Стою тут как обиженный ребенок. Мало ли что заставило Машу крикнуть оскорбление в мой адрес. А может она меня и не видела? А может у них игра такая, типа «назови и обзови». Ладно, я не просто хватался за соломинку, я ее сам выращивал на краю болота. И все же, я убедил себя, что надо закончить то, зачем я сюда пришел. Я должен с ней поговорить. Спросить про нас и про Платона. Особенно про Платона. Может быть, все, включая Лизи и меня, не поняли сути произошедшего. Может Маша и не собирается замуж за русского мажора. Да быть не может, чтобы собиралась! Даже несмотря на то, что вчера я испортил им свидание в Дорчестере. Я откинул почти пустую бутылку в кусты, словно отметая последние сомнения, и решительно шагнул к желтому кругу фонаря.