Серебряная богиня - Крэнц Джудит. Страница 38

Наконец наступил день, когда мать и дочь Кавана должны были уехать на Лазурный берег, чтобы встретиться там с отцом Кики, летевшим через Париж из Детройта. Оттуда они все вместе собирались отправиться на машине в Лимож, и им предстояло провести в дороге два дня. А еще через несколько недель Кики должна была приступить к учебе на первом курсе Калифорнийского университета в Санта-Крусе. Хотя формально она не окончила среднюю школу, уровень ее подготовки был признан достаточным для продолжения образования в этом самом либеральном и свободном от условностей университете, готовом принять ее. Поэтому родители Кики спланировали свой отдых так, чтобы провести с любимой дочерью как можно больше времени. Не могло быть и речи о том, чтобы разочаровать отца и позволить Кики остаться в «Ла Марэ», о чем упрашивали Анабель и Дэзи.

— Дэзи, обещаю тебе, что на Рождество ты поедешь в Штаты в гости к Кики, — говорила Анабель расстроенным девушкам.

— До Рождества еще целый миллион лет. Почему бы Дэзи тоже не поехать учиться со мной в Санта-Крус? — упорствовала Кики.

— Она должна проучиться в школе леди Олден еще один год до того, как сможет сдавать вступительные экзамены в университет, — терпеливо объясняла Анабель.

— Ах, мать твою! Простите меня, Анабель, но у меня такое состояние, словно у брошенной любовницы или что-то вроде того, — заявила Кики.

— Тебе не следует выражаться подобным образом, — рассмеялась Анабель, которой все больше нравилось это невозможное создание, взбалмошная дочка ее старинной подруги Элеоноры, бывшей до своего великолепного «автомобильного» брака весьма консервативной и благонравной американской барышней.

Тем вечером, стоило Рэму поскрестись в дверь ее комнаты, Дэзи немедленно открыла ему. После отъезда Кики она поняла, что приняла наконец то решение относительно своей будущей жизни, на которое не отваживалась раньше. И теперь, подобно истомленному жаждой путнику, бросающемуся к воде, чтобы напиться, ей не терпелось поскорее вернуться назад, к прежней девичьей жизни, снопа стать такой же чистой и непорочной, какой она была когда-то в День взятия Бастилии. Она ощущала спокойствие, уверенность в себе и была преисполнена решимости покончить со всем этим. Ее застенчивость исчезла без следа. Она вполне способна обойтись без Рэма. Его покровительство и опека будут для нее слишком тяжелой ношей. Лучше уж рассчитывать только на себя. Впервые со дня смерти отца Дэзи полностью сосредоточилась и мыслила с абсолютной ясностью.

Рэм вошел и запер за собой дверь. Он поспешил заключить Дэзи в объятия, но она резко отпрянула И, подойдя к окну, уселась на подоконник. Она все еще оставалась в желтом платье, которое не успела сменить после ужина, а все лампы в ее комнате были зажжены.

— Сядь, Рэм, мне надо поговорить с тобой.

— С этим можно обождать.

— Нет, ни секунды, Рэм. С тем, чем мы занимались прежде, покончено. Я твоя сестра, а ты мой брат. Я не желаю больше этим заниматься, потому что это нехорошо и мне это не нравится.

— Это работа этой суки Кики! Ты все ей рассказала, да?! — с бешенством выкрикнул Рэм.

— Ни единого слова. Никто ничего не знает и не узнает никогда, я тебе обещаю. Но с этим покончено.

— Дэзи, ты говоришь как маленькая мещанка. «С этим покончено»! Как это может быть, если мы любим друг друга? Ты принадлежишь мне, дурочка, и сама хорошо это знаешь.

— Я принадлежу только себе самой — и никому больше. Ты можешь делать, что тебе заблагорассудится, можешь продать все, что когда-то любил наш отец, вести тот образ жизни, что сам для себя выбрал, но я намерена остаться жить с Ана-бель на Итон-сквер. Убеждена, что она примет меня. И конец всему! Ты мне больше не нужен.

Рэм приблизился к ней и, крепко сжав пальцы, ухватил ее руку чуть ниже плеча. Дэзи продолжала сидеть молча, неподвижная, словно мраморная статуя. В комнате было предостаточно света, чтобы Рэм мог заглянуть в самую глубину ее бархатистых глаз, и обнаруженные в них твердая непреклонность Дэзи и ясно читавшееся осуждение привели его в ярость.

— Убери руку, Рэм, — приказала она.

Ее слова, произнесенные со спокойным достоинством, подействовали на него, как красная тряпка на быка. Сильными руками он схватил ее за плечи и рывком поднял с подоконника, поставив перед собой, как провинившегося ребенка, которому должен быть преподан урок послушания. Но Дэзи осталась спокойной и бесстрашно смотрела прямо ему в глаза. Рэм прижал ее к себе изо всех сил и впился губами в ее недрогнувшие в ответ губы. Она лишь прерывисто дышала. Укротив свой гнев и призвав на помощь все свое искусство, он принялся целовать ее долгими, нежными, непрерывными поцелуями, которые еще неделю назад приводили ее в трепет. Но теперь она оставалась пассивной и отстраненной, а губы ее были плотно сжаты и холодны как лед. Твердой, требовательной рукой собственника он гладил ее по голове, шепча в ухо:

— Дэзи, Дэзи, если ты не хочешь этого, то не надо, я буду просто целовать и обнимать тебя, я обещаю, клянусь тебе…

Но все то время, что он прижимал ее к себе, покрывая жадными поцелуями ее щеки, Дэзи чувствовала, как угрожающе давил на ее живот его поднявшийся член. Собрав остатки сил, Дэзи рванулась и высвободилась из его рук.

— Не выйдет, Рэм, я тебе не верю. Я ничего не хочу от тебя: ни твоих поцелуев, ни объятий, ни слов.

Она говорила тихо, понизив голос, чтобы никто в доме их не услышал, но в ее словах звучало презрение. Дэзи пятилась назад, пока не уперлась спиной в стену, а он надвигался на нее с искаженным от вожделения лицом и горящими глазами — желание сейчас же овладеть ею сжигало его. Рэм совсем потерял голову. Он навалился на нее всей своей массой, прижал к стене, грубо задрал юбку.

— Ты бы никогда не осмелился на это, если бы отец был жив, грязный трус, — прошипела Дэзи.

Рэм с размаху хлестнул ее ладонью по лицу. Дэзи ощутила вкус брызнувшей крови — она поранила о зубы щеку изнутри. Он ударил ее еще раз, потом еще, а затем, когда она в панике попыталась набрать в грудь воздуху, чтобы закричать, зажал ей рот ладонью и поволок на кровать. Дэзи сопротивлялась изо всех сил, но в течение нескольких ужасных минут ей так и не удалось сбросить его руку со своего рта. Сглотнув, Дэзи почувствовала, как он сорвал с нее трусы, но ему пришлось еще дважды ударить ее, прежде чем он сумел коленями разжать и развести ей ноги. А потом начался показавшийся ей вечностью скрежещущий, обжигающий кошмар, когда Рэм с безжалостностью помешанного вновь и вновь вколачивал свой член в ее сухое, сопротивляющееся насилию лоно. Наконец все было кончено, и он ушел, а Дэзи осталась лежать неподвижно, не вытирая текшую изо рта кровь, растоптанная, уничтоженная, неспособная даже заплакать. Прошло еще много времени, прежде чем долгожданные слезы хлынули из ее глаз. Выплакавшись, Дэзи решительно встала с кровати и, ощущая боль во всем теле, пошла будить Анабель.

Анабель дала ей теплой воды и мягкое полотенце, помогла остановить кровь, а потом, крепко прижав к себе, слушала вновь и вновь повторявшуюся исповедь Дэзи, пока та, немного успокоившись, не заснула в ее постели. Только тогда Анабель дала волю душившим ее рыданиям, еще более горьким и мучительным, чем у Дэзи. Она предала Стаха, предала Дэзи. Преступление Рэма останется безнаказанным: она осознанно лишила себя возможности отомстить ему. Конечно, она больше не скажет с ним ни единого слова — он перестал для нее существовать, но у нее не было прав обратиться к правосудию. Что случилось, то случилось, говорила она себе, проклиная свою слепоту и доверчивость.

Как только рассвело, Анабель позвонила по телефону в тот отель в Лиможе, где остановилось на ночь семейство Кавана.

— Элеонора, это Анабель. Не спрашивай меня ни о чем, но скажи, как ты думаешь, возможно ли, чтобы Дэзи поступила в Санта-Крус?

— В этом году? А она не слишком молода для этого? — ответила Элеонора, верная своей привычке тут же брать быка за рога.

— Сейчас дело не в ее возрасте, главное, сумеет ли она сдать вступительные экзамены? Это очень важно, Элеонора, иначе я не отпустила бы ее от себя так рано.