Школа обольщения - Крэнц Джудит. Страница 119

— Секретарши — народ впечатлительный.

— Да-а, господи, при счастливом финале всегда так бывает. Женщины, они своими чувствами-не владеют. Мне показалось, Грейси едва не начала всхлипывать вслух, мне пришлось покрепче прижать ее. Кто этих девок разберет? Грейси за обедом питается воздухом, а потом ударяется в сантименты.

Вито услышал достаточно. Улыбаясь, как Цезарь-триумфатор, он вышел из кабинки и встал у входа в мужской туалет, обращаясь к четырем начищенным ботинкам, выглядывавшим из-под дверей.

— Я рад, что вам понравилась моя картина, господа. Приятно облегчиться. Я угощаю.

После безумного дня работы в «Магазине грез» Вэлентайн растянулась во весь рост, с наслаждением вытянув ноги на мягкой кушетке. В открытые двери террасы врывался ноябрьский бриз, и она знала, что, если полежит так несколько часов, увидит восход луны. Ну и денек выдался! Сегодня впервые она не сможет предложить Джошу ничего более экзотического, чем пицца, но от усталости у нее не было сил даже позвонить по телефону и заказать ее. В этот день состоялась окончательная примерка для свадебного торжества в Портленде, штат Орегон: платья шили все участники торжества — от невесты и ее подруг до родителей невесты и жениха, да еще заказали все невестино приданое. Вэлентайн спросила себя, будет ли девушка носить в Портленде все эти наряды. Она смутно представляла, что Портленд — промышленный город где-то на севере, но, с другой стороны, приданое по цене в сорок тысяч долларов предполагает праздничные выходы.

Она также закончила эскизы для зимнего круиза миссис Байрон. Раз уж миссис Байрон в восемьдесят два года все еще видит себя роковой женщиной на корабле, Вэлентайн, по крайней мере, нужно убедиться, что ее морщинистые руки и плечи надежно прикрыты. И разумеется, все самые нелюбимые клиентки словно сговорились прийти сегодня, чтобы заказать платья к Рождеству и Новому году. Любимые клиентки, как и полагается всяким разумным женщинам, заказали туалеты в конце августа. Вэлентайн сморщила хорошенький носик, представив, что есть люди, которые так плохо разбираются в шитье, что способны отвести на индивидуальный пошив платья всего шесть недель, но она знала, что сумеет сделать их вовремя. Она чрезвычайно гордилась богатством своей модельерской фантазии и производительностью труда ателье. Она могла в считаные секунды переключиться с хитроумного наряда из соблазнительных черных кружев, предназначенного для поблекшей важной дамы, на свадебное платье такой чистоты линий, что невеста могла бы носить его еще лет пять. Она любила в работе сталкиваться с трудностями. Создание коллекций готовой одежды было слишком узкомасштабным по сравнению с работой в «Магазине грез», и, бог свидетель, никто ей не указывает, что делать, а что нет. Билли исчезла совсем, лишь время от времени звонила, чтобы поздороваться. Вэлентайн знала, что с Орсини происходит что-то таинственное, потому что Джош ей кое-что рассказывал. Но странно, что уже несколько месяцев со дня свадьбы Билли ни разу не заказала новой одежды. Теперь она вспомнила, что Билли совсем не подобрала гардероб на осень и не приобрела ничего, кроме джинсов. Билли — и джинсы. Вот уж не сочетается, подумала она, соскальзывая в легкую дремоту.

Через час ее разбудил звонок домофона. Она не пожелала перенастраивать пульт внизу, чтобы Джош мог заходить, предварительно не объявив о себе. Ей не нравилась мысль, что он сможет входить без предупреждения. У него есть ключ от ее квартиры — этого достаточно. Джоша это обижало и даже злило, но она оставалась сама себе хозяйкой.

Сегодня вечером, подумала она, еще не до конца проснувшись, он выглядит несколько не так, как обычно. Казалось, он старается подавить какое-то беспокойство, внутреннее волнение. Волосы у него, как всегда, идеально причесаны, консервативный костюм за четыреста пятьдесят долларов безупречно сидит на его хорошо сложенной фигуре, но в глазах, в серьезных серых глазах светится какое-то чувство, которое она заметила, но не может определить. Она всмотрелась в него внимательнее. Даже галстук завязан безукоризненно, но все равно он выглядел так, словно в дверях на него только что налетел ураган.

— Джош, у меня сил нет позвонить. Может, закажешь пиццу? Как ты думаешь, нам хватит одной большой или заказать большую и маленькую?

Он пропустил ее слова мимо ушей и опустился на колени возле кушетки, на которой она лежала, потягиваясь и зевая. После короткого сна у нее кружилась голова, словно она перелетела через Атлантику.

Джош целовал ее округлую белую шею, нежные полупрозрачные сгибы локтей, глаза, губы, пока не уверился, что она окончательно проснулась.

— Моя дорогая, сегодня никакой пиццы. Надень самое нарядное платье. Мы едем ужинать. Я заказал столик в «Бистро» на девять часов.

— Джош!

Из всех ресторанов Лос-Анджелеса в «Бистро» они скорей, чем где-либо, могли встретить друзей Джоша и Джоанны Хилл-мэн. Они, как и многие из их круга, когда-то были в числе первых, кто финансировал модный ресторан. Ужинать в «Бистро» с кем-то, кроме жены, — самый неразумный поступок, какой только может совершить мужчина.

— Это мой сюрприз, — сказал Джош, запинаясь при каждом слове. Он крепко держал ее голову обеими руками и настойчиво смотрел ей в глаза. — О, не «Бистро» — я не об этом. Но с этого дня мы сможем появляться на людях вместе. Я развелся. — В его голосе звенела юность, счастье и некоторая бравада.

— Развелся? — Вэлентайн резко села, едва не опрокинув его, стоявшего на коленях возле кушетки.

— Да, все продлится еще месяцев шесть, до тех пор мы не сможем пожениться, но все юридические вопросы улажены…

Он не хотел рассказывать Вэлентайн, как нелегко это далось ему. Однако ему посчастливилось достичь цели, как он и полагал с самого начала, потому что нет такого способа, по крайней мере в Калифорнии, которым женщина могла бы удержать мужчину от развода, если он по-настояшему хочет этого и согласен оплатить все расходы. Да и вообще в таких случаях делать больше нечего.

Вэлентайн вскочила с кушетки и начала швырять в него словами таким тоном, на который он не считал ее способной.

— Ты решился на это, не сказав мне?

Ее остренькое личико побелело и исказилось от ярости.

— О, ну что ты, дорогая, ты же знала. Тогда, в самолете, я сказал тебе, чего хочу. Ты думала, я просто играю словами?

— А ты думал, я играю?

— Я не понял, что ты имела в виду…

— Я дала совершенно точный ответ: неопределенное «может быть». Ты не мог этого забыть! И с неопределенным «может быть» ты двинулся напролом и развелся? — Она брызгала слюной, источая вспыхнувшее презрение, тряся кудряшками так, словно решила сбросить их с головы.

— Милая, когда женщина позволяет мужчине так далеко продвинуться, она, естественно, имеет в виду «да». Я хочу сказать, что это подразумевается, это понятно, просто не произносится вслух.

— Черт тебя подери, как ты смеешь говорить мне, что я подразумевала? Как ты смеешь дать мне понять, что, раз я не произнесла окончательного и полного «нет», то я сказала «да»? За кого ты меня принимаешь? За стеснительную кокетку, которая прячется за двусмысленными словами? Которая не хочет связывать себя обязательствами, но улыбается, как куколка, когда мужчина ставит ее перед свершившимся фактом? Ты живешь в другом веке, мой друг. — Она глядела на него горящими глазами, оскорбленная до глубины души.

Джош потерял дар речи. Он настолько привык, что все идет так, как хочет он, что недооценил Вэлентайн. Боже, он недооценивал ее с самого первого дня, когда встретил. Он резко отвернулся, чтобы не видеть ее, и стоял, слепо ощупывая ободок настольной лампы. Наконец он заговорил, в его голосе было столько обреченности и самообвинения, что Вэлентайн, сама того не желая, прислушалась.

— Я не могу выносить, когда ты на меня сердишься… Мне не хватает понимания… интуиции… чтобы действовать правильно, если это касается тебя. Единственная причина, почему я не сказал тебе раньше, — я не хотел, чтобы ты чувствовала себя виноватой в моем разводе. Никогда, ни на минуту я не помышлял о твоем подразумеваемом согласии. — Он снова повернулся к ней, она увидела, что его глаза наполнились слезами. — Вэ-лентайн, я так люблю тебя, ужасно люблю. Я просто дураком становлюсь от этого. Ты меня тоже любишь, правда ведь?