Школа обольщения - Крэнц Джудит. Страница 124

Лестер поднялся по лестнице в квартиру Долли, от волнения его сердце едва не перестало биться. Поспешный звонок Билли, последовавший сразу после разговора с Долли, еще дальше протолкнул его в мир, где все может случиться. Иногда, в особых случаях, его мать и старшая сестра делали покупки в «Магазине грез», но он сам ни разу не отваживался войти внутрь. Теперь ему предстояло при таинственных неотложных обстоятельствах вести в этот магазин за покупкой вечернего платья великолепную, прелестную будущую обладательницу «Оскара», а струдель благоухал так чудесно. На сегодня, решил он, забудем о диете.

Дверь открыла жена домовладельца Долли, приглашая его в гостиную, полную праздновавших людей. Лестер неуверенно остановился посреди комнаты, интересуясь, здесь ли Долли и каким образом ему удастся ее отсюда увести. Через мгновение сзади он услышал голос, в котором трудно ошибиться.

— Я спасла для тебя кусочек струделя, Лестер Уайнсток, и поверь, это было нелегко.

Он обернулся и окунулся в расточительную голубизну широко распахнутых глаз Долли, приветственно улыбавшейся ему. Он автоматически протянул руку к тарелке, которую она держала чуть выше уровня талии. Уровня талии!

— Знаю, — радостно хихикнула Долли. — Сама не могу поверить. Каждое утро просыпаюсь и смотрю в зеркало, думаю, что больше уже некуда, а все-таки оказывается, что пузо еще выросло. Ешь струдель, пока горячий.

Не понимая, что делает, Лестер положил кусок пирога в рот и прожевал.

— Нравится? — встревоженно спросила Долли.

— Великолепно, просто объедение! Ты не обидишься, если я спрошу…

— Рецепт?

— Сколько… месяцев?

«Она похожа на взрыв на подушечной фабрике, — подумал он. — Нет, на матрасной фабрике».

— Семь месяцев и одна неделя, плюс-минус день или два, — ответила Долли, довольная своей точностью. — Это случилось в праздник Четвертого июля. Надо бы всем залетать в праздники, как ты думаешь? Гораздо легче считать.

— Погоди, погоди минуту. — Лестер лихорадочно оглянулся, ища, куда бы сесть, и наконец опустился на пол.

Долли со сложным маневром приземлилась рядом с ним. Ему определенно нужно подстричься. Чего он там считает на пальцах? Одет он неплохо, щеголевато. Выглядит ласковым, верным, надежным, но уж очень смешон. Именно таким он и должен быть. И «Лестер» так хорошо сочетается с «Уайнсток». Но что он так озабочен?

— Не о чем беспокоиться, — мягко сказала она.

— Восемь месяцев и три недели, — вздохнул он, — и вечер вручения наград.

— Если ты думаешь, что не стоит, я могу не ходить.

— Нет, надо идти. Мой босс высказался определенно. Там должны быть все, кто связан с «Зеркалами». Он считает, что для общественного мнения хуже некуда, если претенденты не показываются на людях, разве что они заняты на натурных съемках где-нибудь в другом конце земного шара. Да и то… Ты будешь там с мужем? Нет? Тогда с парнем? Нет? С отцом? Нет? Черт. Может, с приятелем, с каким-нибудь старым другом, со школьным возлюбленным?

Долли улыбнулась этому несуразному увальню. Может, она и не все знает, но ей понятно, на чьи плечи возложена обязанность сопровождать ее на вручение наград Академии, если она не найдет другого парня. А она не найдет.

— Съешь еще струделя, Лестер.

Вэлентайн не предполагала, что день, начавшийся как обычно, может кончиться в такой безумной гонке. Как она и предсказывала Спайдеру, комедия началась, но смешно было только тем, кто в ней не участвовал. Церемония вручения наград будет через спутник транслироваться на весь земной шар, предполагаемая зрительская аудитория оценивалась в сто пятьдесят миллионов человек. К счастью, представить такую массу невозможно. Тем не менее каждая из клиенток Вэлентайн знала, что Билли в один день увидят больше глаз, чем промелькнуло перед ней за ее жизнь, и эта мысль не умаляла волнения обеих женщин и не гарантировала ощущение безопасности.

Мэгги Макгрегор, впервые в жизни заказывая платье, волновалась больше всех. Ведь ей предстояло все время быть в эфире, брать интервью у звезд, и только когда те приезжают, отступать со съемочной группой на задний план. Она почти все время будет на экране.

— Вэлентайн, зачем я только в это ввязалась, — стонала Мэгги.

— Чепуха, — возражала Вэлентайн, сытая но горло сегодняшним днем, когда она ощутила себя скорее английской нянюшкой с полным домом детей, чем модельером. — Ведь ты своими руками отравишь любого, кто попытается отобрать у тебя эту работу, скажешь, нет? Так что заткнись и дай подумать.

Что и говорить, фигура у Мэгги сложная. Она стояла в трусиках и лифчике, и ее миниатюрное, но пышное и зрелое тело не навевало мыслей об элегантности. Спайдер творил чудеса, облачая ее в спокойные, неброские изящные платья, но что годится для еженедельного шоу, то не подходит для вручения наград. Мэгги должна блистать соответственно случаю, преподнести себя и телестудию во всей красе. Вэлентайн пристально вгляделась сквозь частокол черных ресниц.

— Мэгги, приподними грудь одной рукой и потяни лифчик вниз другой. Еще ниже. И еще выше. Гм-м… Вот, вот оно! Верхняя часть твоей груди соблазнительная, но не непристойная. Благодарение богу за императрицу Жозефину.

— Вэлентайн, — запротестовала Мэгги, — понимаешь, Спайдер не одобрит. Он не позволяет мне оголять грудь перед камерой, ты знаешь, как он сурово к этому относится.

— Ты хочешь, чтобы я для тебя смоделировала платье, или лучше купишь что-нибудь готовое у Спайдера? — поинтересовалась Вэлентайн, ни капельки не шутя.

— О боже, ты же знаешь, я хочу, чтобы ты сделала мне платье, но, видишь ли… ты уверена, что я не буду выглядеть… вульгарной, хотя бы чуть-чуть?

— Ты будешь предельно, абсолютно элегантной. Единственным украшением самого простого, самого скромного, самого утонченного и самого сдержанного платья будет твоя грудь, обнаженная до края сосков. Когда передача закончится, миллионы людей узнают две вещи: кто получил награды и какая у Мэгги Макгрегор фантастическая грудь. А теперь проваливай. Моя ассистентка снимет мерки, первую примерку назначим через две недели.

— А из чего будет это «выдержанное платье»? — отважилась полюбопытствовать Мэгги, когда Вэлентайн в нетерпении повернулась к чертежному столу.

— Конечно, из черного шифона. Как иначе добиться максимального контраста? И, Мэгги, никаких драгоценностей, кроме сережек, даже нитки жемчуга не надо. Грудь и шифон беспроигрышный вариант. Проверено тысячелетиями.

Поспешно набрасывая эскиз глубоко вырезанного платья в имперском стиле, разумеется без рукавов, потому что у Мэгги прекрасные округлые руки и изящные кости, Вэл другой частью сознания отметила, что не испытывает подобающего энтузиазма. С самого утра к ней потоком идут знаменитые на весь мир клиентки, женщины такие красивые и талантливые, что одевать их одно удовольствие, так ей бы гордиться тем, что она создает для них наряды, которые самым выгодным образом подчеркнут их достоинства, если их пригласят, чтобы вручать награды, а может, даже получать их.

Но сегодня, в день своего триумфа, полная творческих соков, замыслов и сил, Вэлентайн сознавала, что где-то в мозгу у нее пульсирует сгусток тревоги, от которого ноет все тело. До сих пор она старалась как можно меньше заниматься самокопанием, жила, скользя по поверхности, откладывая и откладывая принятие решения о своем будущем, всеми силами уходя от него. Она надеялась, что, если запрятать заботы, как безответное письмо, подальше с глаз, решение когда-нибудь придет само собой. Почему-то, кисло думала Вэлентайн, это не срабатывает. Едва ей удавалось собраться с мыслями и решиться обдумать положение, как мозг делал кувырок назад и начинал раскручивать ленту в противоположном направлении. Фантазия хромала не меньше логики. Она даже в мыслях не могла назвать себя миссис Джош Хиллмэн. Перед ее мысленным взором стоял большой особняк на Норт-Роксбери, но она была не в состоянии представить себя живущей в таком доме. Это просто не совмещалось с ней — шестеренки не хотели сцепляться.