Убей-городок 2 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 24

А иной раз и польза для общества. Вон, тот же Григорьев химзавод строил.

Неплохие стихи. А не попал бы к нам, так и не написал бы их. И предприятие наше могли бы позже построить, если бы не умелые руки поэта.

Нет, определенно, нужно писателей и художников отправлять в народ. Вон, во времена Российской империи в Архангельскую губернию отправили в ссылку социал-революционера Александра Гриневского. Из него эсер получался так себе, зато побыл человек в ссылке, а потом стал замечательным писателем Александром Грином! И, неизвестно, состоялся бы он как творческая личность, если бы стал террористом?

Или Николай Бердяев, которого вологодская ссылка сделала замечательным философом? Жаль, что на Савинкова ссылка в Вологду не подействовала. Он там начал писать художественные произведения, но от террористической деятельности так и не отошел. Наверное, следовало не в губернский центр эсера посылать, а куда подальше. В Тотьму там, или Никольск.

Так что, будем надеяться, что работа на строительстве химзавода пойдет Прибылову на пользу. Посмотрел я на его рисунки на бумаге и на картоне. Уголь, карандаши, мел.

Интересные зарисовки из жизни города, стройки. Начальник спецкомендатуры капитан Банин хвастался, что Прибылов на него классную карикатуру нарисовал, но на выставку ее не дал. Наверное, чтобы остальные не завидовали.

Пожалуй, если парень немного остепенится, устроится на работу с записью в Трудовой книжке, так его рисунки и в журнал «Крокодил» попадут без труда.

Еще слышал, что начальник спецкомендатуры, за организацию выставки (это же важный воспитательный момент!) получил благодарность от областного начальства и рекомендацию готовить представление на освобождение Прибылова. Зря, наверное. Посидел бы Сашка еще годик, глядишь, остался бы у нас, и город Череповец приобрел бы еще одного талантливого художника.

А строчка о том, что «отбывал наказание за тунеядство», позднее станет не позорным клеймом, а напротив, украшением биографии.

В той жизни я стал похаживать «по музеям и выставочным залам» (была некогда такая телевизионная передача) нашего города уже тогда, когда уволился из милиции и перешел на работу в коммерческую структуру. Работы стало поменьше, а времени и денег — гораздо больше. Появилась возможность куда-то съездить, приобщиться, скажем так, к шедеврам мирового искусства, вроде тех, что хранятся в Дрезденской картинной галерее.

Мы вышли на остановке, которая в моей истории именуется «Красноармейской площадью», украшена зенитным орудием, благоустроена. Сейчас о будущем времени напоминает мощное здание конторы водников. Некогда «водники» были самыми богатыми и влиятельными в нашем скромном городе, но постепенно на первые роли вышли строители, а потом металлурги и химики.

В краеведческий музей Маринка идти категорически отказалась.

— Нас сюда каждый год всем классом водили! Пойдем лучше в парк.

Жаль. Я бы сюда зашел, посмотрел, чем отличается этот музей от того, из моего времени. Ну нет, так нет. Будет время — так и один заскочу. А пока можно просто пройтись по проспекту Луначарского, бывшему Александровскому.

Краеведческий музей у нас старый. Построен он аж в девятнадцатом веке. Одноэтажное здание, с полуколоннами и куполом.

Вокруг музея разбит небольшой садик, украшенный нынче гипсовой скульптурой пионера с горном.

С этим «пионером» связана забавная история, которую я почему-то по той жизни абсолютно не помню. А случилась она не так давно, в июне месяце. Я как раз в больнице лежал, но историю мне рассказали.

В садике тихо-мирно стоит «горнист», а напротив, между новыми домами установили телефонную будку. Так вот, какие-то шутники повадились по ночам утаскивать скульптуру из сада и ставить ее в будку.

Народ уже специально шел на проспект Луначарского, чтобы посмотреть — занял ли пионер свое место в будке, а директор музея — Татьяна Ивановна, придя на работу, только вздыхала и принималась звонить начальнику училища радиоэлектроники, чтобы тот прислал пару-тройку курсантов, для оказания физической помощи. Все-таки, скульптура, хоть и гипсовая, весила изрядно, и женскому коллективу музея она была не под силу.

Начальник военного училища не то матерился, не то похохатывал, но отправлял подчиненных на выручку подшефного музея.

Участкового, разумеется, ставили в известность, но тот только руками разводил. Непонятно, как квалифицировать данное деяние? Кражи здесь нет, а на хулиганку, если и тянет, то только на мелкую, а чтобы привлечь «мелких хулиганов», так их следует вначале установить, а желательно еще и отловить.

И длилось так больше недели, пока участковый вместе с инспектором детской комнаты милиции не засели в засаду, и не поймали злоумышленников. Не всех, к сожалению. Было человек пять, но попались двое — мальчик и девочка, которые оказались… Детками директора музея. Сын, тринадцати лет и дочка, десяти лет. Девчонка, эта ладно, шкодливая по натуре, но мальчик-то совершенно примерный, да еще и отличник! А своих подельников дети директорши так и не сдали. Похвально, между прочем.

И как же тут быть? Ставить на учет в детскую комнату милиции? Вроде, и нужно, но там хватает мелких бандюганов, что совершали деяния и посерьезнее. Покамест ограничились проведением беседы с директором. Говорят — Татьяна Ивановна лишь вздыхала, да кивала. Я, когда услышал, вначале едва не сказал: «Да как ж так! У Татьяны Ивановны, заслуженного работника культуры и прочее, такая дочь?»

Но вовремя прикусил язык, вспомнив, что директор музея — еще совсем молоденькая, а до титулов и всего такого, ей далеко.

В той своей жизни, я был знаком и с директором, и с ее дочкой Ольгой. Дочка, кстати, выросла и стала отличным художником-реставратором, а если у нее и остались хулиганские замашки, так они отыскали выход — Ольга разводит собак, а потом не то сама за собаками бегает, не то ее собаки гоняют.

— А мне подружка сказала, что она сама видела, как здесь клад прятали, — сообщила Марина, кивая на садик. — Сказала, что собственными глазами видела, как тут какие-то железные ящики закапывали. Врет, наверное?

Кто знает, может, и врет, а может и нет. Клад бы никто не стал прятать, да и откуда взяться кладам? Но что-то такое могли и закопать. Возможно, это была часть какого-нибудь коллектора.

Но в культурной среде Череповца до сих пор (то есть, до двадцать первого века) ходит легенда, что в музейном саду бывший директор музея Морозов закопал две статуи Сталина. Но здесь мнения расходятся. Кто говорит, что это именно статуи, едва ли не бронзовые, а кто — что гипсовые скульптуры. Даже говорят, что просто бюсты. В общем, не очень ясно. До того момента, как в Череповце началась борьба с «культом личности» и его последствиями, город украшали два памятника Сталину, а уж сколько бюстов стояло по кабинетам — история умалчивает.

Корнелий Константинович Морозов, занимавший пост директора почти сорок лет, был личностью уникальной. Считал, что в музее должны находиться все исторические артефакты разных эпох. В тридцать седьмом году он прятал в музейных закромах портреты «врагов народа», брошюры Троцкого и книги Бухарина, а после двадцатого съезда уже укрывал и портреты Сталина. А во время Великой Отечественной войны он, со своей женойКлавдией Бухариной, сдавал в фонды музея часть своих продовольственных карточек, чтобы потом было что показать потомкам. Тоже ведь такое о чем-то говорит, верно?

Так что, не удивлюсь, если Морозов припрятал где-то и скульптуры Сталина [12]. Портреты вождя, кстати, потом стали выставлять в экспозициях, посвященных «сталинской» эпохе и нынешние сотрудники музея (уже не музея, а Череповецкого музейного объединения) этому рады.