Дао Дзэ Дун (СИ) - Смирнов Сергей Анатольевич. Страница 41

После швартовки Страхов привычно полез в карман за карточкой… и не выдержал — заржал до слез.

Дрозофила терпеливо подождала.

— Кто сегодня платит? — с трудом произнес Страхов и снова дико заржал.

Дрозофила подозвала официанта, протянула ему серебристую карточку. Официант раскланялся перед ней, как перед мандарином… или перед самим товарищем Мао. То ли форму бойца Красной Армии зауважал, то ли эксклюзивную аутскую карточку.

— Понял. Сегодня платит фирма, — констатировал Страхов и опять едва договорил.

Всю дорогу — в лифте, потом на эскалаторах, в метро, снова на эскалаторах — он практически ни на что не обращал внимания, а только через каждые пару километров взрывался хохотом. Ржал и извинялся. Извинялся и ржал.

Ориентировочный рефлекс проснулся в нем, только когда они очутились в интерьере, по своему духу и смыслу очень напоминавшем тайм-шерную квартирку Дрозофилы в Москве.

Страхов подумал и решил, что вернуться в Москву за такой короткий срок просто невозможно даже при невероятном технологическом прогрессе в мире аутсорсеров.

— Это что за гостиница? — сплоховал он.

— У нас не бывает гостиниц, — сказала Дрозофила, о чем он был обязан догадаться. — Завтра поедем обратно. А теперь отбой. Хочешь, иди в душ первым.

«Ого! — подумал Страхов, вспомнив туалет в поезде Москва-Шанхай. — Все-таки мы, амбиваленты, — другая раса.»

— Иди ты, — сказал он. — Я пока отдышусь.

Пока Дрозофила плескалась, он освоился уже куда более умело. Быстро нашел, где из глухой на вид стены выдвигается мини-бар с соками, льдом и прочим обширным ассортиментом. На минималистской книжной полочке он среди прочих обнаружил те же книги, что в Москве валялись у кресла, и не удивился… Потом огляделся — и не удивился также тому, что здесь, вообще, нет никаких видеотерминалов…

«Очень хорошо!», — адаптировался он, взял томик про Незнайку, сел в кресло, поставил бокал с грейпфрутовым соком на пол — и даже отвлекся минут на пять.

— Свободно, — услышал он и поднял глаза.

Дрозофила стояла так, как если бы уже вполне сознательно прошла мимо него, потом заметила, что он совсем отключился, и чуть задержалась на ходу…

Она была совсем другая. Практически белая и пушистая. В белом, гипетрофировано махровом халате, босая и совершенно без китайско-армейской кепки. Черты ее удивительно смягчились — явно от того, что ее сильно клонило в сон. Розовенькое, даже пухленькое личико свеженькой школьницы-выпускницы. Глазки немножко прикрытые, немножко косые, совсем уж не пугливые и не агрессивные. И главный брендовый признак — черные перышки во все стороны, тоже выглядевшие совсем не колюче, а беспомощно-въерошенно… Манга натуральная, мечта японских пенсионеров с любым уровнем доступа.

— Чудесно выглядишь, — сказал Страхов, и его кинуло в жар.

— Угу, — не сказала ритуального «спасибо» девушка. — Спорт. Каждое утро триста метров баттерфляем. Если захочешь, это — здесь. Через мою комнату, левая дверь. Не перепутай. Там еще есть двери. Попадешь в другие спальни.

— Это у каждого аута… извини, амбивалента, по несколько спален? — удивился Страхов.

— Нет, там просто другие люди живут. У нас ведь все квартиры связаны еще и внутренними дверями. Каждый и… ну, каждая семья может, по способностям, занимать любое число комнат… У нас есть специальные схемы. У меня сейчас забронировано две спальни — вот и все. Можно пристегнуть еще одну… если очень захочешь.

Страхов попытался представить себе жилые зоны аутов. Получалась некая жуткая, однородная и бескрайняя сотовая структура.

Но вся эта аутская экзотика совершенно бледнела по сравнению с Дрозофилой, обновленной душем. Страхов не мог оторвать от нее глаз, убеждая себя, что вот-вот он адаптируется и все пройдет.

Он вспоминал то свое категорическое «нет» на автомобильной развязке… Она совершенно не в его вкусе. Потом — еще одно, в трезвом уме и твердой памяти осознанное «нет» в поезде, когда он обнимал ее за плечи. Конечно, «нет»… Но теперь его снизу вверх, куда мощнее и живее какого-то, пусть хоть стоэтажного бизнес-центра с потреблением энергии выше 10 баллов, неудержимо подпирало «да». Абсолютно полное равновесие в мире наступит, когда и секс мы будем отдавать на аутсорсинг, как функцию, тормозящую создание бизнес-активов и выполнение непосредственных деловых обязанностей… Вот о чем кстати подумал Страхов.

— Спокойной ночи, Саша, — сказала Дрозофила и продолжила свой путь.

— Спокойной ночи, Дро… — невольно откликнулся Страхов и, когда дверь ее спальни отодвинулась, позвал: — Дро…

— А? — через плечо откликнулась Дрозофила.

— Ты сыта? — спросил он.

Дрозофила развернулась и привалилась плечом к косяку, вполне определенно держа руки в карманах халата.

— Саша, ты ведь ждешь и любишь свою жену… Это — главное, что прописано в твоем досье, — с сонным благодушным видом проговорила она.

Страхов снова восхитился ею. Но теперь уже не просто так, а всеобъемлюще.

— Это в «десятку», Дро, — сказал он с чувством. — Это теперь главное, что можно написать в моем досье.

— Ждать, в общем-то, недолго осталось, — подбодрила она его. — Лучше всего, Саша, если мы, по крайней мере, тоже подождем немного… Впереди еще много разных тестов и, вообще, всего…

— Ты точно могла бы стать главным советником у товарища Мао! — только и нашелся он, что ответить.

— Спасибо. — Дрозофила, наконец, нашла в словах Страхова комплимент.

— Извини… — Если бы в нем не было литра с небольшим калифорнийского бургундского, он, конечно, тормознул бы еще на «товарище Мао». — Ты знаешь обо мне гораздо больше, чем я о тебе. Извини… Это так, чтоб я мог учитывать… У тебя есть кто-нибудь?

— Все нормально, — сказала четко Дрозофила, показывая, что между ними любые вопросы допустимы. — Я жду… В Танзании я научилась ждать.

— Ты очень хорошая, — сказал Страхов.

— Ты тоже нормальный, — сказала она.

— «Лучше царству быть маленьким, а населению редким», — сказал Страхов и подумал о том, как безнадежно обесценил Дао Дзэ Дун все первоисточники.

— «Пусть будут видны соседние селения/ И оттуда доносятся лай собак и крик петухов, А люди до самой старости и смерти друг с другом не знаются», — закончила, пушисто улыбаясь, Дрозофила ту же главу из Дао-Дэ Цзин. — Спокойной ночи.

— И тебе… — улыбнулся Страхов.

…И долго не мог избавиться от ощущения, что она знала наперед его «подачу» и ее ответ был подготовлен заранее.

Сон… Тот самый сон-инструкция продолжился этой ночью. Если это и вправду была ночь.

Когда между стенами стало совсем узко, что-то твердое начало давить в кармане на бедро и мешать продвигаться дальше… Он сунул руку, чтобы вынуть это — и вдруг обнаружил-вспомнил, что это у него револьвер. Полностью заряженный револьвер… он с ним приехал на юг… и совершенно про него забыл, пока заселялся в этой каптерке… и он бы отбился… не надо было удирать, лезть в этот непонятный проход… нужно вернуться… и перестрелять их всех из темноты… они не успеют среагировать…

Он подался немного назад, повернулся… и увидел в полутьме, там, откуда он шел, всего в двух шагах… глухую стену!

Страхов резко открыл глаза — и поначалу испытал испуг.

Во-первых, обычно он, пробудившись, никогда не открывал глаза сразу, если перед этим видел сон.

Он натренировал себя так: сначала, стоя перед дверьми в явь, анализировать увиденное, а уж потом открывать их. И уже то, что он вышел из штатного режима, повергло его в стресс, как если бы там, в своем мире креаторов, он вышел из дома, забыв надеть любимые Q&Q…

Во-вторых, открыв глаза, он не увидел ничего, кроме тьмы. И подумал, что это — еще одна, особая фаза сновидения, в котором его окончательно порабощает темное замкнутое пространство.

В мире креаторов при открытии глаз, если дело было ночью, в комнате автоматически включался ненавязчивый ночник, а если — светлым утром, то автоматически раздвигались, поднимались шторы, жалюзи и любые другие защищавшие от солнечного света экраны…