Тоннель - Вагнер Яна. Страница 51

— У вас дети, у нас дети, — продолжал новоиспеченный проповедник, повышая голос. — Не надо угрожать, стрелять не надо, с уважением надо друг к другу! Вы нас уважайте, не мешайте нам собраться вместе, поделитесь с нами едой, а мы дадим вам воду. По-соседски. Я слышал, у вас там много, целый грузовик. А нашим людям разве не надо есть?

Аудитория одобрительно загудела.

— Вы правильно слышали, — звучно сказала женщина из Майбаха. — Еду мы нашли и раздавать будем всем, поровну. Вы можете прийти и взять, как и все! Раздача начнется через полчаса. А еще у нас есть лекарства, есть врач! Какие «наши», какие «ваши», ну зачем это? У нас сейчас общая проблема и общая задача — дождаться спасения и чтобы больше никто не пострадал. Мы все в одинаковом положении...

— В одинаковом? — перебил таксист. — Ты привела своих людей, они кричали, хотели забрать у нас воду. Окна нам хотели разбить. Ты думала, мы слабые, отдадим. Теперь вот этого с пистолетом привела. Не надо врать, женщина, ты не просить пришла. Ты хочешь всё забрать себе и чтобы мы у тебя просили. Так не получится. Никуда мы не пойдем, вы сами нам всё принесете. И не ты будешь решать, кому сколько, мы сами решим. Между собой.

Тут он нахмурился, потому что понял внезапно, что говорит в той же глупой манере — неестественно громко и слишком простыми словами, как если бы эти двое русских — большая женщина и его улыбчивый союзник — навязали ему собственную фальшивую игру. Как если бы он тоже считал остальных идиотами. Безвольной управляемой массой.

А все-таки дешевый эстрадный номер сработал, причем явно не в пользу самоуверенной чиновницы — она проиграла и знала это, так что с деланой скукой глянула на часы и сказала обычным своим официальным тоном:

— Хорошо. Нам нужно сто пятьдесят бутылок. Что вы за них хотите?

В последовавшем торге, во время которого число бутылок с водой и причитавшихся взамен коробок с фасолью и абрикосами менялось несколько раз, таксист из Андижона никакого участия не принял. Почему-то не смог себя заставить, и стоял, глядя в сторону, с ненужным пистолетом в кармане брюк, и не чувствовал ни радости, ни торжества. Все было не так, как он представлял, и показалось вдруг мелочной бесполезной возней — и баррикада, на которую ушло столько времени, и сварливая дележка припасов. Ему хотелось забраться к себе в Рено, защелкнуть замки и ни с кем больше не разговаривать. И главное — не видеть больше мальчишку-таджика, его оттопыренные уши, и ноги в резиновых тапках, и как тот согласно, горячо кивает после каждой реплики, любой реплики, не понимая при этом ни слова.

И только когда беглый русский хлопнул его по спине, сказал весело «За старшего остаешься, Большой Змей, не балуйтесь тут» и отправился провожать гостей, маленький таксист дернул плечом и поднял голову. Его темное лицо исказилось всего на секунду, но женщина из Майбаха успела заметить это и даже обернулась, уходя, и взглянула еще раз, внимательней.

— Ну вот, — сказал ее улыбчивый проводник безо всякого уже акцента, когда они подошли к вишневой Киа, развернутой поперек ряда. — Дальше с вами не пойду, извините. Водичку подготовим вам, посчитаем, через полчаса будет готово, — и протянул ей руку с багровым следом от наручников на запястье.

— Нам еще понадобится проход на ту сторону, — сказала чиновница, не замечая руки.

Он не обиделся, убрал руку и живо обернулся:

— А что у вас там?

— Там примерно полтораста человек, которых вы отрезали своей баррикадой, — ответила она. — Вам ведь не нужен бунт, плачущие дети и чтобы кто-нибудь умер от жажды? Поверьте, это продать будет гораздо труднее, чем идею захватить автобус. Так что если вы хотите по-прежнему выглядеть миротворцем, вы позволите им пройти, получить еду и воду и вернуться на место.

— Я бы рад, что вы, — сказал он огорченно, — только ребята мои, сами понимаете. Старались, машины двигали. Ну представьте, чего тут начнется, если всем ходить туда-сюда. Пропадет, так сказать, интрига. Неинтересно. — Он задумался и почесал подбородок; вид у него в самом деле был озадаченный. — А давайте вот как: вы сами им отнесете. Возьмете, не знаю, человек десять, больше не надо, и вот вас мы пропустим. В знак, как говорится, доброй воли. Ну что, уговор?

И опять протянул грязную ладонь, которую теперь женщине из Майбаха пришлось-таки пожать, чтобы скрепить соглашение. А она во второй раз рассердилась на себя за то, что слишком устала и даже не может скрыть досады. На болтливого убийцу полицейских пришлось потратить гораздо больше времени, чем предполагалось, а проблема тем не менее осталась нерешенной и сулила в будущем новые осложнения, с которыми тоже предстояло разбираться.

— Скажите, на что вы рассчитываете? — все-таки спросила она, прежде чем протиснуться между крошечной Киа и двухтонным Лендкрузером Прадо, который строителям баррикады явно оказался не по силам и потому был сдвинут совсем чуть-чуть. — Просто любопытно, как вы себе представляете, что будет дальше?

Худой темноволосый человек смотрел на нее, по-птичьи склонив голову набок. Взгляд у него был трезвый и пристальный и совсем не клеился к легкому шутливому тону.

— Вы ведь не говорите, что тут на самом деле творится, — сказал он вместо ответа. — Так что посмотрим. По обстоятельствам будем соображать.

Когда баррикада осталась шагах в двадцати, невысокий охранник сказал негромко, глядя себе под ноги:

— Минут десять дай мне. Я догоню.

Большая женщина едва заметно покачала головой.

— Не сейчас, — сказала она. — Я скажу когда.

— И чего, ты реально отдашь им еду? — спросил он, по-прежнему не поднимая глаз.

Как ни странно, вопрос был задан без ехидства, это было нейтральное уточнение, обычная рабочая сверка, и она ответила так же просто:

— Не всю. Раздадим палеты три-четыре, потом уже не понадобится.

Ее бледный спутник кивнул. Оба одновременно посмотрели на часы и ускорили шаг.

— Я знаешь чего не понял? — сказал он после паузы. — Зачем этот черт пистолет свой отдал узкоглазому. Чё-то мне не показалось, что они такие уж кореша.

Женщина из Майбаха улыбнулась. Все же она была незаменима, и приятно было лишний раз напомнить об этом.

— Вот потому и отдал, — ответила она. — Чтобы ты убил не его, а того, второго.

Потом она вытащила из кармана влажную салфетку и тщательно, палец за пальцем вытерла правую руку. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 15:22

Оставшись наедине с раздраженным шефом, первые полчаса толстый водитель Майбаха держался молодцом, сидел за рулем прямо и даже затылком старался демонстрировать преданность и профессионализм. Но в конце концов напряжение последних полусуток победило, и он все-таки обмяк в своем кресле, откинул голову и захрапел.

Будить подчиненного старик в золотых очках почему-то не стал, хотя храп явно злил его. Он вообще был неспокоен, ерзал, тряс коленом и в тонированное окно глядел с нескрываемым отвращением, как человек, которому шестнадцать часов подряд показывают одну и ту же ненавистную телепередачу. Лицо его еще больше осунулось и пожелтело, словно у него начиналась печеночная колика.

Настроения снаружи тоже были нехорошие. Три минуты полной темноты неожиданно заставили всех, кто разбрелся по тоннелю, чуть ли не бегом вернуться на место, как если бы оставленные машины давали какую-то иллюзию защиты, служили призрачным аналогом крыши, под которой все-таки можно спрятаться, и примерно к трем пополудни безлюдный участок возле бронированного Мерседеса оказался вдруг забит под завязку. Заняться при этом по-прежнему было нечем, кроме бесплодных жалоб и тревожных разговоров, не имевших ни малейшего смысла; все давно уже было обсуждено многократно — и загадочные ворота с цифрами, и причины, по которым они до сих пор не открылись. Ни одну из возникших теорий нельзя было подтвердить или опровергнуть, так что все они, даже самые дикие и абсурдные, теперь как бы существовали одновременно — просто потому, что с момента закрытия ворот не появилось никаких новых вводных. А вот уже полтора часа после отключения внешнего электричества не происходило совсем ничего, что в каком-то смысле было еще хуже.