Орден Святого Георгия (СИ) - Пылаев Валерий. Страница 25

Но все же двигалась достаточно быстро, чтобы удрать.

Я поднял руку, и «браунинг» сердито задергался, лягаясь затвором. Пули ударили в кровлю, высекая искры — я специально брал прицел чуть вперед, чтобы отрезать беглецу дорогу. И, кажется, получилось: летун охнул, выругался, завалился боком на ржавую жесть и заскользил обратно вниз. Я бросился ему наперерез, но все-таки чуть не успел: он ловко съехал за край, зацепился рукой за водосток и одним прыжком махнул на соседнее здание — чуть пониже, трехэтажное.

— Стрелять буду! — заорал я, ловя на мушку юркую фигуру.

Вздумай летун снова рвануть в сторону проспекта, я бы, пожалуй, все-таки нажал на спуск. Даже рискуя промазать и остаться без патронов, влепить пулю в какой-нибудь жизненно важный орган или прострелить бедренную артерию — и, скривившись, наблюдать, как уже фактически мертвое тело свалится с края крыши и размажет мозги по земле и опилкам во дворе.

Но вместо этого беглец на бегу пальнул в мою сторону, а потом разбил ногой стекло и спрыгнул в мансарду.

— Да твою ж… — вздохнул я, шагая следом.

Короткий полет — и ботинки с глухим звоном ударились о металл крыши. Я тут же поймал окно на мушку и, чуть согнувшись, двинулся вперед. В помещении за выбитым стеклом было не слишком темно, но солнце светило мне чуть ли не прямо в глаза, так что преимущество определенно оставалось у летуна: я при всем желании не смог бы прицелиться точно, зато сам превращался в отличную ростовую мишень.

Повезло — летун то ли продолжал беречь патроны, то ли спешил из последних сил разорвать дистанцию. А может, просто благоразумно рассудил, что я даже раненый успею увидеть вспышку выстрела — и с такого расстояния уже точно не промахнусь.

Где-то впереди щелкнул замок, скрипнула дверь, и я поспешил вперед, буквально влетая с «браунингом» наперевес в крохотную комнатушку под крышей. Темную и душную, с самой что ни на есть спартанской обстановкой: пробегая к двери, я успел увидеть узкую тахту, покосившийся шкаф и стол с примусом, наверняка принадлежавшие такому же нищему студиозусу, которым еще месяца полтора назад был я сам.

Надо будет компенсировать бедняге издержки на ремонт — иначе хозяин доходного дома точно сожрет его с потрохами.

— Да когда ж ты отстанешь! — прорычал сердитый голос снизу. — Никак не уймешься!

Громыхнул выстрел, но пуля не попала даже в дверь, которую я открыл — ушла в «молоко», куда-то вверх. Летуна понемногу подводили то ли руки, то ли нервы, измотанные долгой погоней. Я следовал за ним по пятам неотрывно, будто нас связывала невидимая, но очень прочная нить. А пуля в ноге уж точно не добавляла сил, и даже крепкое тело Владеющего понемногу исчерпывало свой ресурс.

Кровь покидала его капля за каплей, и летун начинал ошибался: движения становились неточными, прицел сбивался, скорость неумолимо падала. Видимо, поэтому он и стрелял — от отчаяния, а не потому, что надеялся попасть, сам не угодив мне на мушку.

— Отбегался ты, друг! — Я прижался лопатками к стене и с щелчком загнал в «браунинг» последний магазин. — Ну пробежишь еще этаж и два коридора — а дальше-то что?

— Дальше застрелю тебя, дурня малолетнего, и ходу дам! — огрызнулся летун с лестницы внизу.

Точно узнал — раз уж назвал не обычным дурнем, а малолетним. Может, успел рассмотреть еще в тот раз через оптику… Или видел фотографию — если на самом деле его отправили охотиться вовсе не за Дельвигом.

Если так — знает, с кем связался. Поэтому и боится.

— Это вряд ли. — Я втянул голову в плечи, поднял оружие и неторопливо зашагал вбок, выцеливая край проема. — Ты или сам свалишься, или я подстрелю ненароком — и будешь совсем мертвый лежать. Сдавайся по-хорошему, тогда и…

В ответ мне раздался выстрел и торопливый стук ботинок по ступенькам. Я на всякий случай пальнул пару раз, в три прыжка махнул через весь пролет вниз и успел заметить, как за углом в коридоре мелькнул тень. Потом снова рявнул «наган» и раздался треск — похоже, летун последним патроном разнес замок, потом выбил плечом дверь в чьи-то апартаменты, и теперь крушил рукоятью стекло в последней надежды сигануть с высоты на улицу.

Еще немного — и, пожалуй, получилось бы: я поймал его уже одной ногой на подоконнике. Стрелять не стал: рванул вперед, распластался в прыжке, дотянулся кончиками пальцев до куртки, схватил, и через мгновение уже укладывал лицом в грязный дощатый пол.

— Попался, голубчик, — пропыхтел я, выкручивая руку летуна за тощую спину. — Никуда теперь не денешься. А будешь дурить — кости поломаю!

Глава 20

— Фамилия?

— Сидоров, ваше благородие, — мрачно отозвался летун. И, не дожидаясь вопросов, продолжил: — Матвей Иванович. Родился семнадцатого декабря семьдесят шестого года в Томской губернии. В селе Смоленском Бийского уезда.

— Родители у тебя имеются, Матвей Сидоров? — поинтересовался Геловани.

Вид у его сиятельства был недовольный — слишком уж сильно все затянулось с допросом. Прибывшие на помощь городовые собирались было везти скрученного летуна прямиком на Галерную, но я уже один раз изрядно обжегся и теперь предпочитал перестраховаться. Если уж наш колдун умел и ничуть не стеснялся избавляться даже от титулованных особ, неизвестный стрелок и вовсе рисковал прожить от силы час после задержания.

Геловани ворчал, спорил и упирался. Так сильно, что мне даже пришлось подключить Деливига, и вместе мы кое-как убедили его сиятельство, что спешить в нашем деле не только излишне, но еще и крайне неразумно. И отложенное дознание все-таки куда лучше того, что вовсе не состоится — в связи с безвременной кончиной важного свидетеля.

На то, чтобы подергать за нужные ниточки, найти сговорчивого архиерея и выпросить крохотное помещение в правильном месте ушло часа полтора, зато теперь я чувствовал себя спокойно… ну, почти. Колдун уже не раз показывал высший класс и умение избавляться от людей, но стены Исаакиевского собора, за полвека впитавшие немало того, что верующие люди обычно называют божественной благодатью, казались надежной защитой.

Даже от убойной магии, способной превратить человека в высушенный труп за какие-то пару минут.

— Родители? — переспросил летун — то есть, Матвей Сидоров. — Никак нет, ваше благородие. Никого не осталось — мать года три как померла. Отца не знал.

Дальше я слушал вполуха, больше разглядывал. До этого наши встречи проходили в изрядной спешке и всякий раз сопровождались стрельбой и дикими прыжками по лестницам, чердакам и крышам, так что я наблюдал любезного господина Сидорова по большей части со спины, и только теперь получил возможность пообщаться лицом к лицу.

С виду самый обычный мужик — высокий, но худощавый, жилистого сложения. Судя по дате рождения — декабрь семьдесят шестого — ровесник Дельвига или около того, но выглядит изрядно постарше, лет этак на сорок.

Простое лицо, еще утром наверняка гладко выбритое, но с уже начавшей пробиваться на подбородке неровной белесой щетиной. Длинный и чуть загнутый книзу нос напоминал клюв, да и в целом в облике Сидорова было что-то птичье — легкое, стремительное и немного бестолковое, и даже редкие взъерошенные светлые волосы на макушке напоминали хохолок.

Самый натуральный летун. Казалось, еще немного — и он перекинется в птицу и упорхнет в открытую форточку. Я на всякий случай даже сел чуть поближе, хотя способных на такое фокусников видел только в своем старом мире — и то лет этак триста назад.

— Ты только погляди. — Дельвиг протянул мне прямоугольный кусочек плотной бумаги. — Никого не напоминает?

На фотокарточке был запечатлен мужчина… нет, скорее уже старик лет шестидесяти с чем-то. Не то, чтобы похожий на нашего пленника как две капли воды, но сходство имелось изрядное: нос Сидоров явно унаследовал от матери, а вот стать, скулы, форму лба, линию волос…

Я бы поставил свое месячное жалованье, что летун приходился мужчине на фото или сыном, или самое дальнее — племянником.