Танкер «Дербент» - Крымов Юрий. Страница 34

– А нельзя ли все-таки отказаться? Пусть назначат комиссию и разрешат официально.

– Отказаться нельзя. Вы ведь сами сейчас сказали, что сорвем перевозки. Я тот случай к тому вспомнил, что надо быть осторожнее, когда пойдем с грузом, за людьми смотреть надо. А то, не ровен час…

Порыв ветра ударил с севера, покрыв поверхность моря черными пятнами ряби. Евгений Степанович приставил ладонь к уху:

– Что вы сказали?

Но Басов только поежился, глубже засунул руки в рукава бушлата и пошевелил обветренными губами:

– Хо-а-дно!..

2

Гусейн проснулся оттого, что тело его перекатилось на койке и голова стукнулась в стальную стенку каюты. Тотчас же он почувствовал холод и, повернув голову к иллюминатору, открыл глаза. Из круглого отверстия сочился мутный серый свет, и в полосе света кружились мелкие водяные брызги. Гусейн вспомнил, что накануне перед сном он лежал в том же положении, глядя в иллюминатор, и там, как в телескопе, на бархатном темно-синем небе неподвижно стояла большая голубая звезда, а море внизу чуть шумело редкими всплесками. Теперь снаружи все было полно глухим нарастающим шумом, словно чей-то мягкий исполинский кулак размеренно бил в борт корабля. Непрерывно журчала вода, стекавшая откуда-то сверху:

Тело Гусейна то удивительно легчало, словно падало в яму, то тяжелело, прижималось к койке и плыло направо и вверх, а вместе с ним наклонялась плоскость потолка, и качались углы каюты, и перекатывалась на полу консервная банка, должно быть упавшая со стола. Она то останавливалась, словно притаившись в углу и слегка покачиваясь, то быстро колесила вдоль каюты, дребезжа и натыкаясь на ножки стола.

Гусейн спрыгнул на пол, качнулся и ухватился за край койки. Немного постоял, потягиваясь, расставив руки на всякий случай. За стеной послышались голоса, прозвучали шаги, и Гусейн застыл на месте, прислушиваясь, накрытый с головой фуфайкой. Наконец он натянул ее и надел пиджак, а фуражку надвинул поглубже, чтобы не сбило ветром.

В коридоре ему попался Догайло, гревший спину около теплой стены кухни. Дождевик боцмана почернел от воды, и на лбу его прилипли пряди седых мокрых волос. Лицо его было смущенное, словно его застали за нехорошим делом.

– Ты чего, дядя Харитон? – спросил Гусейн дружелюбно. – Обсушиться задумал? Брось, опять вымокнешь! Эх, как качает! Балласту не набрали, что ли?

– Какое там! Набрали уже балласту, – пропел Догайло жалобно, моргая глазами, – да ты посмотри, что делается. Выдь на мостик.

Гусейн пошел к выходу, но у дверей его бросило к стене, в грудь ударил неистовый ледяной ветер, и он опять расставил руки, чтобы не удариться о косяк.

На мостике он остановился, оглушенный трубным гулом ветра, до удушья забившего рот и выдувавшего из глаз слезы. Сквозь мутную пелену слез он увидел зелено-белую огромную волну, которая поднялась над бортом, рухнула на грузовую палубу и прокатилась клокочущим потоком. Потом поднялась другая, потрясая растрепанной гривой. «Дербент» подмял ее под себя, перевалился, отряхивая воду, как гигантская плавающая птица.

Со спардека двигались навстречу Гусейну две фигуры в мокрых дождевиках. Они хватались за перила и широко расставляли ноги. В одном из них Гусейн узнал Котельникова, в другом – матроса Хрулева.

– Боцман где? – закричал Котельников, подойдя ближе. Гусейн вглядывался в его лицо, стараясь понять вопрос. – Да где же он скрывается? Вот паразит!

– Не тронь его, он упарился, – ответил Гусейн, стараясь кричать погромче и показывая в сторону коридора, где остался боцман. – Ну, допустим, я за него. В чем дело?

– Там волны шпилевой мотор заливают, брезент сорвало! – кричал Котельников. – Да это палубных матросов дело, а не твое.

Но Гусейну было интересно и хотелось размяться, перед тем как идти на вахту. Не каждый день бывает такой шторм, – что ему сидеть в каюте? Он уже привык к оглушительному вою ветра, и лицо его горело. Он побежал к мостику. Котельников двинулся за ним, держась за его плечо. Хрулев семенил сзади, опасливо Поглядывая вниз, на палубу, где клокотала вода. Они прошли левой стороной спардека, – здесь ветер был слабее.

– Пожалуй, с опозданием прибудем, – высказал предположение Гусейн, – как ты думаешь, Степа?

– Выспался, милый. В Красноводск идем, а оттуда в Махачкалу. Никто нас теперь не обгонит.

– Вот так здорово! – изумился Гусейн. – А как же с соревнованием будет? Ведь «Агамали» по старой линии идет.

– Не беда. Мы по тонно-милям будем считать. Там разберемся…

Гусейн кивнул головой. В таком случае Красноводск так Красноводск! Он чувствовал себя прекрасно на ветру с открытой грудью. Хотелось поскорее увидеть, что случилось с мотором, но Котельников медлил. Лицо его вдруг позеленело, и он сделал движение ртом и шеей, как будто глотал застрявший в горле кусок. Он перевесился через перила и тяжело дышал.

– Они о утра все блюют, я замечаю, – хихикнул Хрулев. – Весь ихний харч ныне за борт пошел. Мо-ре-хо-ды!

Котельников плевал густой, тягучей слюной, охал и бормотал ругательства, Волосы его свесились и трепались по ветру.

– Иди! – крикнул он сердито Гусейну. – Ну, что ты стал? Ох!

На переходном мостике, ведущем на бак, столпились вахтенные матросы, и помощник Касацкий что-то объяснял им, показывая вниз, на грузовую палубу. Там Гусейн увидел злополучный электромотор, обнаженный и блестящий от воды. Эту переднюю часть палубы волны захлестывали не так сильно. Только изредка белая грива перекидывалась через борт, пузыристые потоки стремительно разливались по темному глянцевитому настилу, задерживаясь и вскипая у люков.

– Тут в два счета надо, – сердито кричал Касацкий, – поднести и накинуть брезент – раз! Натянуть и завязать бечевку – два! Были бы у меня сапоги, я бы вам показал. Да тут двоих довольно! Вот Фомушкин да Хрулев…

Запасный брезент лежал тут же на мостике, и в кольца его была продета бечева, Гусейн нагнулся и потянул его за край.

– О, богатырь пришел, – улыбнулся Касацкий, – сейчас он вам покажет, как надо работать!

Гусейн собрал брезент и расправил бечеву.

– Давайте попробую. Вот Хрулева еще возьму. Вдвоем и закроем.

– Вот-вот, – заспешил Касацкий и даже притронулся к брезенту, как бы намереваясь помочь, – я же говорю, пустяковое дело!

– Маловато двоих-то, – пробормотал Хрулев, тоскливо оглядываясь. – Еще бы одного…

– Десять! – захохотал Гусейн, – Да у тебя кила, что ли?

Они подтащили брезент к трапу, ведущему на палубу, и Гусейн, спустившись на три ступеньки, перекинул бечеву через плечо. Откуда-то выскочил Володя Макаров и сердито крикнул Гусейну:

– Разве они сами не могут? Брось, Мустафа!

– Помогаю товарищам, – улыбнулся Гусейн. – От чего не помочь, если просят?

Под его ногами вихрем промчались белые потоки воды, и перила трапа качнулись. Рядом заметалось бледное лицо Хрулева с расширенными глазами и закушенной нижней губой. Потом палуба обнажилась и заблестела.

– Ты держи меня, если что, – пробормотал Хрулев испуганным говорком, – у меня в глазах кружение. Пожалуйста, Мустафа…

– Я тебя удержу-у, – смеялся Гусейн, – за ногу тебя держать или повыше? Хо-хо!

Они побежали по мокрой палубе и накинули брезент на тело мотора. Гусейн присел на корточки, продевая концы бечевы в отверстия моторных салазок.

– Скорей! – бормотал Хрулев, дергая бечеву. – Ох, скорее, Мустафа!.

Потом он вдруг метнулся куда-то. Гусейн услышал топот ног и какой-то крик. Но он поднял голову не сразу, а сначала накрепко затянул узел и тогда вдруг увидел огромную бутылочного цвета волну, поднявшуюся высоко над бортом, и на ее верхушке молочно-белый кипящий гребень, закрутившийся со зловещим свистом. Гусейн прижался всем телом к мотору, обхватил руками вал и в последнюю минуту почему-то очень отчетливо заметил свои руки с побелевшими от напряжения ногтями на валу мотора и крупную ткань брезента в рыжих масляных пятнах.