Хроника Великой войны - Крюков Дмитрий Владимирович. Страница 20

Пора! Великан качнулся, как огромный камень, брошенный с вершины, сорвался с места, устремился к воротам, и, увлекаемые его силой, поспешили за ним солдаты.

– Вперед! На битву с воинством Тьмы! – Отряд за воротами встретил предводителя радостными криками.

Они рвались в бой, и глаза скелетов горели решимостью…

Удгерф стоял посреди зала. Вокруг толпились паскаяки – герои в блестящих кирасах, укутанные в широкие до пят плащи. Ульриг был тут же. Покачивая своей большой головой, он улыбался, глядя на сына.

– Удгерф, наследник вахспандский, надежда королевства, идешь ты на святое дело – послан помочь Хамраку Великому разбить ничтожных людей. Не посрами же оружия своего и вверенных тебе воинов. Да пребудет с тобой могущественный бог Ортаког и дух Крейтера, основателя державы! – Отец крепко обнял сына, отстранился, с удовольствием глядя в мужественное сияющее лицо молодого полководца. – Прощай, сынок.

Ульриг отошел, и герои с жадностью набросились на принца:

– Прощай, доблестный наследник.

– Пусть удача летит на лезвии твоей секиры.

– Храни тебя могущественный Ортаког.

Из толпы протиснулся огромный паскаяк – Широкоплечий. Простая рубаха, заляпанная на груди кровью от раны, полученной им неделю назад в гостях у принца, просторные, обвисшие штаны, небрежно перехваченные внизу почерневшими веревками, дерзко выделялись из нарядных одежд героев. Однако он не замечал этого, небрежно откинул со лба волосы, и они неопрятным, торчащим во все стороны гребнем сложились на голове, так были грязны.

– Здравствуй, – он грубо, неловко потрепал принца по плечу. – Не прошу прощения, ибо просит только нищий, но скажу, что не хотел оскорбить тебя тогда.

– Ничего, – Удгерф улыбнулся. – Извини за то, что Хинек продырявил тебя мечом.

– Извиняю.

– Прощай.

– Прощаю.

Широкоплечий отвернулся и, расталкивая героев, скрылся в толпе.

Принц вышел из дворца. Снаружи его ждали воины – лишь малая часть – те, которым посчастливилось проникнуть во двор. Огромный сомми горой высился над головами радостных солдат, жестко упираясь толстыми, когтистыми лапами в землю, потряхивая огромной, остромордой головой, обводя собравшихся мутноватыми глазками, грызя золоченые удила, вдетые в широкую зубастую пасть. На таких ездят рослые паскаяки, наводя ужас на слабосильных людей. Антимагюрцы называют их драконьей кавалерией и правильно – сомми очень похожи на драконов, обладая свирепым нравом.

Удгерф поставил ногу в тугое стремя, оттолкнулся от земли и ловким движением перелетел через горб зверя, оказавшись в роскошном седле.

Рать заревела, воздев оружие к небу.

Принц встряхнул поводьями, и сомми, недовольно мотнув головой, медленно, тяжело двинулся к воротам. Солдаты поспешно сторонились. Наследник выехал со двора. На улице раздались крики – основная часть воинства встречала своего полководца. Глаза паскаяков горели решимостью…

Лес кончился – впереди простиралась равнина. Волнами высокой травы, средь которой пестрели яркие гроздья поздних полевых цветов, она стремилась к горизонту. Яркое, ослепительное солнце стояло высоко, и плавно парил под его обжигающими лучами орел.

Чародей лениво поднял голову, взирая на полет гордой птицы. Лучи светила ударили ему в лицо, четко обозначив на лбу оскалившуюся тень слипшихся волос. Солнце било прямо в глаза, но он не отвернулся, лишь болезненно, превратившись в две черные точки, сжались зрачки.

Шедший рядом скелет взглянул на него, хотел что-то сказать, но, испугавшись, промолчал. Чародей шагал, задрав голову, неотрывно уставившись на далекого орла. Они были похожи: оба большие, умиротворенные, и от обоих исходила спокойная грозная сила.

Чародей знал все наперед: через три дня он будет в Аль-Раде, городе кочевников. Там он встретится с Гостомыслом Ужасным, и они, объединившись, нанесут удар по врагу…

– Вперед! – солдаты, шедшие в авангарде, влекли за собой испуганного человека в дорожной запыленной одежде с сумкой через плечо.

На ходу предусмотрительные варвары расстегнули её, перевернули, вытряхнув большой серый конверт.

– Чародей, поймали гонца. Увидел нас на равнине, хотел уйти, но не успел. Магией подхватили!

Анисим Вольфрадович очнулся:

– Магией?

Он уставился на сгорбившегося человека. Лицо у пойманного было интеллигентное, хорошо выбритое.

– Откуда ты?

Пленный не отвечал.

– Чей будешь? – Чародей заговорил не на варварском, но на слатийском с присущей одним северянам густотой звуков, басовитостью.

Схваченный лишь глупо заморгал.

Чародей взял конверт, повертел в руках, задумался, потом резким движением разорвал, достал свернутое вчетверо письмо. Почерк был мелкий и нервный – непонятный. Внизу стояла красивая печать, подпись. Ни Анисим Вольфрадович, ни варвары, ни скелеты не знали антимагюрского, но разум не давал чародею уничтожить послание, не узнав, что в нем написано. Он сунул письмо за пояс и, взяв у стоявшего рядом варвара топор, протянул его ничего не понимавшему гонцу. Человек растерялся, вцепился в оружие, шаря по лицам окруживших его, вдруг, метнувшись в сторону, бросился в поле. Не пробежав трех шагов, он вскинулся, упал в траву. Стрелок из Курлапа, глупо щурясь, оглядывал ещё дрожащую тетиву.

Анисим Вольфрадович опустил голову: хотел принять в отряд, а получилось несуразно. Впрочем, надо было идти, и он спокойно двинулся дальше. Отряд поспешил за предводителем. Коня убитого взял кто-то из скелетов – огромного Чародея он бы не вынес.

А гонец остался лежать в траве. Письмо Элвюра не дошло до адресата – граф Роксуф ничего не узнал. Грубая сила победила ум…

Плодородные земли Хафродуга остались позади. Впереди на много далей тянулась степь – поросшая неухоженной травой равнина, навевавшая грустные мысли. Через день пути попадались мелкие поселения из трех-четырех домов. Сначала это были паскаячьи деревни, потом юрты кочевников. Их обитатели держались дико, от страха не подпуская к себе воинов. Малочисленные конные разъезды кочевников рассыпались по равнине, кидаясь из стороны в сторону, но ни на секунду не теряя пришельцев из поля зрения.

Удгерф, хмурясь, смотрел на опасных всадников. Настанет ночь, придется разбить лагерь и, хоть паскаяки видят в темноте, что если те нападут тихо? Впрочем, кочевники слишком боятся вахспандийцев: восьмитысячная армия уничтожит весь их край.

Паскаяки шли дальше.

Заканчивался пятый день пути, и красное солнце померкло в сиреневых сумерках, утонув в высокой траве. Равнина почернела, хотя принц различал бесшумные отряды диких всадников, скользящие в темноте.

– Стой! Отдыхать! – Удгерф махнул рукой.

Войско замерло.

Послышался шум – солдаты скидывали тяжелое вооружение, подкладывали под головы седла, готовились ко сну. Сомми нагромождениями черных скал повалились по краям лагеря. Охранники, расположившиеся рядом, присматривали за ними.

Стояла хорошая погода, и принц, подложив руки под голову, смотрел в спокойное ночное небо, любовался чистым сиянием звезд. Он наконец получил важное поручение, и вспоминал о своей прежней жизни со странной жалостью. Сколько времени было потрачено впустую. После того, как он разбил антимагюрцев под Хал-мо-Готреном, только ел, пил, спал и шатался по кабакам. Разве это достойно наследника? Нет. Но сейчас начиналась новая жизнь, открывшаяся перед ним, как бесконечное, чистое ночное небо…

Удгерф вспомнил жену. Сейчас она, должно быть, сидит во дворце, смотрит в темное окно и ждет его. Принц улыбнулся, почесал бороду: он говорил с ней только два раза, да и то, когда был пьян и перед отъездом, когда прощался. А она хотела поехать с ним, но разве можно паскаячке заниматься военным делом? Они созданы лишь для того, чтоб сидеть дома и ждать своих доблестных мужей.

Легкий ветерок убаюкивал Удгерфа. Он закрыл глаза, и воображение нарисовало ему Дельферу, склонившуюся над вышиванием, и темный провал окна, и одиноко горящую свечу…