Наследник огня и пепла. Том V (СИ) - Добрый Владислав. Страница 27

За все время представителей измененной фауны нам встретились дважды. Если не считать безобидных бабочек. Один раз что-то очень длинное, похоже на сороконожку с пастью крокодила. Впрочем, это существо заметили издалека среди руин. Его встретили крики, несколько арбалетных болтов и пару магических зарядом. После чего существо скрылось и больше его не видели. Вернее, о том, что его видели мне докладывали каждый день, иногда не один раз — но ни разу эти сообщения не подтвердились. А вот твари, больше всего напоминавшие гигантские пиявки, в первое время доставляли нам проблемы. Пара быков и не меньше десяти человек пострадали от их челюстей.

Но это только в первую неделю. Да и то, только потому, что эти твари подбирались под водой. Впрочем, после первого шока, стало ясно — вооруженные мужчины это не еда для монстров. Чтобы охотиться на нас, надо быть чем-то особенным. Псевдопиявки особенными не были. Очень скоро выяснилось, что их мясо вполне сносное на вкус — и они окончательно превратились в добычу.

Удивительное дело, но Краас не нашел в гигантских иявках ничего особо волшебного. Однако их шкура оказалась легкой в обработке, поэтому пользовалась спросом. Их обдирали, потрошили, мясо говтовили а шкуры продавали маркитантам в обозе. Тем самым, что пришли еще с лучниками Вилы. А те перепродавали в город. Вообще, тносительная близость к Караэну — вот то, что вообще спасло мою экспедицию. Конный мог выехать из нашего лагеря в руинах утром и добраться до Военных Ворот до конца сиесты. Протащить повозку было куда сложнее и это могло занять три дня.

Казалось бы, раз никто не отрывает жопы моим людям, то почему я готов бросить всю затею? Проблема в том, что кое что жопы им таки разрывало. И увы, это было не то, во что можно воткнуть копье.

Мои войска медленно одолевал боевой понос. И задницы просто таки трещали от напора тугих струй. Несмотря на все мои усилия, уже через неделю каждый в третий в моем отряде имел проблемы с желудком. Повального поноса избежали только долгобороды. Я прилагал поистине титанические усилия для введения гигиены в войске — под видом религиозных обрядов, разумеется. И почти всегда упирался в объективные проблемы ограниченности местных ресурсов. Нужно было много кипяченой воды для мытья рук перед едой и просто для питья — но не было в чем её кипятить. Солдатский котелок — непозволительная роскошь для местных реалий. Это дорого, почти как шлем, а шлем это уже слишком дорого. Остро не хватало и топлива для костров. И так почти во всем. Хоть я и знал в общих чертах, как нужно, я не знал как именно сделать так, чтобы стало как нужно.

Люди Дйева довольно быстро наигрались в отважных рыцарей и их количество стало убывать. Впрочем, нельзя сказать что они прямо уж дезертировали. Так, стали просто уезжать домой на отдых. Сейчас постоянно присутствовало от силы человек сорок из двух сотен. И я был этому даже рад — псевдопиявок на всех не хватало, а кормить всадников вместе с лошадьми по традиции надлежало мне. А лошадь жрёт, как… Как лошадь. Очень скоро выяснилось, что на полтысячи человек каждый день надо не меньше трех сотен телег с едой. Потому что длинное плечо подвоза — четыре пятых телег была в дороге. И даже сотня лошадей добавляло к этому еще примерно сотню телег. Хорошо хоть воду скотина пила из болота без заметных для себя последствий, при соблюдении некоторых условий — их отводили в сторону от засранного лагеря, находили относительно чистые места, вырезали тину… Ладно, с этим тоже были большие проблемы и много возни.

Телеги забивали дорогу, устраивая фирменные пробки, как в час пик в больших городах. Очень скоро мы перешли на носильщиков. Носильщики выходили из Караэна утром, ночевали на площадке Древнего Тракта, и к вечеру второго дня были в нашем лагере у руин. Приносил каждый немного, но зато самих носильщиков к моему удивлению было много — сотни людей готовы были работать за пару ченти в день и еду. Были и совсем молодые, и много женщин. Носильщики и пастухи, гнавшие коз и овец целыми десятками, сняли уже было наметившуюся через неделю угрозу голода.

В какой-то момент Сперат обратил мое внимание на то, что долгобороды в отличии от большинства не дрищут большую часть времени. Я отправился к Хогспору и мне удалось уговорить этого угрюмого здоровяка поделиться мудростью. Не со мной — у меня, как раз, все было относительно неплохо. Готовили мне слуги, еда была горячей, из шатра я выходил в перчатках, воду пил только пополам с вином — меня, в общем, пронесло. Пару раз всего. Долгобородов я уговорил поделиться опытом со своими солдатами. К тому времени некоторые уже так ослабели, что двадцать самых изможденных я велел погрузить на попутные телеги и отправить в Караэн.

Если подумать, то долгобороды привычные к жизни под землей в стесненных пространствах просто должны были выработать правила которые и позволили им не вымирать от кишечных инфекций. Вот только сами они плохо понимали, где начинались их традиции появившиеся от образа жизни, а какие правила помогают в быту не заболеть от антисанитарии.

Борьба с боевым поносом шла с попеременным успехом, но бытовая неустроенность продолжала подрывать дух моей армии. Да и резня лучников в самом начале тоже не лучшим образом сказалась на психологическом состоянии моих отрядов.

Если бы кто меня спросил, прямо сейчас, что было самым трудным в этом мире — я бы ответил «вот это». Несколько недель стояния в болоте были самыми изматывающими, самыми утомительными, больше всего остального испытывающими на прочность. А ведь я успел поучаствовать в паре крупных битв и пережил смерть близких людей.

Поэтому, когда я озвучил во время подобия военного совета свое решение вывести войска, все присутствующие вздохнули с облегчением. Хотя я откровенно побаивался реакции. Ведь, если не считать ужасного зловония и истечения жидким дерьмом, практически все участвовавшие в этой вылазке остались её крайне довольными. Экспедиция оказалась удивительно успешной. Не для меня. Я с этого всего получил только лавку и пару сильно объединенных агрессивной болотной средой скульптур.

Насчет лавки — строго говоря это была кушетка. Её нашел Бруно и велел приволок ко входу к моему шатру. А потом с радостно презентовал её мне, адвинув длинную велиричивую речь. Я с недоумением посмотрел на кусок грязи отдаленно напоминающей диван и спросил что это. Тут надо добавить еще пару штрихов — бруно был в одной рубахе, без штанов. Бледные ноги все в относительно мелких пиявках. Не больше половины детской ладони. Поскольку бруно сам часто лез в грязь на «раскопки», то с одной стороны он был полуголый чтобы не портить драгоценную одежду. А с другой — его в любой момент могло скрутить приступом и заставить опорожнить кишечник до того, как Бруно бы успел снять штаны. Такое случалось сплошь и рядом. Запах, стоящий над лагерем, я бы не рискнул пытаться описать. Скажу только, что говном пахнет по настоящему сильно, нельзя пытаться заткнуть нос и пытаться дышать через рот. Потому что когда запах достаточно густой, то его чувствуют и вкусовые рецепторы языка. И тогда будет полное ощущение, что ты это ешь. Поэтому я глубоко вдохнул через нос и сдержанно поблагодарил Бруно.

Отказываться от подарков было нельзя. Я же Итвис. Такой поступок мог обидеть дарителя или заставить его что-то надумать себе, или даже дать знак другим, что даритель в немилости. Поэтому в Магна вбили с раннего детства — любой подарок это обязательство. Так же как в моем мире детей с раннего детства приучают, что игрушки в магазине им не принадлежат, пока за них не заплачено.

Позже, когда подарок бруно слегка обсох на солнце и от него откололи большую часть грязи, я обнаружил что это и в самом деле кушетка. Бронзовый остов. Очень похожий в деталях на те, которые стояли в малой гостиной. Только позеленевший от времени и без обтянутых дорогой тканью деталей. Я отправил её в город на одной из пустых телег. Находясь тут, я постоянно обменивался письмами с Вокулой, стараясь держать себя в курсе дел в Караэне. В очередном письме я между делом поинтересовался,сколько такая кушетка может стоить. Вокула, в свойственной ему манере человека для которого нет однозначной истины, ответил «Если бы я продавал её как кусок бронзы, то рассчитывал бы не меньше, чем на три дуката, но постарался бы выручить десять. Если же продавать эту вещь как саму себя, то стоит она будет столько, сколько за неё готовы будут заплатить. Но я был бы недоволен, продав её меньше, чем за десять дукатов».