Лейтенант милиции Вязов. Книга 2 - Волгин Сергей. Страница 9

У Михаила еще не было ни жены, ни ребенка, но он не мог спокойно наблюдать за горем, если оно каким-либо образом касалось детей. Иногда он подшучивал над собой: «Наверное, я стану хорошим семьянином, и жена моя будет мать-героиня». Он живо представил мальчонку, размазывающего кулачками по щекам слезы и жалобно зовущего свою маму, и пошел к майору.

Выслушав лейтенанта, майор взял телефонную трубку и поговорил с дежурным. Потом долго сидел молча. Он явно был недоволен.

— За последнее время детей у нас не воруют. Кому надо — берут в детском доме, — наконец сказал он. — Найдется.

— Если мы сегодня и не найдем ребенка, то все равно надо успокоить женщину, — объяснил Михаил. — Она просто убивается.

— Пусть рот не разевает.

— За это стоит пожурить.

— Не журить, а наказывать надо таких матерей.

Михаил подумал и привел последний довод:

— У меня ведь, Терентий Федорович, на сегодня бюллетень в кармане. Могу я погулять?..

— Погулять? — майор глянул на ручные часы, — Ладно, идите, если вы уж так прикипели к этой женщине.

Михаил повернулся было к двери, но раздумал и подошел ближе к столу.

— Я хотел с вами посоветоваться, Терентий Федорович.

Майор приподнял голову от стола и подумал: «Если Вязов пришел ко мне за советом, значит, у молодца не все в порядке».

— Валяй. По-стариковски могу кое-что присоветовать, — сказал он с видимым добродушием. — Садись, рассказывай.

Михаил сел.

— Я сегодня видел Поклонова, Терентий Федорович, был у него на квартире. Плохо живет семья.

Добродушное настроение у майора улетучилось так же быстро, как и возникло, и он опять стал неподступным.

— Ну и что?

— Выбросили человека и забыли, а у него детишки, — продолжал Михаил, намеренно не замечая изменившегося настроения начальника. — Есть сведения, что он «Завязал отношения с подозрительными людьми. Сам пропадет и дети пострадают.

— Ну и черт с ним, если дурак! — ругнулся майор.

— А я смотрю по-иному, Терентий Федорович. Мы не сумели воспитать человека, исправить его, наша вина тут очень большая. Нельзя же сказать, что Поклонов пропащий. Урок он получил серьезный, о жизни своей думал, наверное, немало. Вот я и хочу посоветоваться с нами: не помочь ли ему устроиться на работу, да в такую организацию, где бы у него не было почвы для проявления дурных привычек?

Не понимаю я тебя, Вязов, — вздохнул майор. — Поклонов насолил тебе по самую макушку, мне он крови попортил ведро, и теперь мы еще должны о нем заботиться. Скажем, устроим мы его, а он опять напакостит, и мы — отвечай. Пусть сам выкручивается.

— Иногда мы и за преступников ручаемся, Терентий Федорович, отправляем их, скажем, на завод, следим за их поведением и нередко из них получаются хорошие, честные люди. Почему же о своем, хотя и бывшем, но все же сотруднике, мы не можем побеспокоиться!

— Преступники — другое дело. Шпана может свихнуться и — все, а Поклонов свихнется или нет, не знаю, а напакостить нам вполне может. Повидал я таких…

«Да он уже мне пакостит!»- хотелось сказать Михаилу. Несомненно, майор в какой-то степени был прав. Но что же делать? Бросить человека, толкнуть в преступный мир? Какова же тогда его, Вязова, роль, как парторга? Воспитывать хороших людей? Но они и так хорошие. Скажем, Трусова еще воспитывать надо, однако- это работа легкая. Нет, от Поклонова он не имеет права отмахиваться. А с кем же посоветоваться? «Николай Павлович! — с радостью вспомнил Михаил. — Надо съездить к нему на завод. Он-то разберется получше майора».

Приняв это решение, Михаил, как это он делал нередко, взглянул на события с другой стороны. Вот Поклонов шлет ему угрожающую записку, а он говорит? «Ты же хороший человек, зачем так делаешь?» А потом Поклонов переходит к другим действиям, может быть, налетит ночью с ножом, а он, Михаил Вязов, оперативный работник, будет уговаривать бандита: «Милый ты мой, и зачем тебе потребовалось нападать? Зачем ты портишь себе жизнь, почему не заботишься о семье?»

— Какая-то чепуха! — сказал Михаил вслух.

Майор уставился на лейтенанта со вздернутыми бровями, моргнул, раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но ничего не придумал и еще раз моргнул.

В кабинет вошел высокий смуглолицый сержант и, четко, с шиком вскинув руку к козырьку, доложил взволнованно, низким скрипучим басом:

— Сержант Петров по вашему приказанию прибыл.

— Посмотри на этого олуха, Вязов, — вскочил Терентий Федорович. — Вчера нализался в стельку и поругался с участковым Бердыкуловым. Чуть не подрался. Кто тебе позволил позорить наше отделение? Кто, я спрашиваю!? Не умеешь пить водку, пей деготь!

Майор кричал, а сержант стоял, опустив глаза, облизывая сухие губы, сжимая и разжимая пальцы рук. Изредка сержант пытался что-то сказать, но майор не давал ему раскрыть рта.

Михаила подмывало вмешаться, узнать в чем дело, но он сдержался, велико было в нем чувство дисциплины.

Майор прогнал сержанта:

— Убирайся. Завтра посажу.

Михаил остановил сержанта уже на улице. Расспросил. Участковый Бердыкулов однажды потанцевал с женой Петрова и якобы предложил ей уйти от мужа. Сержант редко и мало пил, а тут разошелся — с горя и от ревности. Пообещав поговорить с Бердыкуловым, Михаил возвратился в отделение, с горечью думая: «Разве в таком деле криком поможешь? Или арестом напугаешь? Завтра же сведу их всех и тогда разберемся».

С Мариной Игнатьевной Кустиковой — она оказалась работницей швейной фабрики — Михаил прежде всего отправился на тот рынок, где пропал ребенок. Надо было выяснить подробности исчезновения мальчика.

Один из продавцов — пожилой узбек, на прилавке у которого были горкой насыпаны желтобокие яблоки прошлогоднего урожая, — видел ребенка и рассказал, как не старая и не молодая женщина спросила мальчика, где его мама. Мальчик показал в сторону магазинов и ответил «там». Женщина дала ему конфетку и повела за ручку, говоря: «Пойдем, будем искать маму». Потом к продавцу подошли покупатели и ему некогда было смотреть за женщиной и мальчиком.

На прилегающей к рынку улице седая старушка, сидевшая с вязаньем у ворот, вспомнила, что она видела женщину с мальчиком в синих трусиках, белой рубашке и соломенной фуражке с большим козырьком.

— Она ведет его за ручку и все нагибается и говорит: «В кино пойдем, миленький», — рассказывала старушка, а Марина Игнатьевна восторженно следила за движениями ее испещренных морщинками губ. — Так, значит, и пошли они по тротуару, держась за ручки. Мальчонка-то хороший такой.

— А женщина какова из себя? — спросил Михаил.

— Женщина? Ее-то я не особенно приметила, за мальчонкой больше наблюдала. Дюже люблю внучаток.

Большего от старушки добиться не удалось. Прошли по ближайшим к базару дворам, расспрашивали всеведущих ребятишек, обратились к постовому, но никто из них ничего путного сказать не мог, след женщины с мальчиком затерялся.

Мария Игнатьевна плакала.

— Муж придет с работы — ил не знаю, что он со мной сделает… Убьет за сына…

— Этого мы ему не позволим, — старался шутить Михаил, с тревогой соображая: «Как же действовать дальше?»

Объехали ближайшие скверы и кинотеатры, надеясь на то, что женщина все же поведет ребенка посмотреть кинокартину или выйдет с ним погулять.

Безрезультатно.

Поздно вечером Михаил провожал Марину Игнатьевну до дому в том мрачном настроении, когда не хочется разговаривать. Он уже знал, что Марина Игнатьевна живет на Беш-агаче, а на рынок, который находился почти в другом конце города, она попала по пути, когда ездила к своей знакомой.

С трамвая слезли на глухой улице, и когда подошли к калитке, Михаил вдруг вспомнил рассказ Кости: это был тот дом № 17, куда неизвестно зачем ездил Виктор.

В комнате за столом сидел крепко сбитый молодой человек в майке-безрукавке, с гладким зачесом белых волос, широкоскулый и простодушный лицом. На вошедших он взглянул с удивлением. Чтобы сразу пояснить свое неожиданное появление, Михаил отрекомендовался: