Шуруп - Васильев Владимир Николаевич. Страница 24

Это Виталий и изложил мастеру через минуту.

Терентьев сдержанно покивал:

– Хорошо, вот тебе терминал, разбирайся.

До возвращения в полк, даже с учётом промежуточной посадки у поста охранения, Виталий ничего накопать не успел. Блокировка, как он и подозревал, действительно имелась и на первый взгляд была сконструирована вполне внятно. Но как-то же этот чёртов сигнал на расстыковку прошёл, если «Гиацинт» развалился в воздухе!

Терентьев перестал донимать Виталия расспросами, тем более что в полку навалилась неизбежная бытовуха: «интендантов» поселили в офицерскую общагу на гостевой верхний этаж, а потом пригласили в столовую на ужин, что было очень кстати: за весь день никакой кормёжки, на которую намекал Терентьев у начальника разведки в кабинете, «интендантам» никто не предложил, даже сухпая. Виталий, вынужденно оторванный от терминала с документацией, продолжал ломать голову над причинами внезапной расстыковки корпусов «Гиацинта». Вдруг, думал он, придёт озарение. Он рассеянно следовал за Терентьевым везде, куда бы тот не направился, однажды даже удивлённо уткнувшись в закрытую перед носом дверь сортира. Потом так же рассеянно с кем-то здоровался по пути в столовую и, совершенно не осознавая, что ест, проглотил ужин.

И лишь во время чая пришло не то чтобы озарение, но мысль, показавшаяся Виталию как минимум дельной. Проверить её можно было только вернувшись за терминал. Хотя оставался ещё вариант воспользоваться планшетом, однако штудировать документацию на «Гиацинт», изобилующую чертежами и объёмными проекциями, с помощью карманного планшета было, мягко говоря, неудобно.

К счастью, Терентьев в столовой задерживаться не стал, только задал пару вопросов всё тому же начальнику разведки полковнику Жернакову, который не погнушался подсесть к шурупам за столик. Спрашивал Терентьев что-то о районе, в котором упал «Гиацинт», – исследовали ли его, вели ли там какие-нибудь работы или изыскания до катастрофы, что-то в этом духе.

В общежитии Виталий не утерпел и первым делом вцепился в терминал с экраном нормального, а не планшетного размера.

Мысль его была, в общем-то, тривиальна: а имелись ли на борту «Гиацинтов» капиллярные сцепки помимо злополучных ферм между корпусами? По идее, должны были.

И они действительно нашлись – в количестве аж двадцати семи штук, и все двадцать семь не в составе необкатанных узлов FS-40472, а в очень похожих, только втрое меньших размерами, старых добрых HG-10100 (восемнадцать штук) и HG-10104 (девять).

Тут пришлось потревожить Терентьева – Виталию понадобилась реконструкция катастрофы и оперативная съёмка с осмотра места крушения, а всё это, естественно, осталось в планшете мастера, потому что на свой планшет Виталий съёмку не вёл.

Мастер, вновь-таки проявляя безграничное терпение, дал доступ к памяти своего планшета, и Виталий исчез из реальности ещё минут на двадцать.

Когда он закончил, оторвался от терминала и поискал глазами мастера, тот, сидя в кресле со сцепленными на животе руками, наконец вопросил:

– Ну?

Вид у него был крайне заинтересованный.

– Если я нигде не ошибся, – осторожно сообщил Виталий, – то получается вот что: капиллярных сцепок в сумме на каждом «Гиацинте» было тридцать девять. Двенадцать в необкатанных длинных фермах и двадцать семь – в проверенных коротких. Из коротких не расцепилась ни одна. Из длинных расцепились все, причём одномоментно.

– Хорошо, – одобрительно кивнул Терентьев. – Что дальше?

– Было бы здорово узнать – проходил ли сигнал только по необкатанным длинным узлам или же по всем сразу.

– Верно. Это мы узнаем, но чуть позже. Как официальная комиссия расшифрует содержимое уцелевших чёрных ящиков.

– А они уцелели?

– Один – точно да, я его видел. Из пяти, я так думаю, уцелели или два, или все три из пилотских кабин. Из жилого и контрольный, похоже, того… Накрылись. Сигнал мы проверим обязательно. Ну и вообще ход мыслей твоих, стажёр, меня обнадёживает. Чёрт, опять я тебя хвалю!

Терентьев вздохнул и покачал головой.

– Ладно, а теперь слушай мою команду: терминал погасить, планшет спрятать. Голову очистить. Наступает свободное время – целых полтора часа до отбоя. Завтра мы должны быть в форме, возможно, придётся много летать.

Виталий с некоторым даже сожалением погасил терминал. Голову очистить, ага! Попробуй её очистить, если настолько увлёкся этими проклятыми сцепками. Хотя, глядя на Терентьева, можно было предположить, что и он продолжает что-то анализировать, больно вид мастер имел задумчивый, хотя и расслабленный.

Тем не менее, срубился Виталий существенно раньше, чем истекли полтора часа до формального, совершенно не обязательного для офицеров, отбоя. Вольным воздухом тундростепей надышался, не иначе.

Глава девятая

С утра Терентьев немедленно развернул бурную деятельность. Ещё до завтрака поставил на уши полковую мастерню, обрушив на них приказ изготовить какой-то прибор – Виталий не разобрал, какой именно, а в подробности мастер его почему-то не спешил посвятить. Инженеры растерянно разводили руками и уверяли, что помочь не могут, но Терентьев и не подумал отступать, вызвал зампотеха и, когда тот явился (низенький и круглый, как колобок, майор), немедленно взял его в оборот. Майор быстро рассвирепел и начал орать – где, мол, я вам тут возьму лишнюю капиллярную сцепку, на Лорее? На что Терентьев с леденящим душу спокойствием предложил снять любой подходящий узел с любого из уцелевших «Гиацинтов» – всё равно полёты им запретили, а на каждом упомянутых сцепок по двадцать семь штук. Майор хрюкнул, подавился водой и чуть не выронил стакан.

Только после этого Терентьев продемонстрировал майору волшебный жетон-пайцзу и заверил: нет никаких сомнений, командир полка прикажет ему, зампотеху, то же самое, что пока ещё просит – просит! – сделать шурупский капитан с жетоном. А сцепку потом можно будет вернуть на место, прибор нужен на день-другой, вряд ли дольше.

Колобок засопел и мрачно поглядел на одного из инженеров.

– Какой «Гиацинт» вы давеча раскурочили? Полста двойку?

– Полста тройку, – смиренно поправил инженер.

– Вот оттуда и снимайте эту чёртову сцепку. Вопросы есть?

Вопросов у инженеров не нашлось, а прибор они скоренько собрали, пока остальной полк завтракал, тем более что красота и компактность Терентьева совершенно не волновали. Поэтому скомпонованные и на живую нитку соединённые узлы прибора находчивые семёновские кулибины в итоге просто сложили в овальный пластиковый таз из ближайшей бытовки.

Терентьева это вполне удовлетворило, особенно когда он лично погонял прибор, подмонтировавшись к нему планшетом, и убедился в его работоспособности.

За труды Терентьев поставил инженерам бутылку, да не банальной спиртяги, которой у них у самих было хоть залейся, а семилетнего коньяку, и не самого плохого. Инженеры на глазах воспряли духом и выразили единодушную готовность сию секунду собрать коллеге капитану всё, что его душа пожелает, особенно если господин зампотех не станут возражать. Терентьев торжественно заверил, что непременно учтёт этот благородный порыв.

На том, довольные друг другом, и расстались.

Выйдя из мастерских, Терентьев позвонил дежурному и деловито вызвал «бобик», словно служил в Семёновском полку всю жизнь и знал тут всех и каждого. На «бобике» примчался лейтенант, понятно – другой, не вчерашний, потому что накануне вечером полковой суточный наряд сменился. Заскочили в общагу, потом в штаб, куда Терентьев сбегал без Виталия – оставил его караулить ценный прибор в тазике. И, наконец, отправились на лётное поле, к глайдеру-полторашке, практически такому же, как и в пользовании Терентьева с Виталием, только чуть побольше, не двух-, а четырёхместному. Пилот ожидал рядом – трепался с техниками, готовившими машину к вылету.

Велев Виталию грузить тазик в глайдер, Терентьев скоренько вывел на тактический экран карту местности, где гробанулся злополучный «Гиацинт», поизучал её пару минут и подозвал пилота. Вдвоём они елозили пальцами по экрану ещё минут пять; за это время техники как раз закончили колдовать и собрали свои чемоданчики.