Убийца великанов 1 (СИ) - Фед Алекс. Страница 8

Глава 3 - Перед разлукой

Как только объявили о том, что Король принял предложение Императора, довольные сенторийцы уехали с этой новостью к границе, а вертийцы нанесли на лоб траурные кресты, что невероятно возмутило Киру. Ведь она была жива и здорова, а ее уже оплакивали как во дворце, так и за его пределами. Такое повышенное внимание и грустные взгляды в ее сторону, перешёптывания и всхлипы раздражали, отвлекая от действительно важных дел. Теперь никак не удавалось сбежать в порт или лес, а также пробраться в Тронный Зал или Бобровый, чтобы разузнать, что планируют взрослые. Отец был постоянно занят и больше не брал ее на ежедневную конную прогулку. Зато занятия по этикету и вышиванию, которые она терпеть не могла, были отложены на неопределенное время.

Кира была чутким ребенком, поэтому общее настроение вскоре передалось ей. И при попытке заговорить про Империю и про требования Людоеда, ее либо перебивали мужчины, стараясь побыстрей сменить тему, либо начинали рыдать женщины, поэтому продолжать было бессмысленно.

К восторгу принцессы ее внезапно начали учить совершенно потрясающим, невероятным и интересным вещам. Тем, что были ранее под строжайшим запретом. Например, взламывать охранные темпорали, бесшумно двигаться и драться. Верховный Маг придумывал для каждого занятия что-то новое и увлекательное. Времени было очень мало, но Кира была очень способной ученицей. И заинтересованной.

Все внимание взрослых теперь принадлежит ей. Хотя нельзя сказать, что раньше принцессе его не хватало. Просто чувствовать себя значимой среди взрослых было просто упоительно. Особенно, когда мама и фрейлины перестали плакать.

Единственное, что Кире не очень нравилось, это учить Сенто. Она владела им плохо, раньше часто сбегала с уроков, а теперь к ужасу принцессы с ней стали общаться только на имперском, чтобы было легче адаптироваться. Ее раздражало странное произношение с множеством гласных в нос и проглатыванием окончаний, как будто захлебываешься. Получается не разговор, а шутовские кривляния.

Сначала получалось не очень, но в какой-то момент Кира почувствовала, что уже не испытывает трудностей в подборе слов и выражений. Речь принцессы в скором времени стала более плавной и уверенной, но придется потрудиться, чтобы овладеть им в достаточной мере.

Но более того, ее принялись знакомить с секретами эффективной лжи, искусству манипуляций и притворства. Такие бесчестные практики претили северянам по духу. Они воспитывались приверженцами строгих моральных устоев и с малолетства должны быть порядочными и благородными. Искренность и честь превозносились и ценились, а лицемерие, фальшь и коварство порицались.

В Сентории все было с точностью наоборот. Как объяснял Зандр, южане ненадежны и лживы, поэтому в их вероломном обществе выживали только лукавые и двуличные. Откровенно лгать было тошно. Получалось у Киры скверно, поэтому на занятиях они сосредоточились на том, чтобы сбивать разговор в сторону, утаивать часть информации и использовать двусмысленные формулировки в ответах, чтобы было нелегко уличить ее в обмане. Также Верховный Магистр посоветовал не признаваться в том, насколько хорошо Кира владеет имперским. Это позволит ей иметь некоторое преимущество перед собеседником.

Но не все были довольны тем, как идет подготовка к путешествию. Королева долгое время вообще отказывалась отпускать принцессу к имперцам даже на время. Она была не согласна с тем, чему учат ее единственное драгоценное чадо, и никак не могла сдержать слез при виде дочери. Чтобы вырваться из крепких материнских объятий, Кире приходилось молить о пощаде.

— Мне не страшно, мама. Со мной будет дядя Артур. Он никогда не позволит меня обидеть, — в который раз принцесса успокаивала мать. — Тем более, папа даст ему с собой Клеймор. С ним дядя Артур будет непобедим.

Королева думала только о том, что не сталь делает кого-то непобедимым, а Кира о том, как не выдать себя — ведь ей не терпелось отправиться в Сенторию и увидеть чужую землю собственными глазами. Там ее ждет грандиозное приключение!

— Мама, пожалуйста, скажи что-нибудь? — прошептала принцесса неуверенно. — Я же все чувствую…

— Извини, солнышко. Зандр говорил, что твои способности к Гипнозу растут, — вымученно улыбнулась мать.— Знаю, какой это может приносить дискомфорт, когда еще не в полной мере можешь отгородиться от чужих переживаний.

Королева встала, присела на диванчик рядом с дочерью и крепко обняла ее.

— Мам. Ну, сколько можно?!

— Ничего не могу с собой поделать, солнышко. Я смотрю на тебя. Такую смелую и сильную. И скоро ты уедешь, неизвестно на сколько. Никто даже среди друзей тебя не сможет утешить на чужбине так, как это сделала бы мать. Я хочу чтобы ты помнила мою ласку, когда окажешься в Сентории.

— Мамочка! — принцесса крепко обняла ее в ответ.

Они долго сидели в объятиях друг друга, обсуждая все и ничего, просто наслаждаясь моментом и смеясь над забавными историями. В этот момент ничего не существовало вокруг, кроме них.

На очень высоком потолке была изображена фреска с затянутым пушистыми облаками пронзительно голубым небом. Солнечный свет падал из огромного окна и создавал иллюзию настоящего небосвода, окрашивая его на закате в оранжевый и розовый. Кира умиротворенно улыбалась и рассказывала о том, что раньше она думала, что небо синее потому, что оно сделано из хрусталя и отражает море Празас. А зимой оно покрывалось льдом и снегом, поэтому все становилось белым-бело. А в пустыне небо желтое из-за песка, как на картине в Заячьем Зале.

— Ты уже такая большая. Люблю тебя, солнышко, — мать поцеловала Киру в лоб и погладила по голове. — Где бы ты ни оказалась, кто бы тебя не окружал, помни, что моя любовь всегда с тобой. Для матери ребенок навсегда остается малышом, даже если у него самого будут уже взрослые дети. Как только у тебя появится кроха, ты поймешь, что я имею в виду. Твой мир больше никогда не будет прежним, и ты будешь молиться, чтобы твой малыш рос как можно медленней. Как жаль, что за временем не угнаться и не остановить. Поэтому я так волнуюсь за тебя.

— Как говорит папа, все матери одинаковые, но ты самая радеющая, — прыснула Кира, но Королева оставалась серьёзной.

— Папа тоже беспокоится, но он мужчина и должен идти вразрез со своим сердцем к более значимым целям. А удел матери опекать свое дитя. Император страшный человек. Его не зря считают чудовищем, поэтому я так переживаю за тебя. К нему в гарем попадали красивейшие женщины со всех уголков Империи. Среди них были как рабыни с захваченных земель, так и сенторийские аристократки, но ни одна не смогла подарить ему наследника. Никто не знает об их дальнейшей судьбе.

— Не хочу детей от него. Зачем мне маленькие людоедики? — произнесла принцесса и поежилась.

Разговор явно свернул куда-то не туда.

— Возможно, что у тебя не будет выбора. Дети не виноваты в преступлениях отцов. Все рождаются, как чистый лист, и что на нем будет написано будет зависеть только от самого человека. Мы сами пишем свою историю, но многое зависит от обстоятельств. Судьба иногда очень жестока и требует невозможного. Как бы я желала поехать вместо тебя, чтобы у нее даже не было шанса навредить тебе.

— Ты меня пугаешь.

— Ты должна быть готовой к самому худшему, солнышко, — глаза матери при этом подозрительно увлажнились. — Ты ведь знаешь откуда берутся дети?

— Ты сама рассказывала, что их приносят альбатросы! Я конечно догадываюсь, что это выдумки для маленьких. Тетя Агнетт сейчас носит ребеночка в животе, поэтому птицы тут ни причем.

— Я сказала тебе неправду. Извини. Ты тогда была слишком мала. Но ты же наверняка слышала про мужское семя?

— Которое мужчина сажает женщине в живот через пупок, да? — осенило Киру внезапной догадкой.

— Не совсем, — Королева смутилась, но продолжила. — Я была уверена, что твои друзья-мальчишки давно тебе все рассказали.

Конечно, матери было известно о том, что дочь водится не только со сверстниками из других кланов, когда они приезжают с родителями, но даже с детьми работников Лионкора. Кира не раз выходила в город за пределы дворца в сопровождении своих друзей. Несколько раз ее забирал дядя Артур и приводил домой. Но он обещал не говорить маме! Отпираться было бесполезно. Но ее, кажется, не ругали.