Враги целуют жадно (СИ) - Сладкова Людмила Викторовна "Dusiashka". Страница 32
- Как вариант! – согласился Вадим, цинично улыбаясь. Чем взбесил ее окончательно. Буквально осатанев от злости, Аня со всей дури ударила его ладонями в грудь, в надежде оттолкнуть от себя подальше. В преисподнюю.
- Катись к дьяволу со своими угрозами, Збруев! Я тебя не боюсь!
- Ой, ли? – он вновь впечатал ее спиной в стену, дабы утихомирить.
Но эффект получился обратным. Аня забрыкалась, будто дикая кошка.
- Не прикасайся ко мне! – верещала она, теряя контроль. – Отпусти!
- Во-первых, приглуши звук! – глухо шикнул на нее Вадим. – У меня сейчас голова взорвется от твоих воплей. А во-вторых, не усложняй ситуацию еще сильнее, если хочешь и дальше учиться в нашем ВУЗе!
- Куда уж сильнее-то? Куда? Ты и твои уроды-друзья… нет прощения тому, что вы натворили! За подобную выходку вполне реальная статья светит! И будь уверен, на этот раз вы влипли по-крупному! Я прямо сейчас пойду к ректору и расскажу ему все! В красках и подробностях!
- Ты этого не сделаешь. Не посмеешь, Стеклова.
- Еще как посмею!
- Ты ведь понимаешь, чем все обернется в итоге? – сухо поинтересовался Вадим. – Мне придется защищать друзей. Я возьму всю вину на себя.
- Боже, как благородно!
- Благородство здесь не при чем. Просто не хочу, чтобы они пострадали из-за какой-то… тупой шалости. Шалости, в которой уже раскаялись.
- А сам пострадать не боишься?
- А мне ничего и не будет!
- Откуда такая уверенность?
Угрожающе нависая над ней, Збруев пояснил, как маленькому ребенку:
- Ты забыла, что мой отец – уважаемый человек, крупный бизнесмен, и главный спонсор нашего ВУЗа? А ректор – его брат? Мой дядя, понимаешь? Если додумаешься настучать на меня, я отделаюсь малой кровью. А вот ты… тебе я потом не завидую. Я превращу твою студенческую жизнь в Ад!
От услышанного Аня впала в ступор. Теперь она и сама охотно вжималась в стену, покрываясь холодным потом под его взглядом. Странным. Пугающим до дрожи в коленях. Ощущая себя беспомощной, она тихо обронила:
- За что? За что ты так люто меня ненавидишь?
- Я… не знаю, - столь же вкрадчиво и напряженно признался он. – Сам не понимаю! Что делать с этим, не представляю. Но, клянусь… ты бесишь меня одним своим существованием. Меня трясет от одного лишь твоего вида, Аня! И тошнит порой от того, что приходиться делить с тобой один… воздух!
Аня ошеломленно уставилась на Збруева. Ее тоже трясло. От обиды.
От безысходности. И от собственной беспомощности в данный момент.
«Вот так, значит? Да? Мое существование тебе мешает? Воздуха тебе для меня жалко? Ладно! Я запомнила… твои слова!»
Поддавшись примитивной злобе… необъяснимому порыву, затмевающему разум, она схватила его за грудки, и яростно выплюнула прямо ему в лицо:
- Ах, бедненький! Тошнит от меня, да? Это хорошо! Очень хорошо! Надеюсь, сейчас ты сойдешь с ума от отвращения! Надеюсь, тебя вырвет, чертов ты ублюдок!
Не отдавая отчета своим действиям, и никак себя более не контролируя, Аня поцеловала своего злейшего врага прямо в губы. Надеялась, что он брезгливо оттолкнет ее от себя. Начнет плеваться, или же согнется в рвотных позывах.
Но он вдруг… издав утробный нечеловеческий стон… ответил на ее поцелуй.
Глава 14
«Что за…?!! Что она де…? Сукааааа!»
Вадим опешил. Растерялся. Охренел. И замер на мгновение, оглушенный ревом своего взбесившегося пульса, как только ощутил прикосновение ее губ. Дерзкое. Яростное. Пропитанное гневом. В то же время… осторожное.
Почти невинное. Обезоруживающее. Он не ожидал. ТАКОГО не ожидал!
Был застигнут врасплох. Потерял ориентиры. И сокрушенно застонал, задыхаясь от остроты ощущений. Ее выходка стала для него последней каплей. Он и так был на взводе после вчерашнего. После сегодняшнего.
А теперь и вовсе обезумел, лишаясь самоконтроля. Забываясь. Растворяясь. Позволяя себе разок… всего лишь разок… поддаться этому странному зову.
Его торкнуло. Так жестко торкнуло, что разум помутился. И все стоп-краны сорвало. Подобно конченному обдолбышу, Вадим тайком втягивал в себя выдыхаемый Аней воздух. Упивался им, как опиумом. Дурел от ее близости и… жадно отвечал на поцелуй, безжалостно сминая ее губы своими.
Она что-то невнятно замычала, упираясь ладонями в его грудь. Оттолкнуть его собиралась – он интуитивно чувствовал, но… не мог этого допустить.
Не мог, и все. Его жестко колошматило. Ему не хватало… не хватало…
«Еще! Я хочу еще! Ну, же, девочка? Прижмись плотнее! Потрись об меня! Обними! Другого шанса у нас не будет. Я не дам его… даже себе! Сотру из памяти эти мгновения и никогда больше не прикоснусь к тебе! Потому что… не могу иначе! ТАК нельзя! У тебя лишь одна попытка. Здесь и сейчас. Давай, же! Используй ее. Делай все то, что делаешь в моих снах – своди с ума! Ненавидь. Презирай. Но… целуй меня! Целуй глубже, дрянь маленькая!»
Но Аня медленно отстранилась, замерев перед ним, как кролик перед удавом.
Оба тяжело дышали. Оба дрожали. Оба оторопело глазели друг на друга.
Стеклова провела кончиком языка по своей нижней губе – припухшей и влажной от поцелуя с ним, и… Вадима вновь накрыло. Он рывком притянул ее к себе. Грубо впечатал девчонку в свое жесткое тело, беззвучно рыча:
«Дай мне их! Дай сюда свои чертовы губы!»
На сей раз он сам накинулся на нее. Как оголодавший. Как сумасшедший.
Прижал к стене весом своего тела и поцеловал. Требовательно. Властно.
Делая все, чтобы эта выскочка навсегда запомнила, каково это – целоваться с ним, он нагло протолкнул язык в глубины ее рта – сладкого, горячего. И… дернулся, как от удара током. Это был чистейший кайф! Невообразимый!
Сердце безжалостно таранило грудную клетку. Кровь, кипятком бурлящая в жилах, устремилась к паху. Член встал колом. Затвердел. Набух так сильно, что причинял уже реальный дискомфорт и требовал немедленной разрядки.
«Боже! Какое у нее охрененное тело! И правда… совершенное!»
Буквально подыхая от возбуждения (сильнейшего на его памяти), Вадим дал волю рукам. Они зажили своей жизнью. Не прерывая их поцелуи, он принялся шарить ладонями по телу Ани. Сжимал грудь, играя с ее сосками поверх одежды. Стискивал тонкую талию. Гладил спину. Ласкал шею.
Остервенело сминал пальцами упругую задницу. Хватал за стройные бедра. Хватал так хищно и свирепо, что случайно разодрал ногтями ее колготки.
«Не колготки!» - вспомнил вдруг. – «Чулки! Эта выскочка носит чулки!»
Он чуть с ума не сошел, когда случайно это обнаружил. Там, у стойки с расписанием. Пришлось спасаться бегством, пока никто не заметил, какой эффект на него произвело это открытие. Но теперь… теперь он мог к ним даже прикоснуться. Что, собственно, и сделал – аккуратно забрался под подол Аниного платья и скрипнул зубами, нащупав широкую кружевную резинку на ее бедре. А еще… что это? Ленты, уходящие вверх. Подвязки?
«О-ХРЕ-НЕТЬ, Стеклова! Ты… ты… Я должен это увидеть!»
Отстранившись, он попытался задрать ее платье чуть ли не до талии.
Но Аня среагировала быстрее, и стремительно вывернулась из его объятий.
Взъерошенная. Раскрасневшаяся. Потерянная и смущенная до крайности.
И все же, он увидел подвязки. За секунду до того, как она одернула платье.
- М-М-М! – не сдержавшись, Вадим застонал вслух и… замер, словно громом пораженный. Реальность обрушилась на него многотонной лавиной. Реальность, в которой он… готов был практически залезть в трусы… не к своей девушке! В которой стоял посреди университетского коридора (ладно хоть темного, безлюдного), и забыв обо всем… развлекался со Стекловой.
«Твою мать! Ксюха… как я мог о ней забыть? Как посмел прикоснуться к другой? Почему не оттолкнул Аню? Почему не остановил? Что я творю?»
Его прошиб холодный озноб. Паника и злость алой пеленой заволокли сознание. Воздух закончился в легких. Ощущая себя конченным ублюдком, он отступил назад, увеличивая дистанцию между ними. На Аню он больше не смотрел. Что говорить в подобных ситуациях, не знал. Но вины за случившееся ни с себя, ни с нее не снимал. Да, он поддался. Но лишь потому, что она его спровоцировала. Сам бы он никогда не… или все же…? Чееерт!