Морозов книга 7 (СИ) - "Гоблин - MeXXanik". Страница 21

— Так почему вы покинули это замечательное местечко? — с интересом уточнил я.

Женщина пожала плечами:

— Пенсия. Пришлось сложить полномочия и свалить в эту дыру.

Я усмехнулся, что не осталось незамеченным. Однако новая знакомая не обиделась на мое веселье, и, кажется, даже была им довольна.

— Первое время я мерила шагами свой этаж от стены до стены и ощущала себя запертой в клетке. А потом решила поужинать.

— Быстро вы перешли от отчаяния с каким-то действиям.

— А чего время терять? Мне много лет, юноша. Некогда тратить жизнь на всякие глупости.

Она снова пыхнула трубкой, создав облако сизого дыма, и выдохнула его в небо замысловатыми кольцами. Одно из них качнулось в мою сторону, но тут же растеклось, наткнувшись на теневой щит.

— Не любите табачный дым? — тут же осведомилась собеседница.

— Я вас не осуждаю, но сам не курю.

— Ох уж этот ваш здоровый образ жизни, юноша. Он подходит только для простолюдинов, у которых нет силы. Это им надо стараться поддерживать тело в порядке, чтобы ненароком не помереть. А вот мне этот «ненарок» вовсе не грозит. Я успею устать жить, а смерть так и не доберется до моего этажа в этом комплексе.

— И сколько же вам лет? — удивился я.

— Какой некрасивый вопрос, Мишенька, — женщина покачала головой. — Разве можно спрашивать такое у дамы? Или папенька не говорил тебе, что это неприлично?

— Меня родитель не воспитывал, — признался я и развел руки в стороны.

Собачка тотчас попыталась освободиться и жалобно тявкнула, поняв, что я крепко ее держу.

— Только мама? — уточнила Иванна.

— Иона тоже.

Душой я не кривил. Моя приемная мать из другого мира не особенно заботилась о воспитании отпрыска. Она предоставила меня школе, секциям и улице. Хотя иногда все же поясняла мне простые истины из разряда «что такое хорошо и что такое плохо».

— Подожди-ка, — собеседница вынула из кармана футляр, открыла его и извлекла наружу изящные очки в золоченой оправе. Нацепила их на переносицу и расплылась в благостной улыбке. — Ба! Так мне довелось встретить княжича Морозова, собственной персоной. В потемках сложно угадать сразу. Тем более, без твоего чудесного костюмчика. Хотя я бы предпочла взглянуть на филейную часть без плаща. Штанишки не очень тесные?

— Нет, вполне себе свободные.

Женщина склонила голову к плечу, словно любовалась мной и потом со вздохом сожаления убрала очки в футляр и сунула его в карман.

— Если ты кому-то расскажешь, что я иногда пользуюсь очками, то придется тебя…

— Убить? — спросил я.

— Отшлепать, — женщина лукаво улыбнулась и показалась на редкость приятной дамой.

— Это неприлично, — засмеялся я.

— Мне можно, — махнула она рукой. — Я тебе в бабушки гожусь. Или даже в прабабушки. Но об этом тоже языком не трепи. Мне нравится казаться молодой и красивой. А не то в угол поставлю.

На этот раз я сумел совладать с эмоциями и важно кивнул, соглашаясь с бабушкой. Та осталась довольной моей реакции и принялась невозмутимо выбивать из трубки непрогоревший табак. Делала она это о подошву обуви, совершенно не обращая внимания, что на белой поверхности остаются грязные пятна.

— И как тебе тут живется, Мишенька? — беззаботно спросила женщина.

Я пожал плечами.

— Нормально, в общем-то.

— Не скучаешь? — она бросила на меня косой взгляд.

— Не успеваю. Но как только выйду на пенсию, то сразу заведу себе собаку.

— Это ты так шутишь? — она иронично подняла бровь, и отчего-то мне стало неловко.

— Извините.

— Хорошо. Обиды не держу, — она устало улыбнулась. — Ты такой приятный парень, Миша. Странно, что при этом темный. Ты, кстати, уверен, что ты такой? Может ты светленький и только прикидываешься мрачным типом?

— Увы, Иванна Львовна. Я самый что ни есть темный ведьмак. Таким уродился.

— Не все темные рождаются таковыми. Есть те, кто ими становится. И знаешь, разница между этими ведьмаками огромная.

— И в чем же она? — задал я вопрос больше для поддержания беседы. Потому, что Александр уже как-то объяснил мне, как меняется цвет силы.

Женщина положила трубку в чехол-мешочек, запихнула его в поясную сумку и поднялась на ноги. Я тут же подал ей руку, чтобы помочь. Иванна положила пальцы на мой локоть и благодарно улыбнулась.

— Здоровье подводит, — сообщила она. — Иногда я забываюсь и начинаю верить, что еще молода, но колени напоминают, что это не так.

— Вы хотели рассказать в чем различие между рожденными темными и ставшими ими, — напомнил я.

— Врешь и не краснеешь, Миша, — пожурила меня женщина и добавила, — Не я хотела об этом говорить. А ты спросил. Но так уж и быть, раз ты вызвался проводить даму до дома, я развлеку тебя беседой.

Я улыбнулся, признав, что бабушка мне нравилась. Даже несмотря на свой дикий наряд из розовой ткани и страз, казалась более настоящей. В отличии от многих, кого я встречал в этом мире.

— Когда рождается ребенок с темным даром, он похож на остальных детей, которые владеют светлой силой. Он не выбирает свою судьбу. Малыш растет в таких же условиях, как и все остальные. Никто не учит его быть особенным. Если в него вложить сострадание, доброту и заботу, то ведьмак станет достойным человеком. Пусть и темным. А если же растить ребенка, вкладывая в него высокомерие, самовлюбленность и презрение к окружающим, то выйдет из такого, даже светлого ведьмака, засранец. И даже самый светлейший аристократ, если он засранец, способен превратиться в темного. Но это будет уже его выбор. Собственный. Не подаренный судьбой.

— И многие ведьмаки в Империи становились темными по своей воле? — осторожно осведомился я.

— Очень правильный вопрос, юноша, — довольно кивнула женщина. — И в то же время опасный. Постарайтесь нигде не спрашивать о таком. Никто не признается в том, что его сила сменила оттенок. Не покажет этого окружающим. Ни один ведьмак в здравом уме не проявит себя темным, если не родился таковым. Потому как если он таким стал, то значит очернил свою душу, сделал что-то недостойное.

— Ясно.

— Быть может, такие потемневшие даже завидуют тебе, Миша. Ведь ты можешь открыто говорить о цвете своей силы. И не стыдишься ее. Ты с гордостью разворачиваешь за своей спиной прекрасные черные крылья, — собеседница неожиданно тоскливо вздохнула и посмотрела на меня искоса. — А они просто для красоты или ты летать можешь?

— Не пробовал, — смущенно признался я.

— Как так? — удивилась Иванна.

— Они только недавно появились. И как-то случая не было…

— Обязательно попробуй, — посоветовала женщина. — Ведь будет ужасно обидно, если ты лет через двести поймешь, что все это время мог летать, но не делал этого потому, что боялся пробовать. А столько лет спустя уже будет незачем.

— Почему же незачем? — я улыбнулся.

— Потому что колени болят, Мишенька. И когда приземляешься, им приходится несладко.

Иванна хрипло засмеялась и показалась куда моложе своих вероятных двухсот лет. Ее панама съехала набок, освободив седые пряди. Женщина стянула головной убор и запихнула его в карман ветровки.

— Так что рожденный темным, по сути, ничем не отличается от обычного светлого, верно? — спросил я.

— Кроме того, что никто не сможет понять, что ты определился с выбором пути и внезапно стал мразью. Но и доказать, что ты идешь путем света тоже не сможешь.

— Словам верить нельзя, — философски заметил я. — Надо смотреть на поступки.

— Ты очень молод, Миша. — усмехнулась женщина. — Но наверняка успел понять, что многие поступки совершают для вида. А самые важные дела делают в темноте, чтобы никто не видел. Или ты считаешь, что все благодетели сплошь святые?

— Не считаю, конечно.

— Вот взять к примеру твоего незабвенного дядюшку, — беспечно продолжила Иванна.

Я сбился с шага, и она осуждающе покачала головой.

— Я думала, что это ты меня провожаешь, а выходит наоборот.

— Извините, я не привык к упоминаниям моего родича.