Олигарх 4 (СИ) - Шерр Михаил. Страница 3

После праздничного обеда была намечена общая прогулка по нашему имению, которое к этому дню было нарядно украшено. Но перед тем как всем встать из-за стола, Анна Андреевна попросила тишины и общего внимания.

Все взоры устремились на сестру, она немного покраснела и сделала жест в сторону Германа.

Он резко встал из-за стола и медленно и торжественно направился ко мне.

С наступившей тишине громко раздавались его шаги и мне показалось даже биение его сердца.

Зачем Герман идет ко мне было понятно, я встал, вышел из-за стола и посмотрел на напрягшихся за столом Соню, Бакатиных, Анисью с мужем и Николая с Вероникой. Они меня поняли без слов, все поднялись и встали у меня за спиной.

Подождав несколько минут, пока опять наступила тишина я посмотрел на Германа. Он два раза хлопнул своими глазами и громко сказал:

— Ваша светлость, Алексей Андреевич. Имею честь просить руки вашей сестры княжны Татьяны Андреевны, — Голос его прервался и он склонился в глубоком поклоне.

Я повернулся а Анисье, по-любому она Татьянина мать и я не в праве решать один. По щекам женщины текли слезы, она кивнула и тихо выдавила из себя:

— Да, ваша светлость, я согласна.

Герман две недели назад принял православное крещение и никаких препятствий к их браку я не видел.

— Татьяна Андреевна, — обратился я к сестре, — ваше слово?

Татьяна подскочила и тоже громко ответила:

— Да.

Я сделал приглашающий жест и когда она подошла, взял её руку и вложил в руку Германа.

— Как глава семьи и старший брат даю вам своё согласие на брак и благословляю, — я повернулся к стоящим за спиной и улыбнувшись продолжил.

— В нашей семье сложилась традиция жениться и выходить замуж в моё отсутствие и получается, что моё отсутствие на этой церемонии является залогом семейного счастья. Поэтому если вы это тоже сделаете. я не обижусь. Будьте счастливы.

Вечером, когда мы сели за стол, я по внешнему виду Анны и Вероники понял, что у них состоялись решительные разговоры с мужьями и мне были понятны вынесенные вердикты. Согласия конечно получены, но Вероника скорее всего тоже пойдет с мужем, если только позволят семейные обстоятельства, она опять беременна и будущий ребенок должен немного подрасти.

Наши дети что-то поняли и были как никогда тихими, а Андрюша перед сном расплакался и долго целовал свою мамочку. В какой-то момент я даже подумал, что Соня передумает и останется дома с детьми.

Из дома мы выехали около полуночи, только до Ямбурга ехать больше сотни верст.

Ехали мы через Красное Село на Кипень, а затем на Ямбург. Впереди кареты ехали конные, они освещали дорогу и за час получалось вполне прилично, около десяти верст.

Кавалькаду сопровождения возглавлял естественно Иван Васильевич, он накануне вернулся от своих дочерей и вступил полностью в свои права начальника нашей службы безопасности.

Анри замыкал кавалькаду, в Петр был на запятках княжеской кареты. Николай с Вероникой ехали отдельно в самой комфортабельной карете, я стремился всем нашим беременным женщинам создавать максимум бытовых удобств и когда видел непорядок в этом деле где-нибудь в имении, то виновным спуска не было.

Всем женщинам я приказал на роды приглашать акушерок и в наших больничках в имениях были для рожениц отдельные палаты. Труд беременных и матерей младенцев я запретил, а всем родителям на рождение детей от светлейшего князя делались подарки.

Со все времена были женщины, рожающие без мужей и сейчас их судьба очень печальная. Зачастую их травят так, что несчастные лезут в петлю.

Мне конечно подобное не нравилось, но травлю этих женщин, а тем более их детей, я жестко пресекал. Им всем давался шанс изменить свою жизнь и подняться из той пропасти в которую они упали, в имениях было достаточно занятий для женщин, а для маленьких детей были организованы ясли и садики, куда наши крестьяне с удовольствием отдавали своих детей.

Бурмистрам я приказал смотреть, чтобы детей дошколят оставляли на попечение взрослых или братьев и сестер старше четырнадцати. Первое время были нарушители и мне пришлось даже проявить жесткость, дважды за это дело я выписал вразумление плетями.

Почти все мои братья по эксплуататорскому дворянскому классу осуждали чудачества светлейшего князя, но зашкаливающие доходы с моих имений закрывали все рты. Мои крестьяне не шлялись по России я поисках заработка, а сыто жили дома, работая на меня. И во всех окрестностей крестьяне охотно нанимались к нам, в Усть-Луге работали и нарвские и ямбургские. Были даже и работяги из Питера. Я уже не говорю про людей благородных профессий, например учителей.

В этом была прямейшая зависимость с моим доходами. Забота о своих крестьянах и работающих на меня в конечном итоге увеличивала мои поступления от имений и что было очень важно, позволяло мне жить в ладах со своей совестью.

Порядки в имениях потрясли кстати Веронику, она поначалу с осторожностью относилась ко мне, князь-крепостник был ей не понятен. Но увиденное повергло её в шок, подобное ей даже не приходило в голову.

Моя забота материнстве и детстве быстро дала просто потрясающий результат: материнская и женская смертность в целом резко снизились, а детская просто ушла в крутое пике.

В Ямбурге мы были на рассвете, а к десяти в Усть-Луге.

Сразу же начался молебен. Кроме наших священников, приходских и корабельных, приехало все ямбургское и нарвское благочиния, пришли все наши мужики, были наши соседи и мужики с окрестных имений и куча народу с Нарвы и Ямбурга.

Такого стечения народа я не ожидал, а вот наш бурмистр оказался молодцом, он все великолепно организовал и не только размещение гостей но организовал еще и угощения, резонно решив, что на этом можно заработать.

Молебен превзошел все мои ожидания, особенно мощь голоса нашего Владыки, который просто гремел над тысячами собравшихся.

В двенадцать часов началась посадка переселенцев на корабли, многие их них на молебен сошли на берег.

Посадка казаков потрясла меня до глубины души. Взять лошадей мы естественно не могли и здоровые взрослые мужики начали прощаться со своими скакунами. Такого количества мужских слез я в жизни не видел. Рыдать они конечно не рыдали, но слезы в глазах стояли у многих.

Половина казаков слезно просили оставить своих лошадей в наших имениях, а остальные, в основном донцы, просили отправить лошадей на Тихий Дон. Естественно я приказал просьбы казаков выполнить, тем более что это будет контролировать полковник Ерофеев. Он кстати тоже уронил слезу и все прощание казаков с лошадьми нервно похлопывал по шеи своего молодого жеребца.

Глядя на прощание казаков со своими лошадьми, я подумал, что надо на мызе сделать упор еще и на племенное коневодство и тут же сказал об этом бурмистру Василию.

В три часа дня я приказал провести поверку экипажей и пассажиров и в четыре часа дня мы начали отходить от причалов.

Николай отходил последним, Вероника до последнего момента была с ним. Глядя на брата с женой, Соня уронила слезу, ей это было знакомо — провожать мужа за моря в беременном состоянии.

Глядя на Веронику, я подумал, что такие женщины были во все времена и им на самом деле надо поставить огромное множество памятников. Все таки мужики наверное никогда не смогут понять женщину, провожающую любимого мужа в неизвестность.

Последними от причала отвалили на шлюпке мы: Владыка Анатолий, Соня и я. Бурмистр Василий успел мне доложить, что все гости благополучно разъехались и бюджет мызы существенно пополнился.

Владыка Анатолий ни разу не ходил в море, но был спокоен.

Первым по праву шел «Геркулес», мы на «Дежневе» шли в середине, Николай на своем «Американце» шел последним. Он шел не капитаном корабля, а на правах адмирала эскадры.

Кильватерная колонна наших пароходов производила впечатление и меня даже наполнило чувство гордости, всё таки это дело моих рук. «Челюскин» проводил нас до Либавы, а затем развернулся и пошел домой, а мы взяли курс на Данию.