Любовь через запятую (СИ) - Карпинская Настасья. Страница 15
– Я растоплю печь, прохладно, – произнес сдержанно, уводя разговор в сторону, хотя я ожидала привычного взрыва.
Нарезав бутерброды, решила накрошить салат из свежих овощей, больше для того, чтобы чем-то себя занять, нежели из-за чувства голода. Потому что злость на него уже не спасала, в душе и голове хаос, тяжело находиться с ним в одном пространстве, внутренняя дрожь изводила, а мысли предательски путались. Домик был небольшим, всего две комнаты в одной была кухня она же прихожая и в другой спальня. Раньше тут была печь из кирпича, которая съедала много пространства, Егор ее разобрал и установил более современную железную довольно компактную. Франц как-то очень быстро справился с ее растопкой. Поленья приятно затрещали, привнося в напряженную атмосферу немного уюта.
– Помочь? – Ромка остановился у стола, наблюдая, как я нарезаю огурцы.
– Можешь помыть и порезать помидоры, – пусть лучше чем-то будет занят, чем просто сидит и пялится мне в спину. Но кухня была маленькой для нас двоих, я постоянно натыкалась взглядом на его руки, плечи, и уворачивалась, избегая даже мимолетных прикосновений. Отмечая при этом как он изменился, заматерел, и движения, они стали более плавными ,наполненные внутренней уверенностью.
– Егор, еще грядки садить не начал? – улыбаясь, произнес Франц, пытаясь завести разговор, ибо тишина давила.
– Нет, но мама вроде посеяла ему немного зелени и редис. Для соусов к шашлыку и так погрызть.
Наконец, закончив с салатом и согрев чай, сели за поздний ужин. Уткнувшись в телефон, старалась не смотреть на Франца расслабленно жующего салат с бутербродами и что-то печатавшего в телефоне.
– С кем Варвара? – спросила, устав листать ленту в соцсетях и допивая свой чай, поднялась из-за стола.
– С Тимохой.
Пока я переодевалась в футболку и шорты Егора, это все, что я нашла подходящего в шкафу и стелила постели, Франц вымыл под умывальником посуду и подложив еще палений в печь, улегся на кресло-кровать. Потушив свет, скользнула под одеяло, стараясь устроиться удобно на старом диване.
Тишина разбавлялась лишь звуком старого работающего холодильника на кухне. Я ворочалась, смотря на плафон люстры, едва различимый в темноте и сходила с ума. Его присутствие почти физически душило, давило, сжигало.
– Он все также скрипит? – бархат его голоса отозвался усиливающейся внутренней дрожью, вопрос, всколыхнувший волну воспоминаний. Он тоже это помнит. Жаркий июль, запах цветущих трав, ночь на Ивана Купала и мы, наплескавшиеся на местной речке, довольные, влюбленные и этот скрипучий диван, который издавал душераздирающие звуки при каждом нашем движении.
Я лежала, смотрела в темноту комнаты и не могла сдержать улыбки. В груди предательски щемило.
– Ты сейчас улыбаешься, – произнес почти шепотом.
– Ты не можешь меня видеть.
– Я чувствую.
Шорох постели и он поднялся.
– Не надо, – произнесла, садясь, уже предугадывая, что может произойти в следующий момент. Но мой протест уже был подавлен его губами, обрушившимися на мои. Моментально огонь в вены, разносясь атомами по телу. До дрожи в кончиках пальцев, до задержки дыхания. Прикосновения рук по спине обжигало, заставляя срываться попытке вдохнуть глубже. Уперлась ладонями в его плечи в провальной попытке оттолкнуть. Отстранился на мгновение, но лишь затем, чтобы поднести мое запястье к своим губам.
– Ром, не надо, – собственный голос показался чужим, слишком просящим, мягким, уступающим. Он не ответил, лишь дорожка поцелуев по моей руке и снова притянул ближе, чтоб мягким поцелуем по губам, уже без напора, без давления, понимая, что уступаю. И внутренняя дрожь стала сильней, смешивая прошлое и настоящие, обнажая тоску, что душила меня все эти годы, которую я затолкала в самый дальний угол своей души. Где-то на подкорке неистово билась мысль, что нельзя, что надо пресечь, оттолкнуть, что снова будет больно. Но тоска и голод именно по нему были сильнее доводов разума. Его губы по моей шее и дорожкой поцелуев по плечу, множа жар, распускающийся под кожей. И я, зарывшись носом в его плечо, втягивая его запах, смешанный с нотками парфюма, скользнула руками под его футболку. И мир сузился, остановился, вместился в одного-единственного человека. Отрывались друг от друга лишь, чтоб избавится от одежды. Его руки скользнули по моей спине, нежно, с нажимом, опуская меня на диван и стягивая с меня белье. Губы по губам и вниз по шее к груди, заставляя желание, пульсирующее в венах горячей тяжестью, осесть внизу живота блокирующую любую рациональность, которая могла еще возникнуть в моей голове. Обхватила его ногами, притягивая к себе сильней, пьянея от тепла и ощущения его тела. Снова ловя его губы. Ночь сорвала маски, обнажая не только тела, но и души.
Рвано выдохнули оба, и стон слетел с моих губ, когда он двинулся вперед, наполняя собой. Замерли, чтобы хоть немного сошло, иначе разнесет сразу, мгновения, показавшиеся вечностью, и он двинулся снова, заставляя вспениться кровь, а разум окончательно утонуть. Руки, губы, прикосновения и нарастающий ритм. Изменил позу, забросив мои ноги себе на плечи и войдя в меня, провел языком по моей лодыжке. Это как удар хлыста по нутру, уже сгорающему в огне. Меня выгнуло, грохот крови в ушах и пальцами в простыни. Разнесло в момент. Слишком быстро и сильно, подводя к краю и сбрасывая вниз, прошивая каждую клетку тела насквозь, накрыло волной, вырывая стоны из моей груди. Тряхануло, сводя мышцы сладкими спазмами, туманя остатки разума стирая находящуюся вокруг нас реальность. Он выскальзывает из меня, и сквозь пелену оргазма доносится его порванный выдох. Опускает мои ноги. Рваное дыхание двоих, тепло его губ по нежной коже живота, остаточное подрагивание тел, и учащённый ритм сердца почти в унисон. Опустился на меня, осторожно и свешивая руку, согнутую в локте с дивана. До меня только в этот момент дошло, что без резинки. Хорошо, что я на таблетках.
– Чист? – тупой вопрос с учетом уже случившегося.
– Конечно. Иначе бы вообще не притронулся, – опаляя дыханием мою щеку и проходясь кончиком языка по ушной раковине. И я уткнулась в его плечо и, не открывая глаз, дышала. Сбито, часто, но впервые так полно за последние пять лет. Разрешая себе сорвать рамки, разрешая сделать вдох.
После пока он плескался на улице в холодной дождевой воде, собравшейся в бочках, я вскипятив в чайнике воду и прихватив полотенце, пошла в баню, пусть не топленую, но хоть в тазике вода теплая будет. Гигиена в полевых условиях.
Когда я вернулась, он сидел на диване, притянув ближе, сбросил с меня полотенце, касаясь губами живота.
– Франц, давай, мы просто… – договорить он мне не дал.
– А давай, ты голову пеплом завтра посыпать будешь, раз тебе так хочется, а сейчас мы просто ляжем спать, – усмехнулась, понимая, что ему как и мне хочется насладиться хрупким перемирием хотя бы оставшиеся часы до утра. И уложив меня, рядом прижал к себе, оставляя короткий поцелуй на плече, зарываясь носом в мои растрепавшиеся волосы.
Проснулась одна. Подушка еще хранила его запах. Прикрыла ладошками лицо, тихо застонав. Идиотка какая же я идиотка. Натянув футболку и шорты Егора, пошла на кухню, его одежды не было. Ну а чего ты ожидала? Совместного завтрака политым сахарным сиропом и радужных пони, скачущих над вами и раскидывающих лепестки роз? Дура. Щелкнула кнопкой на чайнике и, достав чашку, бросила в нее пакетик с чаем. Замечая на столе листок, на котором что-то было написано размашистым почерком Франца. «Мне нужно было срочно уехать. Прости. Не хотел тебя будить» Будить он не хотел. Мудак.
Глава 18
Дорога домой, минуя улицы, где обычно дежурили патрульные машины, не то чтобы боялась, просто мне и так сложностей хватает в жизни. Остановилась лишь у небольшого магазинчика в спальном районе, чтобы купить сигареты. Курить хотелось с утра до ужаса, и, как назло, пачка была пуста. Выйдя из магазина, закурила, очередной раз, мысленно матеря мудака, Ковалева, ибо снова увидела баланс своей банковской карты.