Повешенный. Том II (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 37
— Лен, я вот думаю: а что если нам заехать по дороге в твое имение? Заодно и всех ваших родственников разгоним к чертовой матери. Ну, чего откладывать?
— А удобно? Вдруг Бекетовым твое самоуправство не понравится?
— Почему это? — удивляюсь я — Ты теперь тоже Бекетова. А как в Кострому приедем, еще и документы на удочерение детей подам. Имущество теперь по праву твое, а значит, и мое тоже. Здесь ведь на этот счет законы простые: отец семейства — царь и бог.
— Никитин, как же мне с тобой повезло…! — сонно вздыхает любимая жена, прижимаясь покрепче.
— А уж, как мне с тобой! Ладно, давай спать, Ленок, а утром я сам поговорю с Александром Ивановичем…
— … Константин, ты уверен, что это нужно сделать именно сегодня? — нахмурился Бекетов, выслушав утром мою просьбу — Что за необходимость такая? Разве нельзя сюда через пару недель вернуться? Признаюсь, у меня от твоей прыти уже волосы дыбом встают.
— Привыкайте, дядюшка. Я же резвак, живу на скорости. А свое охраняю как дракон.
Увидев скепсис на лице дядюшки, тяжело вздыхаю и пускаюсь в объяснение своей жесткой позиции по отношению к Олениным:
— Поймите, дело даже не в деньгах, и не в имении, которое они пытались прибрать к рукам, отобрав у вдовы и детей. Они ведь надумали Милену еще и душевнобольной признать. Догадываетесь, куда бы ее упекли? А что бы с девочками потом стало — в сиротский приют? И вы предлагаете мне закрыть на это глаза? Простить и забыть? А как же ваши слова о том, что род и семья для Бекетовых превыше всего?
Последние мои слова, конечно, были запрещенным приемом, но как мне еще до дядюшки достучаться? Граф должен с первого дня считать Лену и девочек полноценной частью своей семьи. Иначе нам с ним не по пути.
— Ладно — поднимаю я руки, делая вид, что отступил — Тогда выгружайте мои вещи, я остаюсь здесь. Поеду один сражаться с этими мерзавцами, а до Костромы мы потом доберемся на наемной карете. Правда, еще и с охраной придется что-то решать.
— Хорошо… — сдается Бекетов. Прямо вижу, как он пересилил себя! — Но позволь дать тебе совет. Все должно быть сделано по закону и в присутствии представителя власти. Чтобы потом никто не мог оклеветать тебя, понимаешь? А раз понимаешь, то скорее иди в Управу и договорись со Шкуриным, чтобы он поехал с нами. Иначе толку там не будет, не станешь же ты выкидывать чужие вещи из окна?
— Да, я бы и их самих из окна повыкидывал за то, что они с Миленой собирались сделать.
— Это тебе дворяне, Костя, а не холопы! Тут же загремишь под суд. Потому что все твои обвинения недоказуемы, зато рукоприкладство подтвердит куча свидетелей. Привыкай решать дело по закону, а не брать нахрапом. Знаешь, когда спешка нужна?
— При ловле блох? — улыбаюсь я.
— Вот именно. С гуркхом своим поговорил?
— Еще вчера. Он все же решил ехать с нами и наняться в мою охрану.
— Значит, письменный договор о его найме нужно потом составить. Парень — иностранец, ему лишний документ не помешает.
— Согласен. Спасибо вам за совет, пойду поговорю с приставом…
Предупредив жену, что отойду на полчаса в управу, спускаюсь вниз. И прямо на крыльце сталкиваюсь со Шкуриным, которого сопровождают двое подчиненных. Прекрасно! Даже и идти никуда не пришлось. Вот только суровое выражение его лица мне как-то сразу не понравилось
— Константин Михайлович? Я сугубо по делу. К нам в управу поступил донос на вас…
Глава 15
— Донос…?
Я пытаюсь держать лицо, но внутри все сжалось от тревоги. Не за себя. За девочек и Лену. За Бекетовых, у которых теперь будут крупные неприятности. И за Алексея Романова, которого подвел. Так, отставить панику…! Вырваться я в любом случае смогу, эта троица служивых для меня не преграда. Но сначала нужно хотя бы понять, где я прокололся.
— Василий Семенович,…донос — это, конечно, прекрасно. Но в чем меня хоть обвиняют? И кто?
— Донос не подписан, но основания для него есть, мы уже проверили! — хмурится Шкурин — А обвиняют вас в том, что вы силой удерживаете чужого слугу. Иностранца.
О, боже…! Перевожу дыхание и не могу сдержать улыбку облегчения. Но вовремя беру себя в руки — не стоит нервировать пристава своим радостным оскалом.
— Понятно. Ну, что: пойдемте тогда, спросим самого потерпевшего? Он позавчера пришел в себя и уже может разговаривать. Хотя… — задумываюсь я — индус же по-русски не слова не понимает, как вы с ним говорить будете? Подозреваю, что и галлийского раненный тоже не знает. У вас в управе кто-нибудь говорит на английском?
— Откуда… — морщится Шкурин — Мы Пажеского корпуса не кончали. А вы?
— Я-то язык знаю. Но как вы поймете, что я перевожу правильно и не обманываю вас?
Пока Шкурин размышляет над моим каверзным вопросом и смущенно переглядывается с подчиненными, я быстро прогоняю в памяти обстоятельства нашего знакомства с гуркхом. Нет, с этой стороны, все как раз в полном порядке — меня он увидел только в Вологде, когда пришел в себя в первый раз. Слуги Бекетовым предупреждены, проговориться о моем участии в битве с бандитами они вроде бы не должны. Так, нужно срочно подключать Александра Ивановича!
— Василий Семенович, а давайте вы для начала документы этого иностранца посмотрите? Раненый-то никуда не денется.
— Бумаги у вас в номере?
— Нет, у дядюшки. Это же он его в лесу подобрал. А я сам индуса только в Вологде увидел, когда уже встретился с любимыми родственниками.
— Ваше Благородие, кажись регистратор Крынкин из губернаторской канцелярии немного разумеет по-англицки — вспоминает вдруг один из полицейских — третьего дня сам слышал, как он, выпимши, хвалился в трактире секретарю Ершову.
— Так что ж ты молчал, болван! Бегом за ним, и скажи, что дело не терпит отлагательств.
Проводив глазами подчиненного, пристав повеселел и бодро развернулся ко мне
— Что ж, Константин Михайлович, пока ждем регистратора, начнем пожалуй с документов.
…Если Бекетов и удивился нашему приходу, то вида не подал. Выслушал Шкурина и, молча, достал документы гуркха. Пока пристав внимательно изучал Путевой вид Рамы, Александр Иванович задумчиво глядел окно.
— Кому же ты так дорогу перешел, племянник, если на тебя, аж донос написали?
— Известно кому. Милену припугнуть не удалось, так решил мне мелкую пакость устроить. Просто соглядатай что-то подслушал под дверью, а что именно понять ума не хватило.
— И что же он услышал, если не секрет? — поднимает на меня глаза Шкурин.
— Да, какой секрет? Я предложил индусу поехать с нами и наняться охранником в нашу семью.
— Вот так, незнакомого человека, иностранца, сразу в дом брать⁈ Не боитесь?
— Нет, не боюсь. Понимаете, это редкая удача нанять гуркха охранником. Слава о них идет по всей Европе, потому что охрана — ремесло их племени. Прирожденные воины, они кристально честны и преданны своим хозяевам. Если бы не тяжелое ранение, этот гуркх тоже защищал бы своего хозяина, пока сам не погиб.
— Удивительные вещи вы рассказываете, Константин Михайлович! — пристав покачал головой — но откуда вы знали, что он этот, как его… гурх?
— Гуркх — поправил Шкурина — и сначала я, конечно, не знал, кого тетушка с дядей привезли в карете. А потом заглянул в его подорожный документ, а там русским языком написано: «выданного в Дели апреля 15 дня 1825 года за № 178, подданному царства Горкха, воину по имени Рама Джириш.»
— Ясно…
Шкурин уже понял, что донос оказался чистой воды поклепом, но как примерный служака решил довести дело до конца и лично убедиться, что Рама дал свое согласие добровольно. А тут и чиновник из канцелярии примчался. Увидел нас с Александром Ивановичем и склонился в почтительном поклоне. Видимо знал, что мы недавно всей семьей обедали у Брусиловых.
— Ваши Сиятельства! Ваше Благородие! — угодливо заулыбался Крынкин — Чем могу быть полезен?
— Иван Осипович, я слышал, ты понимаешь по-англицки? Мне нужно допросить одного иностранца.